Спин (ЛП) - Рэйсс К. Д.. Страница 18

— Хочешь самбуку? — спросил он.

— Да.

Он потянулся назад, схватил бутылку из стоявших в линию, и отвинтил крышку.

— В Неаполе мужчины пьют экспрессо из маленьких чашек, как мизинец, это показывает их утонченность. Однако они стали пить, как американцы, после того как пробыли здесь достаточно долго, — он налил немного самбуки в наши чашки.

— Как пьют женщины?

— Быстро, пока дети не начинают тянуть их за юбки.

Я потягивала напиток. Его вкус был хороший, густой и насыщенный. Я смаковала.

— Итак, есть фотография нас в газете, и давай не будем шутить друг с другом, — сказал он. — На ней видно, что у нас интимные отношения.

— Да, видно.

— Рядом — фото тебя и его за ужином, — он поднял свою чашку.

Я последовала его примеру.

— Да.

— И он примчался к тебе в офис, сколько часов спустя? Один? Полчаса? Или мы пересчитаем в минутах?

Мы смотрели друг на друга через наши чашки.

— Я не думаю, что это имеет значение, — я подула на черную жидкость, рябь высвободила запах самбуки.

Он ухмыльнулся.

— Может быть, не имеет. Что понадобилось ему говорить тебе целых шестьдесят минут?

— Что ты управляешь криминальной империей.

Он ничего не сказал поначалу, просто приложил чашку к губам и залпом выпил, держа мизинец вниз, а кофейную чашку зажатым кулаком.

— От этих слов, я очень впечатлен собой, — он поставил чашку на блюдце. — И гораздо меньше им. Я, пожалуй, должен проголосовать за Драммонда.

— После того, как он ушел, я знала, что искать, и я нашла. Ты проходил по расследованию дел, связанных со всеми видами мошенничества. Страхование. Недвижимость. И ты не хочешь отвечать на вопросы, что я должна думать?

— Это твой вопрос? — спросил он. — Что ты должна думать? У меня есть один ответ.

— Это не актуальный вопрос. Я знаю, что ты не был ни в чем осужден, и знаю, что у нас был просто случайный секс.

— Он не был случайным.

— Мы не берем на себя никаких обязательств друг перед другом. И это прекрасно. Но я не сплю с незнакомцами. Если ты собираешься и дальше быть чужим, то я не буду делать это снова.

Он закрыл глаза и повернул голову налево, потом направо, как бы растягиваясь для боксерского поединка.

— У меня есть история, и она последовала за мной сюда.

Я села обратно.

— Говори.

— Долгое время я не знал о существовании своего отца. Моя мать отгоняла саму идею о нем. Послушать ее, так она сделала меня сама, из ничего. Я не знал, есть ли он вообще, пока мне не исполнилось одиннадцать. У меня был некоторый бизнес, и он был одним из людей, который вошел в этот бизнес.

— В одиннадцать? Какой бизнес у тебя был в этом возрасте?

— Там другой мир. Вещи должны быть предметом заботы. Если мусор вовремя не вывозился, ты шел к Бенито Ракосси. Если мальчик-курьер воровал у твоей матери, ты шел к Ракосси. Моя мама редко покидала квартиру, и моя сестра... Ну, я бы никогда не послал ее к такому мужчине. Но как только я встретил его, я увидел это, — он обвел свое лицо. — Как будто я смотрелся в зеркало, но только старше.

— Он был твоим отцом?

— Он этого не отрицал. Взял меня под свое крыло. Дал мне работу. Легальную работу. Дал все, что у него было, чтобы держать меня подальше от неприятностей. Моя мать? Это чуть не убило ее. Она не хотела для меня такой жизни. Она никогда не верила, что я не сделаю ничего противозаконного. Не верила и полиция. Не верил и Интерпол. Не верил и Даниэль Брауэр, который превратит мою жизнь в ад, если станет мэром. Но Бог свидетель, каждый бизнес, которым я управляю, работает, потому что я наблюдал, как управлял мой отец, но я никогда не имитировал то, что делал он. Я скажу тебе это один раз, и клянусь, я опровергну каждое обвинение в мой адрес, и я отобьюсь от всего, что они мне навешивают, потому что я чист.

— Я верю тебе.

— Не ставь меня в положение, когда я должен защищаться против этого снова.

Он был так решителен, так суров, так утвердителен. Я встала.

