Человек с острова Льюис - Мэй Питер. Страница 14

Маршели бросила быстрый взгляд на Фина, отвернулась. «Она винит себя», — понял мужчина и ответил за нее:

— Он нуждается в профессиональном уходе, Фионлах. И физически, и морально.

Но юноша по-прежнему смотрел на Маршели:

— Ты долго ухаживала за матерью Артэра. А она даже не была твоей родственницей!

И двадцать лет недовольства выплеснулись на него:

— А, может, ты готов менять ему постель, когда он в нее наделает? И искать его, когда он потеряется? Уговаривать его поесть? И напоминать ему все, что он забудет?

Юноша ничего не ответил. Он едва заметно дернул плечами и продолжал есть.

— Тут есть одна сложность, Фионлах, — вмешался Фин. И удостоился в ответ короткого взгляда:

— Да?

— Несколько дней назад в торфяном болоте у Сиадера нашли тело. Это молодой мужчина, примерно твоего возраста. Тело пролежало в болоте с конца пятидесятых годов.

Вилка Фионлаха замерла на полпути между тарелкой и ртом.

— И что?

— Его убили.

Вилка вернулась в тарелку.

— А мы тут при чем?

— Погибший приходился родственником твоему деду. А значит, и тебе, и Маршели.

— Как можно было это выяснить? — нахмурился Фионлах.

— По ДНК.

Юноша удивленно посмотрел на мать. Потом на него снизошло понимание:

— Мы же сдавали пробы в прошлом году!

Женщина кивнула.

— Я так и знал! Их должны были уничтожить. Я подписывал бумагу о том, что не согласен на их хранение в базе данных.

— Все подписали такие бумаги. Как выяснилось, этого не сделал только твой дед. Возможно, он просто не понял.

— И его внесли в базу данных, как преступника?

— Если тебе нечего скрывать, чего бояться? — возразила Маршели.

— Мам, это вторжение в частную жизнь. Откуда мы знаем, кто получит доступ к этим данным? И что он с ними сделает?

— Это вполне весомый аргумент, — признал Фин. — Но сейчас проблема не в этом.

— А в чем?

— Кто был убитый и кем он приходится твоему деду.

Фионлах посмотрел на мать:

— Наверно, это какой-нибудь кузен.

Маршели покачала головой:

— Мы знаем, что у него нет родственников.

— Значит, есть кто-то, о ком ты не знаешь.

Она пожала плечами:

— Видимо, да.

— Ну ладно, этот парень — родственник дедушки. И что?

— С точки зрения полиции Тормод будет главным подозреваемым в убийстве, — объяснил Фин.

Над столом повисла напряженная тишина. Даже Маршели еще не слышала об этом.

— Это правда?

— Да, — кивнул Фин. — Когда с материка прибудет старший следователь и откроет дело, твой отец будет главным подозреваемым в списке из одного человека, — он глотнул еще пива. — Пора начать думать о том, кто же этот погибший.

Фионлах доел и отставил тарелку.

— Вот и займитесь этим. А мне надо думать о другом, — он взял с вешалки куртку и начал надевать ботинки, от которых по плитке пола разлетались куски подсохшей грязи.

— Ты куда? — Маршели беспокойно наморщила лоб.

— Мы с Донной встречаемся в клубе Кробоста.

— О! Отец решил отпустить ее на этот вечер? — голос женщины сочился сарказмом.

— Не начинай, мам.

— Если бы у нее была хоть капля инициативности, она сказала бы отцу, куда он может пойти. Я сто раз тебе говорила: вы можете жить здесь. И ты, и Донна, и малышка.

— Ты не знаешь, на что он способен! — Фионлах почти выплевывал слова.

— А я думаю, что знаю. Мы вместе росли, ты забыл?

Маршели снова исподтишка взглянула на Фина, отвела взгляд.

— Да, но тогда он еще не пришел к Богу! Мам, ты же знаешь, что происходит, когда к человеку приходит курам. С ним невозможно спорить. Зачем ему слушать тебя или меня, если с ним уже говорит Бог?

У Фина мороз пошел по коже. Ему показалось, что он слушает сам себя. С тех пор, как погибли его родители, жизнь Фина была постоянной борьбой между верой и гневом. Поверив в Бога, он мог только гневаться на Того, кто допустил ту давнюю аварию. Проще было не верить. И к верующим он относился без большой любви.

