Он мне приснился. Тени - Зартайская Ирина. Страница 11
– Всё, дорогая, – сказала Янка. – Хватит тут стоять, как витязи на распутье. Пошли, я нам кое-что на вечер запланировала.
– Что, сегодня играем в переводного? – рассмеялась Кира.
– Ты обо мне слишком плохого мнения, – надулась Янка. – Вообще-то, у меня немного больше фантазии.
Кира вопросительно смотрела на подругу. Та взяла её под руку, и они зашагали в сторону дома.
– Устроим сегодня ночь пожирателей бутербродов, – продолжала Янка заговорщическим тоном. – У нас под крышей чердак есть. С широкой такой дверью.
– И что, – спросила Кира. – Будем всю ночь есть бутерброды в окружении старого пыльного хлама? Заманчиво…
– А вот и не хлама, – прищёлкнула языком Янка. – Это у других там разный мусор навален, а у нас – сено. А знаешь, как оттуда звёзды видно? Эх ты, а ещё романы читаешь!
Кира представила себе звёздное небо и невольно улыбнулась. Конечно, это совсем другое дело…
– И Марка позовём, – добавила Янка. – У него, вроде, подзорная труба есть.
Чердак оказался удивительно уютным. Кира и Янка заранее запаслись тёплыми пледами, одеялами и термосом, который дала им в нагрузку бабушка.
– А вот и одуванчиковое варенье, – сказала Варвара Александровна. – Вкусное получилось, сладкое. Значит, с любовью сделано.
Янка кивнула.
– А как же, мы же тебя любим, и ты нас, кажется, тоже. Так что возьми, пожалуйста, термос с супом обратно.
– Ну нет, – воспротивилась было бабушка. – А вдруг оголодаете, замёрзнете?
– Ты нам ещё курицу в фольгу заверни, – проворчала Янка. – Мы же не на Колыму собираемся, а на чердак. Захотим поесть – спустимся!
Бабушка безнадёжно развела руками:
– Ну что мне с вами делать?!
– А ничего не делать, – Янка чмокнула бабушку в щёку и стала взбираться по чердачной лестнице. – Не скучай.
Кира полезла следом.
Марк пришёл через час. На улице было ещё светло.
В руках у Марка были чемоданчик с телескопом и пакет с клубникой.
– Мама передала, – сказал он, оправдываясь. – Хорошо тут. И звёзды будут видны. Только темноты надо дождаться.
– Дождёмся, – обнадёжила его Янка. – Авось конец света не сегодня вечером наступит.
– Да уж, – сказала Кира. – А то я ещё Теккерея не дочитала.
– Это, кажется, английский писатель? – спросил Марк, устраиваясь поудобнее.
– Точно, – кивнула Кира. – Мастер реалистического романа. В девятнадцатом веке жил…
– А потом умер, – закончила Янка. – Слушайте, давайте хоть сейчас не умничать, а? Предлагаю поговорить о чём-нибудь более интересном.
– О чём, например? – спросил Марк, развязывая пакетик с клубникой.
Кира взяла ягоды и благодарно кивнула.
– Ну, например… – задумалась Янка, – например, о том, что ты любишь.
Янка слегка подтолкнула Киру и хитро подмигнула.
– Что люблю? – удивился Марк. – Странная тема для разговора…
– И всё-таки? – не унималась Янка.
– Ну, например, – сказал Марк, передразнивая Янку, – я люблю, когда тихо и нет никого….
– Не повезло тебе, – тут же прервала его Янка. – Сегодня не твой вечер.
Марк усмехнулся.
– Спросила, так слушай до конца, – наставительно сказал он.
Янка вытянулась по струнке и зажала рот ладонью.
– Так вот, – продолжал Марк. – Бывает, вот так сидишь себе, думаешь о чём-нибудь, и никто ничего не скажет, не отвлечёт не вовремя – как будто ты под невидимым куполом. И кажется, любой звук его тут же разрушит. В такие моменты за окном обычно идёт снег, оранжевый от света фонарей. А в окнах соседних домов кто-то ходит, живёт своей, неизвестной мне жизнью. И мысли как-то сами собой переносятся в эти кажущиеся такими уютными квартирки. Я тогда живо представляю себе, как какая-то женщина в зелёном халате варит для своей семьи суп, непременно вкусный, и ужинать они будут непременно вместе, за одним столом. А старший брат обязательно толкнёт младшего, да так, что тот расплескает весь бульон из ложки и со злости этой же ложкой даст по лбу обидчику. А женщина в зелёном халате неодобрительно посмотрит на обоих, но ничего не скажет, только вздохнёт и нальёт мужу добавки.
