Пророчество орла - Скэрроу Саймон. Страница 60

Мгновение пираты пребывали в молчании, затем их вожаки, опомнившись, принялись выкрикивать приказы. Волна морских разбойников с яростными криками перехлестнула через борта их кораблей, устремляясь навстречу римлянам.

— Бей их! — послышался рядом громовой голос Макрона, а потом корабельные пехотинцы и пираты столкнулись.

Еще мгновение назад противники были четко разделены — одни по эту сторону, те — по другую; теперь же все смешались, и на палубе биремы воцарился неистовый, яростный хаос. Сошедшиеся в смертельной схватке люди рубили и кололи, орудовали мечами, кинжалами, топорами и дубинами. В бледном свете кормового фонаря лишь белые повязки на головах корабельных пехотинцев позволяли разбирать в этом месиве, где свои, где чужие. Тонкая линия бойцов рядом с Катоном распалась под стремительным напором рвавшихся вперед пиратов.

— Берегись! — раздался над самым ухом Катона крик, и пять или шесть темных фигур, промелькнув в прыжке по воздуху, обрушились на римлян.

Катон вскинул свой маленький круглый щит и сделал им выпад навстречу ближайшему врагу. Они столкнулись, оба не удержались на ногах и упали на палубу. Катона пронзила острая боль, падение выбило из легких весь воздух. Он задыхался, но, ощутив на своем лице жаркое дыхание врага, отбросил щит и, нащупав горло противника, вцепился пальцами в его кадык. Пират захрипел, забился, стараясь врываться. Катон с надсадным звуком всадил ему под ребра острие своего меча. Пират, отчаянно дернувшись, обмяк, руку Катона обдала горячая струя крови. Центурион оторвался от поверженного врага и, оставаясь в низкой стойке, огляделся по сторонам. Всюду кипела схватка, звенела сталь, звучали стоны и боевые кличи, но над всем этим шумом возвысился голос оравшего изо всей мочи Макрона:

— Бей! Убивай гадов! Убивай!

Катон подхватил с палубы свой щит и устремился в гущу боя, протиснувшись между двумя корабельными пехотинцами, которых теснили наседавшие пираты. Прямо перед Катоном на палубу римского корабля со стуком спрыгнул здоровенный громила в стеганом холщовом панцире, с тяжелым кривым мечом, который, увидев перед собой римского командира, занес руку в мощном замахе.

— Как бы не так! — рыкнул Катон, подставляя круглый щит под вражий клинок и нанося колющий удар своим мечом.

Острие угодило врагу прямо в грудь, и тот отшатнулся на шаг, но жесткий панцирь ослабил удар, так что меч лишь рассек под ним мышцы, не повредив кость. Но это лишило удар, обрушившийся на щит Катона, большей части силы. Отскочив от щита, клинок чиркнул по палубе. Левую руку Катона пронзило болью, пальцы онемели и разжались, щит выпал из них. Катон отдернул меч и совершил новый выпад под другим углом: на сей раз клинок угодил пирату под подбородок и глубоко вонзился снизу в его череп. Враг стал заваливаться назад.

Катон с хрустом вырвал клинок, выпрямился и огляделся, но определить, чья берет верх, не представлялось возможным: казалось, вся палуба была забита ожесточенно дерущимися пиратами и бойцами корабельной пехоты. Над головами сражающихся он увидел свет фонаря. Одна из засадных бирем приближалась к месту боя.

В следующий миг на Катона устремился очередной враг. Тот размахивал топором, и на его лице кормовой фонарь высвечивал свирепый оскал. И в это самое время в толчее сосед справа притиснулся к Катону так, что, к его ужасу, рука с мечом оказалась прижатой к боку. Пират со злобной усмешкой занес топор над головой, чтобы обрушить его на беззащитную шею. Отшатнувшись, Катон упал на палубу, а взмах топора снес находившемуся с ним рядом бойцу голову, которая отлетела за борт. Стоявшего на четвереньках центуриона обдало жарким потоком крови. По палубе снова прокатилась волна дерущихся: Катона сбили на бок, и он испугался, что его просто-напросто затопчут до смерти. Прикрывая, насколько можно, голову онемевшей левой рукой и держа меч наготове для выпада, центурион попытался встать на ноги, но опять оказался на пути у толпы — и снова полетел на палубу. Кто-то наступил ему сапогом на грудь.