— Пора тебе уже поговорить с ним, — в голосе Маршели звучала усталость. Фин понял: она не верит, что Фионлах когда-нибудь решится выступить против Дональда Мюррэя.

Ее сын тоже услышал это — и принялся защищаться.

— И что я ему скажу? Какие у меня перспективы? Какое будущее я могу предложить его дочери и внучке? — Он пошел к двери, и его последние слова были едва слышны за шумом ветра:

— Отстань, наконец, от меня!

Маршели покраснела от смущения.

— Прости.

— Не извиняйся. Он просто мальчик, на которого слишком рано свалилась большая ответственность. Ему надо закончить школу, пойти в университет. Тогда у него будет будущее, которое он сможет предложить им.

Женщина покачала головой:

— Он этого не сделает. Слишком боится их потерять. Он хочет уйти из школы в конце года, найти работу. Хочет показать Дональду Мюррэю, что серьезно относится к своей семье.

— И потерять свой единственный шанс? Он же не хочет закончить жизнь, как Артэр.

В газах Маршели полыхнул гнев, но она промолчала.

— И еще одно, — быстро добавил Фин. — Дональд Мюррэй точно не будет уважать его за это.

Женщина начала убирать со стола.

— Как мило с твоей стороны приехать после стольких лет и рассказать, как нам надо жить.

Грязные тарелки опустились на стол возле мойки. Маршели оперлась на него руками, опустила голову.

— Я устала, Фин. Устала от всего. От Дональда Мюррэя и его святошества. От бесхребетности сына. Устала от самообмана: я решила учиться в расчете на будущее, а его может у меня и не быть, — она сделала глубокий вдох, снова выпрямилась. — А теперь еще и это!

Она повернулась к Фину, и он увидел: женщина держится из последних сил.

— Что мне делать с отцом?

Было бы так легко встать, обнять ее и сказать, что все будет хорошо. Но это был бы обман, бесполезное притворство. Поэтому Фин сказал:

— Садись и расскажи мне, что ты знаешь об отце.

Маршели тяжело оттолкнулась от стола, так же тяжело опустилась на стул. Ее лицо было усталым и напряженным, бледным в электрическом свете. Но в ней до сих пор видна была та девочка, которая понравилась Фину столько лет назад. Девочка со светлыми хвостиками, которая с первого дня школьных занятий сидела рядом с ним. Она предложила переводить для него, потому что по какой-то необъяснимой для него причине Фин пришел в школу, говоря только на гэльском языке. Он потянулся через стол и убрал волосы с ее синих глаз. Она подняла руку и прикоснулась к его руке — только на миг. Это было просто воспоминание о том, что когда-то было между ними. Она сразу вернула руку на стол.

— Отец приехал с острова Харрис, когда ему еще не было двадцати. Лет в восемнадцать или девятнадцать. Он получил место работника на ферме Мелнес, — Маршели встала, взяла полупустую бутылку красного вина и налила себе. Фин от выпивки отказался. — Уже после этого он встретил мою мать. Ее отец был смотрителем маяка на мысе Батт — там они и жили. Каждый вечер после работы отец приходил к маяку, чтобы ее увидеть. Хоть на несколько минут, в любую погоду! Он каждый день проходил четыре с половиной мили. Наверное, это была любовь.

— Наверное, — улыбнулся Фин.

— Они ходили на все танцы в клубе, на все фермерские праздники. И вот они встречались уже четыре года, когда в Мелнес умер фермер, и ферму решили сдать в аренду. Отец подал заявление, и его согласились одобрить — при условии, что он женится.

— Какое романтичное предложение!

Маршели улыбнулась, несмотря на усталость.

— Я думаю, мама обрадовалась, что отец наконец-то попросил ее выйти за него. Отец Дональда Мюррэя поженил их в Церкви Кробоста. А дальше они бог знает сколько лет прожили, работая на ферме и воспитывая нас с сестрой. За всю мою жизнь я не помню случая, чтобы отец покинул остров. Вот и все, что я знаю.

Фин наконец прикончил свое пиво.

— Завтра мы поедем поговорим с твоей матерью. Она наверняка знает гораздо больше, чем ты.