Приключения Майкрофта Холмса (Братство Майкрофта Холмса) - Фосетт Куинн. Страница 59

– Как этот трусливый мерзавец смеет так задерживать нас? – разбушевался Макмиллан, в пятый раз в течение часа взглянув на часы. От скуки он выпил куда больше бренди, чем позволяло благоразумие, и стал сварливым. Он поминутно протирал запотевшее стекло, но открывавшиеся смутные пейзажи не доставляли ему удовольствия. – Мы опоздаем на пересадку в Льеж, и что нам тогда делать?

– Машинист должен думать о безопасности пассажиров, – огрызнулся я куда резче, чем это подобало слуге.

– Не грубите, Джеффрис, – предупредил Макмиллан. – Не забывайте: я могу уволить вас, если ваше поведение мне не понравится. А такие замечания мне не нравятся. – Он откинулся на спинку дивана. – Хоть бы этот проклятый дождь прекратился. Мы смогли бы хоть отчасти наверстать опоздание.

– Конечно, могли бы, – подтвердил я самым льстивым тоном, на который только был способен. – Но в любом случае мы попадем в Мец не позже полуночи.

К этому моменту я понял, что тревога обострялась всякий раз, когда я прибавлял приставку «фон» к названию города, к которому мы стремились, и вспоминал о том, что эта местность непрерывно переходила от Франции к Германии и обратно в течение целого тысячелетия. Фон Метц был, несомненно, немцем, а местность, чье название он избрал в качестве своего имени, так же несомненно, являлась теперь частью Франции. Это обстоятельство лишало меня последних остатков спокойствия.

– Остается надеяться на это, – отозвался Макмиллан, успокоенный моим почтительным отношением.

Я разделял его беспокойство, вызванное нашим медлительным продвижением, но напомнил себе, что погода точно так же сказывается и на возможности передвижения наших преследователей. Исходя из этого, продолжал я свои неприятные размышления, они на самом деле не поджидали нас в засаде, а находились где-то позади и должны были волноваться точно так же, как и мы.

Мои опасения оказались пророческими. Около двух пополудни, когда мы пересекали несколько ручейков, превратившихся из-за дождя в бурные потоки, состав накренился, завизжали тормоза и тревожно завыл гудок. Раздался громкий металлический скрежет, в ответ ему послышались человеческие вопли, и первый вагон сошел с рельсов. Следующие два вагона, в том числе и тот, в котором ехали мы с Макмилланом, потянулись вслед за ним, тоже соскользнули с рельсов, словно схваченные внезапной судорогой, и легли на склон холма, мимо которого проезжал поезд.

Макмиллан, от души ругаясь, хватался за все подряд, пытаясь подняться на ноги.

– Сэр, – обратился я к нему, не двигаясь с места, – будьте осторожны. Мы не знаем, насколько устойчиво стоит вагон. – Конечно, я не верил, что, даже если он примется скакать, нам может стать хуже. Опасения у меня вызывали резкие звуки, которыми сопровождались эти передвижения. Они разносились по вагону, а находившиеся рядом с нами вооруженные охранники должны были в любых обстоятельствах защитить нас от опасности. Мне удалось уцелеть после нескольких нападений убийц, и теперь было бы крайне обидно пасть от пуль собственных телохранителей.

– Но… – запротестовал было Макмиллан, однако продолжение фразы потонуло в грохоте, похожем на взрыв, раздавшемся впереди.

Теперь уже я, опираясь на наклонную стену, торопливо добрался до распахнувшейся вагонной двери. В хорошую погоду спрыгнуть на землю было бы легко, но сейчас внизу была скользкая размокшая земля. Поэтому я, со всеми предосторожностями спустясь с подножки, все равно упал, но сразу же вскочил, стряхивая с рук землю и мелкий гравий. Дождь поливал немилосердно; он сразу же промочил меня до нитки, и остатки тепла, которые я пытался сохранить в себе с ночлега, моментально исчезли.

Ближе к голове поезда я увидел двоих проводников с помощниками. Они расхаживали вдоль сошедших с рельсов вагонов и о чем-то говорили, покачивая головами и оживленно жестикулируя. За моей спиной из вагонов, оставшихся на рельсах, начали понемногу выбираться пассажиры. Многие из них были расстроены, на некоторых лицах читалось отчаяние.