– У одной моей знакомой девчонки то же самое, – со знанием дела поддакнула Янка. – Не брат, а свинтус какой-то.
Марк кивнул и продолжал:
– А в окне уже и свет-то давно погас, и нет там ни женщины в халате, ни её вкусного супа. И ты как-то автоматически вспоминаешь, что у тебя-то в холодильнике суп есть, и так же автоматически забываешь о том, что он вчерашний, совершенно невкусный и вообще не удался. Бежишь, наливаешь себе, греешь, подносишь горячую ложку ко рту, вдыхаешь аромат и понимаешь, что это совсем не то. Ну не то это. И ты не из той семьи, и тебе даже этой ложкой огреть некого… И тут тишина вокруг как-то сгущается и уже вовсе не радует. Включаешь радио, телевизор – ну хоть что-то, чтобы не умереть в этом одиночестве. И уже изрядно ошалев от такого состояния, слышишь, как в замке поворачивается ключ, – звук этот становится для тебя самым прекрасным из всех, какие ты когда-либо слышал…
Марк замолчал. Вокруг стрекотали кузнечики, шуршала трава.
– Хорошо сказал, – похвалила Янка. – Только я так и не поняла, зачем было столько всего накручивать. Любишь тишину – так и скажи. При чём тут суп? Ты прямо как моя бабушка… Ладно, ну а теперь ты, Кира, чего-нибудь расскажи. У тебя тоже приступы одиночества бывают?
Кира откашлялась.
– Иногда, – сказала она. – А бывает, я вижу то, что было когда-то давно, до меня и до тебя, до моих родителей, до дедушек и бабушек – словом, до того как.
– Ещё лучше, – подхватила Янка. – Давай колись, сколько ты перед этим выпиваешь?
– Погоди, – перебил её Марк. – Мы же договорились, никаких шуточек.
– Ладно, ладно, – вздохнула Янка. – Продолжайте… Как там космические корабли бороздят просторы Большого театра?
Кира немного помолчала, но, почувствовав на себе взгляд Марка, продолжила.
– Знаете, осенью, когда я иду по пожелтевшей траве, а мои сапоги утопают в болотистой жиже, я чувствую запах камыша, а свежий воздух окутывает меня, будто мягкий плед. Идти становится приятно, легко и нескучно. Иногда я поднимаю глаза от земли и начинаю смотреть на прохожих. Все они такие разные, непохожие, удивительные каждый в своём роде. В метро, когда вдруг оказываешься в переполненном людьми вагоне, тебя зажимают со всех сторон совершенно посторонние люди. Сперва кажется, так неуютно, хочется развести руки в стороны, образовать вокруг себя хотя бы небольшой свободный островок. Постепенно начинаешь прислушиваться к дыханию людей, ощущаешь их запах, и тут… – Кира приподнялась на локтях и посмотрела на ребят. – Поразительно! Я вижу этих людей у них дома, как они живут и что делают, как просыпаются утром, потягиваются, как нехотя нащупывают ногами тапки, шлёпают в ванную, умываются. Я вижу это всё так, будто я сама переживала это с ними, будто они – мои родные люди, с которыми я живу всю жизнь и проживу ещё много счастливых лет. И сразу свободнее становится вокруг, и давят уже не с такой силой, и воздух появляется, и даже улыбаться начинаешь. Странно всё это. Странно жить в мире, который так велик, так невероятно велик, и знать так мало. Ведь наши знания ограничиваются лишь тем, что можно услышать и увидеть… А представить? Представляете ли вы, как живут миллиарды других людей? Что они чувствуют, как мыслят, радуются, печалятся? Конечно, страшно было бы вдруг ощутить всё это, но иногда так хочется, чтобы мир открылся перед тобой полностью. А так я иду и вижу то, что может быть, есть, а может быть, и нет. И голова моя постоянно занята мыслями других, которые мне порой удаётся «прочесть». И так хочется подойти к человеку, обнять его и сказать: «Знаю… Я всё знаю». Только если бы я так поступила, от меня бы шарахнулись в сторону, подумав, что я сумасшедшая. Наверное, так и есть.
– Точно, – кивнула Янка. – Если бы ты так ко мне подошла, ещё ладно. Но к незнакомому дядьке…