По-настоящему - Болдинова Екатерина. Страница 45

– Теперь я всё время рядом, Мариша!..

После разговора его голос ещё долго звенел у меня в ушах. Конечно, я благодарила за подарок, журила, ведь это так дорого… «Нет ничего дороже ощущения близости», – сказал Стёпа. И я слышала, как он улыбается…

Теперь мы постоянно шлём друг другу сообщения. Как я радуюсь, когда на дисплее загорается синий конвертик! Как здорово, что на свете есть мобильники!

1 июля 2000 года

Провожали Наташу. Опять аэропорт. Опять слёзы, и опять перед моим внутренним взором промчались нарезкой кадров счастливые моменты детства и юности, проведённые вместе с Натой. Одиннадцать лет дружбы, когда мы были, наверное, даже ближе, чем иные сёстры. И вот – я остаюсь, а Ната вместе с мамой скрывается за стеклянными дверями зала вылета…

Мне не хочется писать, как мы прощались. Может быть, потому, что каждую секунду в этом самом аэропорту я вспоминала последние минуты рядом со Стёпой. Бог мой, я не хочу больше никого провожать! Только встречать, радоваться, обниматься при встрече… Погружаться в любимые глаза, как в тёплое море, и забывать о времени и пространстве…

2 июля 2000 года

Подала документы в приёмные комиссии двух вузов. Проникнувшись важностью момента (а может, желая проконтролировать), мама в обеденный перерыв примчалась с работы, чтобы мы вместе пошли подавать заявление на юридический факультет Сибирского Государственного университета. Мы подали документы, пообедали в уличном кафе, поболтали. Потом мама побежала на работу, а я, убедившись, что она скрылась за поворотом к суду, помчалась в противоположную сторону – на факультет журналистики Сибирского Государственного института. Даты экзаменов уже утверждены. За день до экзаменов на журфаке будут консультации продолжительностью по полтора часа. Главное испытание на журфаке – творческий конкурс, за который нужно получить не меньше шести баллов, чтобы допустили к остальным экзаменам.

Страшно мне от всего этого. Как-нибудь переживу, конечно, но как – лучше даже не думать…

А на улице снова жара, и каждый раз, проезжая мимо залива, я вижу людей в купальниках и босоногих ребятишек у воды. Горожане катаются на лодках и катамаранах, едят мороженое, гуляют. Влюблённые парочки обнимаются и целуются без всякого стеснения. И я чувствую себя выброшенной куда-то на обочину жизни – потому, что любимый далеко, потому, что отдохнуть нельзя, потому, что впереди неизвестность, а каждый день – ожидание: письма, звонка, вечера, чуда…

6 июля 2000 года

Учёба погребла меня под завалами. Но в конце моего «тоннеля» уже есть хоть какое-то подобие света. Каждый день езжу на подготовительные курсы. И каждый день по чуть-чуть отрабатываю портфолио для творческого конкурса. Я набираю на компьютере тексты своих статей, стихов, рассказов и распечатываю на принтере. Багаж получается не очень большой, но зато разноплановый. Ещё я переработала в статьи несколько школьных сочинений по стилистике, нашла все свои журнальные публикации за последние три года (мои стихи печатали в сибирском «Литературном журнале»), Всё это я буду показывать на творческом конкурсе. Если успею, напишу небольшое эссе о том, почему хочу быть журналистом, почему поступаю в два вуза и кем вижу себя через десять лет. Я где-то читала, что такие эссе просят писать при поступлении на творческие факультеты зарубежных вузов.

Конечно, мне очень много рассказал о творческом конкурсе Стёпа. Теперь все мои карманные деньги уходят на оплату мобильного. Хорошо бы найти какую-то подработку. Но об этом я подумаю позже… Когда поступлю.