— Если мои вопросы превращают тебя в задницу, то я буду обязательно делать только декларативные заявления, но бесконечно малый шанс, что я когда-либо увижу тебя снова. Спасибо за кофе.

Я развернулась на каблуках и вышла из кухни, попав в комнату, через которую я не проходила. Потом я нашла другую, со сломанной каменной лестницей. Я не чувствовала его, следующим за мной до тех пор, пока через секунду он схватил меня и толкнул в сторону окна.

— Отпусти меня.

— Нет.

Я вцепилась ногтями в его руки, нежно ласкающими кожу под моей рубашкой. Без прелюдии или колебаний он спустил вниз мой бюстгальтер, высвобождая мою грудь. Поток возбуждения во мне стал болезненным.

— Стоп, — сказала я, стараясь оторвать его руки от себя.

— В следующий раз твое «стоп» будет последним, — он поставил мои руки по обе стороны окна. Камень был холодным, а давление его на мою спину было тяжелее, чем стена.

— Что ты хочешь сказать?

Он переместился за мной, очевидно, вынимая свой член. Я услышала звук разрывания обертки презерватива. Он надевает презерватив снова? Боже, я надеялась на это.

Я хотела сказать стоп. Нет. Не хотела. Я нуждалась в нем, чтобы облегчить боль, и я знала, что он пошлет подальше все мои следующие возражения.

— Сделай это.

Он поддел пальцем мои трусики. Я увидела его отражение в окне, сломанное, изогнутое полосками стропил, глядящее на мою задницу. Он положил одну руку на мое горло, большой палец подвел за ухо, а другой рукой сдернул вниз мои трусики и тут же резко вошел пальцами, я была полностью мокрой.

— Я собираюсь трахнуть тебя чертовски жестко, — он сильнее сжал руки.

Антонио злился на меня, это слышалось в каждом звуке. Мне это не понравилось. Это не должно было меня заводить. Но, так как я стояла с выступающим задом, а мой бюстгальтер и рубашка были задраны, и моя грудь раскачивалась в такт, а его член находился у входа, я могла только задаваться вопросом, как сделать его еще злее.

— Ты бы лучше сделал это, чем говорил, — сказала я. — У меня нет времени на пустую болтовню.

— Ты этакая богатенькая маленькая принцесса, — он надавил на мою шею и подтянул мои бедра навстречу своим пальцам, которые вставил в меня.

— Да пошел ты, — прошептала я. — Ты никчемный уличный панк.

Я подумала, что он уберет свой член в штаны и уйдет. Вместо этого он всадил его в меня со звериной жесткостью. Я завопила не от боли, а от примитивного физического удовольствия, которое вытолкнуло из меня весь воздух.

— Тебе это нравится? — спросил он, вдалбливаясь с каждым словом. — Тебе. Нравится. Как. Никчемный. Уличный. Панк. Трахает. Тебя.

Правой рукой он стиснул мою грудь, пальцами левой руки пощипывал мой клитор, с каждым толчком у меня было чувство, словно тектонические плиты разверзаются подо мной. Я хрюкнула. Я даже не предполагала, что когда-либо хрюкну во время секса, но это был не секс. Это была случка двух животных под кустом.

Он вышел и дернул мою голову вверх, чтобы я увидела наше отражение в окне.

— Посмотри на себя. Это лицо. Я хочу увидеть, как ты кончаешь, — зарычал он. — С той минуты, как я увидел тебя, я хотел тебя. Я хотел раздвинуть твои ноги и войти в тебя. — Его слова были словно пальцы, ласкающие и возбуждающие мое тело. — Я видел, как кончают женщины. Они не думают о красоте. Они забывают, кто они. Я хочу увидеть тебя, когда ты забудешь себя, и будешь только помнить мое имя.

Он сел на подоконник, удерживая меня. Я опустилась на него, оседлав. Он приподнял мои бедра.

— Хорошо? — спросил он, как будто уже знал ответ.

— Так хорошо. Так чертовски хорошо.

— Посмотри на меня.

Он толкнулся в меня, нажимая на мой клитор пальцами. Я задыхалась, пытаясь удержать свой взгляд на нем.

— Покажи мне, — шептал он снова и снова. — Позволь мне увидеть, как ты кончишь.

Он входил все жестче и быстрее, и я забыла, кто я есть.

— О, Боже! — прохрипела я. — Я сейчас кончу. Да-а-а-а.