— Убери ногу! — заорал Катон. — Сойди с меня!

Человек изумленно посмотрел вниз и поспешно убрал сапог.

— Извини, командир, — промолвил он, но, прежде чем Катон успел что-то ответить, в горло бойца вонзился широкий наконечник копья, и его отбросило назад.

Катон понимал, что если он не сможет быстро подняться на ноги, то непременно погибнет, а потому сделал, собираясь с силами, глубокий вздох и вскочил, нанося вслепую кулаком и мечом удары, под которые мог попасть как чужой, так и свой. Спустя миг он уже стоял в стойке, расставив ноги, с мечом наготове. Сейчас центурион находился уже не в самой гуще схватки, ее центр переместился за мачту, ближе к корме. Он отошел в сторону, пропустив мимо нескольких устремившихся туда бойцов. Тяжело дыша, улучил момент, чтобы оглядеться, и увидел, что одна из засадных бирем уже совсем рядом. Бойцы сгрудились на носу, готовые ринуться в битву и определить ее исход. А чуть сзади, вспенивая веслами морскую гладь, неслась, спеша принять участие в схватке, и вторая бирема.

Но в это время и один из пиратских триерархов осознал новую страшную угрозу для себя и своих людей. Катон увидел, что один из вражеских кораблей, атаковавший его бирему, попытался отойти от нее, а когда его удержал трос абордажного крюка, триерарх проорал приказ, и один из пиратов, подскочив к борту, принялся яростно рубить его топором.

— Дерьмо! — выругался Катон, понимая, что этак, пожалуй, разбойник может увести свое судно. Правда, дальняя галера могла его перехватить, но между ним и кормой, откуда можно было подать сигнал, все еще кипела схватка.

Вложив меч в ножны, Катон бросился к борту, перебрался за ограждение, держась за поручень и нащупывая внизу опору носками сапог, начал смещаться к корме. Под ним на некотором расстоянии опасно поблескивало море, с палубы по-прежнему доносились крики, вопли и звон оружия, так что центурион, проделывая свой опасный путь, низко пригибал голову. Когда борт начал изгибаться в сторону рулевого весла и ахтерштевня, Катон, стиснув зубы, напрягся и подтянулся, но, едва его голова поднялась над бортом, тощий пират с усмешкой на беззубом лице, бросился к нему, отводя кинжал, чтобы полоснуть по горлу. Катон уже готов был отпрянуть и упасть в море, когда кто-то, подскочив сзади, перехватил врага рукой за горло и повалил на палубу. Послышался стон, тело разбойника дернулось и застыло, а Макрон, перевернув пирата набок, вырвал свой клинок из-под его плеча.

При виде появившегося из-за борта друга он поднял брови:

— Ба, кого я вижу — центурион Катон. Какими судьбами?

— Заткнись и дай мне руку.

Снова оказавшись на палубе, Катон увидел, что схватку на палубе биремы выигрывают римляне. Пиратов оттеснили к середине корабля, и те отбивались, сбившись вокруг мачты под предводительством вычурно разодетого малого, на пальцах которого в свете фонаря сверкали золотые перстни. Удовлетворенно кивнув, Катон указал на пиратское судно, норовившее ускользнуть во тьму.

— Ублюдок пытается от нас ускользнуть.

— Ничего у него не выйдет, — усмехнулся Макрон, в то время как Катон, повернувшись к еще не успевшей присоединиться к схватке биреме, сложил ладони у рта и закричал через разделявшее их водное пространство: — Меняйте курс! Остановите его! — Он указал рукой на уходящее пиратское судно. — В погоню!

После недолгой паузы нос биремы начал медленно разворачиваться, и она, пройдя на веслах совсем рядом со сцепленными судами, устремилась за пиратом-беглецом. Два корабля направлялись к выходу из залива, где сейчас были зажжены факелы, обозначая места установки ранее маскировавшихся катапульт.

Треск и клацанье прокатились над водой: расчеты катапульт оттягивали рычаги, ставя машины на боевой взвод для обстрела. Корабли теперь почти сливались с темной поверхностью моря, и лишь напрягая взгляд, можно было увидеть стремившееся в открытое море пиратские судно и преследовавшую его римскую бирему. Потом черноту ночи прочертил пролетевший по дуге с ближайшего мыса огненный шар, высветивший, прежде чем упасть в воду и потухнуть, силуэт пиратского корабля.