Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна. Страница 8
Осторожно переложили Силуяна Лукича на кусок полиэтилена, увязали, соорудили лямки — впряглись и потащили, сперва по скользкой траве, потом — по пыли, туда — к мостику, к шоссе, к людям.
— Тихо! — Акимка остановился. — Шуршит!
— Вихорь?
— Гляди…
Они повернулись и увидели, как это получается.
Сперва словно из-под земли появилась змейка-струйка, пробежала немного, завилась. Кружок образовался на дорожной пыли, как будто его палочкой начертили. В кружке зародился бугорок, на нем — круглое пятнышко, и тут же поползло вверх. И стали видны струи создуха, что закрутились вокруг бугорка, подхватывая пыль, и начал расти серый столб.
— За нами, сволочь, пожаловал!
Якушка выпутался из лямки и подхватил с земли сучок. Оружие жалкое, но все же!..
— Тащи его под куст! — крикнул Акимке. — Скорее, Аким Варлаамович! Пока это тварь не выросла!
— Да брось ты его совсем, Яков Поликарпыч! — из последних силенок волоча груз, взмолился Акимка. — Под кустом отсидимся!
— Стыдно под кустом отсиживаться, Аким Варлаамович! Пусть видит — никто его тут не боится! Сам сдохну — да и его погублю!
— Болван ты, Яков Поликарпыч! — еле выговорил Акимка, потому что слезы из глаз брызнули.
А вихорь тем временем стал вровень с домом, толщиной с бочку, и, качаясь, загребая весь мусор на своем пути, двинулся к Якушке. Тот ждал, выставив острый сучок. И был, наконец подхвачен, и понесся вверх по спирали, и оказался прямо напротив страшного ока.
У него хватило выдержки сунуть туда свой сучок, но рука не ощутила сопротивления, Якушка словно провалился в дыру и стал стремительно падать.
— Петля! За петлю дергай! — услышал он повелительный голос. — Ну?! Дергай, дурак!
Это был не Акимка, нет — это вопил издалека Евсей Карпович…
Есть такая штука — тоска. Она бывает разных видов. И самая страшная — по тому, что не сбылось. У иных она проявляется в молодости и гонит на поиски приключений. А у иных — когда уже пора старые кости у камина греть.
Эта вот хвороба и допекала постоянно Евсея Карповича.
Проводив Акимку с Якушкой, он сперва полагал, что виной плохому настроению — тревога за недорослей. А потом поймал себя на зависти. Ему хотелось куда-то спешить сквозь ночь, с кем-то схватываться насмерть. И уютные объятия Матрены Даниловны, какими ни один здравомыслящий домовой бы не пренебрег, не выдерживали сравнения с этим странным желанием.
Хотя домовые в большинстве своем очень рассудительны, Евсей Карпович принял решение скоро и беспощадно — по отношению к себе. Он лишил себя ночного сна в мягкой постельке и компьютера, к которому пристрастился, на неопределенный срок и поспешил вслед за разведчиками.
Сам себе он твердил всю дорогу, что негоже отправлять молодежь на такое дело без присмотра. И сам же понимал, что в присмотре тут нуждается не только молодежь…
Надо сказать, прибыл он вовремя. И заорал в самую подходящую минуту.
Якушка, не рассуждая, а лишь повинуясь, дернул свисавшую из заплечного мешка петлю. Тут же мешок раскрылся, оттуда выскочил большой клетчатый платок, прихваченный веревками за уголки и не только, раскрылся — и вместо падения стремглав Якушка опустился хотя и быстро, но без членовредительства. Правда, грохнулся на бок, и платок протащил его по траве.
Евсей Карпович бежал к нему изо всех сил, но Акимка первый оказался рядом. Он сгреб в охапку платок, а потом оба разведчика понеслись, что хватало силенок, потому что вихорь, упустив добычу, сильно рассердился, укоротился ростом, зато расширился и, загребая в свои круги все больше пространства, двинулся следом за домовыми.
— К речке! К речке бегите! — кричал издали Евсей Карпович. — Под бережок!
Речка с полуразвалившимся мостиком была совсем близко. И Евсей Карпович рассчитал правильно — берег, хоть и невысокий, был крут, и под ним вода вымыла места столько, чтобы домовые, спрятавшись, оказались под глинистым карнизом и чувствовали себя в безопасности. Правда, искать спуск не было времени — соскочили, как умели, и замочили лапы.