Теперь было ясно, что сегодня мы не попадем в Мец. Даже к полуночи. К этой удручающей мысли добавилась еще одна, столь же неприятная. Если следом за нами движется еще один поезд, его машинист может не заметить нас и не успеет вовремя затормозить. В этом случае произойдет настоящая катастрофа. Я подумал, что следует предупредить кого-нибудь об этом, но тут увидел, что один из проводников с фонарем поплелся в хвост поезда. Оставалось надеяться, что он отойдет на достаточно большое расстояние, чтобы предупреждение имело смысл. Двое помощников проводников, одетые в непромокаемые накидки, взяли фонари, ломы и полезли под колеса изучать повреждение.

Из одного из задних вагонов примчался маленький толстый человек. Он пробежал мимо меня, громко крича, что он врач и готов оказать помощь пострадавшим. В одной руке он держал большой кожаный саквояж, а другой придерживал на голове шляпу. Еще раз оглянувшись, я увидел, что все новые и новые люди покидали вагоны и оставались мокнуть под дождем.

Один из наших охранников, двигаясь с преувеличенной осторожностью, вылез из вагона.

– И что теперь, сэр?

– Вы спрашиваете меня? – громко откликнулся я. Если мне не изменяла память, его звали Дитрих. – А что сказал Макмиллан?

Охранник (Дитрих?) невесело рассмеялся.

– Он велел нам поставить паровоз на рельсы, исправить вагоны и ехать дальше.

– Ну конечно, – сказал я. Мне было все еще не понятно, почему он пришел за указаниями ко мне.

– Нам сказали, что в критическом положении следует советоваться с вами, – пояснил охранник, понизив голос. – А сейчас, похоже, оно наступило. Значит…

– Да, кажется, дело плохо, – медленно произнес я, гадая про себя, где и от кого охранники получили приказы. Врач, дошедший до паровоза, теперь торопливо шагал назад вдоль вагонов. Он остановился у багажного вагона, прицепленного перед нашим, и спросил, не пострадал ли кто-нибудь из сопровождавших багаж.

– Несколько синяков и царапин, – последовал беззаботный ответ. – А беда в том, что все перевернулось.

Врач подошел к вагону Макмиллана и взглянул на меня.

– Там есть кто-нибудь еще?

– Да, – ответил я. – Три телохранителя и шотландский дворянин.

Врач важно кивнул и заявил:

– Я должен посмотреть, в каком они состоянии. Вы, кажется, сами ранены, сэр?

– Два дня назад, – пояснил я и добавил: – Шотландец в отвратительном настроении. Мне показалось, что будет справедливо предостеречь доброго самаритянина.

– Постараюсь не забыть об этом, – ответил доктор. Он уже карабкался по наклонной лесенке, крепко держа в руке саквояж.

– Действительно, сэр, как вы умудрились так пораниться? – спросил охранник, когда врач скрылся в вагоне. – Несчастный случай или?..

Я не нашелся что сказать и лишь заметил:

– Да, знаете, и то и другое неприятно.

– Совершенно верно, – согласился он и встал около двери, в которую только что вошел врач.

Мы находились на западе от Сарбура, в местечке под названием Лендрские пруды. Здесь действительно было множество прудов, которые зимой превращались в болота. Следующей станцией был Бенестроф. До него было довольно далеко, по моим расчетам – добрых восемь миль. Сарбур находился еще на милю дальше в обратном направлении. В это время года, да еще и по такой погоде, мало кто решился бы отправиться в любой из этих городов, тем более что близился вечер.

Я подошел к кучке людей, собравшихся вокруг машиниста, который держался за голову дрожащими руками.

– Не могу понять, – говорил он, – впечатление такое, будто здесь произошел взрыв. Вода порой делает такие промоины, если накапливается за каким-нибудь препятствием, а затем вырывается на свободу, но… – он посмотрел на паровоз, беспомощно стоявший между рельсами, – я готов поклясться, что здесь был взрыв.

– Но кому могло понадобиться устраивать взрывы здесь, в такую погоду? – спросил по-французски с сильным голландским акцентом один из пассажиров.

– Не знаю. Хотя нас предупреждали о том, что это возможно, – ответил машинист; его удивленный голос дрожал, как у обиженного ребенка. – Кто-нибудь, наверно, скажет.