Вихорь прошел верхом — с берега по воде, и на середине речки, видать, отяжелев от влаги, осыпался, исчез.
— Ахти мне, — сказал Акимка. — Ну, набрались страху…
— Хитер Евсей Карпович, — ответил на это Якушка. — Я думал — заговор! А никакой не заговор…
— Это называется парашют, — в длинной и вислой траве, что свисала прямо над разведчиками с обрыва, появилась знакомая физиономия. — Смотри ж ты, сработал… Вылезайте, молодцы… Стоп! Все назад!
И сам Евсей Карпович тут же соскочил к разведчикам.
На нем был точно такой же заплечный мешок, а по мохнатому телу намотаны веревки.
— Не вылазить, сидеть тихо, — приказал он.
— А что там?
— Вихри идут.
— Вихри?! Сколько?!
— Тихо, я сказал. Два по меньшей мере.
— То есть, этот — сгинул, и тут же два новых зародились? — уточнил Якушка. Евсей Карпович посмотрел на него, задавая бессловесный вопрос, но рассказывать, как на пустом месте, из ничего, возникает и бежит струйка, завивается круг, не было времени.
Домовые затаились. Но хотя вообще они способны подолгу молчать, на сей раз не только любопытство подзуживало к разговору, но и обыкновенная осторожность его требовала.
— Ну-ка, молодец, подставь плечико, — распорядился Евсей Карпович. Акимка, более крупный, нагнулся, дав ему возможность выглянуть из-за края обрыва.
— Ну, что там, Евсей Карпович?
— Их трое. Идут плечом к плечу… тьфу! Нет у них никаких плеч. Идут — словно местность прочесывают.
— Трое? Значит, они меж собой как-то сговариваются? — сообразил Акимка.
— Силуян Лукич! — воскликнул вдруг Якушка.
— Ахти мне! Оставили!..
— Кого оставили, где оставили? — зашипел сверху Евсей Карпович, наблюдая за маневрами вихрей.
— Да автозаправочный! Он, дурень, за нами увязался, помочь, должно быть хотел, — чуть не плача, обьяснил снизу Акимка. — А его приподняло да шлепнуло…
— Это мы его выволакивали, а за нами тот большой вихорь погнался, — добавил Якушка. — Ну, погиб теперь автозаправочный…
Три вихря шли, почти соприкасаясь, подхватывая траву и листья, так что вскоре стали похожи на три лохматых кренящихся столба. Они добрались до неподвижного, упакованного в полиэтилен Силуяна Лукича, постояли несколько, словно совещаясь, — и двинулись дальше. А он так и остался лежать.
— Не польстились, — шепотом заметил Евсей Карпович, знавший характер автозаправочного лучше, чем Акимка с Якушкой.
— А может, он уже того? Помер? — предположил Якушка.
— По-твоему, они мертвое тело от живого отличают? — осведомился сверху Евсей Карпович.
— Выходит, что так…
Домовые помолчали, безмолвно желая Силуяну Лукичу спокойного сна и, коли случится, приятного пробужденьица.
Три вихря меж тем дошли до берега, и один сверзился в речку. Он подхватил немного воды, но высоко поднять не успел — рухнул. Два других побрели берегом.
— Нет, все-таки безмозглые, — прошептал Акимка. — Товарища не стало, а им хоть бы хны.
— Товарищ, видать, заново родится. И помолчи — это же они нас ищут, — отвечал Якушка.
— Выходит, не совсем безмозглые, — подытожил Евсей Карпович. — А ну как на мосту засядут?.. И останемся мы в этой деревеньке…
И тут его осенило.
Мысль была простая и мудрая. Домовые ловки лазать — и где сказано, что мост можно переходить лишь поверху? Понизу — не хуже!
— Ну-ка, сложим парашют обратно в мешок, — распорядился он.
— Что ж ты, дяденька, нам головы морочил? — спросил Якушка. — Наговор, тайные словеса! А там всего-то платок в клеточку!
— А то и морочил, чтобы сами в мешок не лазали. Уложили бы как попало — и в нужный миг он бы наружу не скоро выпихнулся. И был бы тебе, Яков Поликарпович, каюк. Вот, учись… слушай впредь старших…
О том, что идею укладки парашюта удалось в последний миг сыскать в Интернете, Евсей Карпович не сказал ни слова.
Изнанка моста, как и следовало ожидать, оказалась трухлявой, щелястой, но в целом удобной. Так и перебрались, а дальше — придорожными кустами до шоссе.