8 июля 2000 года

Мой брат при встрече целует Олю в щёчку. Это выглядит очень естественно. Сегодня Димка вызвался помогать нам готовиться к экзаменам. На самом деле мы больше хохотали, чем готовились. Я наблюдала за братом и Олей как будто со стороны – надо же, они так понимают друг друга, словно дружат уже с десяток лет. Легко общаются, шутят, обмениваются дружескими «подколами», но при этом – не заметить данный факт может только слепой – им страшно лишний раз прикоснуться друг к другу. Как будто каждый из них боится задеть или обидеть другого. Они влюблены, я вижу.

Месяца три назад я посчитала бы, что Оля предаёт память Дика, а Димка – Маши. Но сейчас не могу так даже подумать. Да, мой брат и моя подруга пережили потерю. Но жизнь продолжается. Они молоды и вполне могут быть счастливы. Так почему бы и нет?..

Ведь их не разделяют почти пять тысяч километров, как нас со Стёпой.

11 июля 2000 года

Как всегда, я сидела дома за книгами. В замочной скважине завозился ключ, и уже по тому, как скрипнула дверь, я поняла, что это Димка.

Странно – чтобы брат вернулся с работы в четыре часа?

Он прошёл в свою комнату, даже не заглянув ко мне. Ещё одна странность. Закрыл дверь и, судя по звукам, не раздеваясь, лёг на кровать. Слишком много странностей. Я бросила зубрёжку и пошла выяснять, в чём дело.

– Привет, – сказала я, осторожно заглядывая в комнату.

– Привет, Риша. Учишь?

– Учу.

Видя, что брат не возражает против моего присутствия, я вошла и села на край его кровати.

– Ты чего так рано?

– Да так… – он помолчал, словно решая, можно ли обсудить со мной волновавшую его тему. – Кое-что случилось.

– Что именно?

– Ребята из нашего отряда – Антоха, Мишка, Юра Епишин – отправляются в Чечню. Ты же слышала в новостях, что там опять происходит.

– Димка… Ты тоже хочешь ехать?

– Я не знаю, Марин. Ребята вызвались в эту командировку сами. Антон сегодня зашёл ко мне и спросил, поеду ли я. А я так и не ответил.

– Почему?

– Потому что не уверен, что хочу ехать. И потому, что мне кажется, я должен быть там.

– Когда ты должен сообщить о своём решении?

– Завтра.

– А когда отъезд?

– Через две недели.

Я крепко-крепко его обняла.

– Не надо, Дим. Пожалуйста, не уезжай.

Он молчал.

– Вы все словно сговорились. Стёпа, Наташа, теперь ты… Это… нечестно.

– Риша, ну ты как дитя, честное слово. Это просто стечение обстоятельств.

– Дим, у нас это стечение обстоятельств постоянно происходит. В прошлый раз ты ехал, чтобы прийти в себя, но теперь, теперь-то зачем, когда у тебя всё хорошо?

Сказала лишнее. Прикусила язык.

– Ох, много ты понимаешь, сестрёнка… Я не хочу больше говорить об этом. Мне нужно подумать.

И он выпроводил меня за дверь.

Через час мне позвонила Оля.

– Это правда? – не здороваясь, спросила она очень взволнованно.

– Что?

– Не притворяйся, Марина. Что Дима снова собрался в Чечню.

– Не знаю, Оль. Он мне сказал только, что будет об этом думать.

– Значит, уже подумал…

Вот так да. Именно Оле (не мне, не родителям!) он сообщил о своём решении первой. Пока я пыталась осмыслить происходящее, в коридоре хлопнула дверь. Димка ушёл. Куда, зачем? Я выглянула в окно. Он шагал через двор по направлению к Олиному подъезду.

– Оля, он идёт к тебе, – тихо сказала я.

В трубке раздались короткие гудки. Через несколько минут я увидела, как Оля с Димой вышли из подъезда. Держась за руки.

…Домой Димка вернулся очень поздно. Родителям он ничего не сказал. Я же, тихонько проскользнув в комнату брата, едва он вошёл, попыталась продолжить наш разговор.

– Ты решил?

– Решил. Я должен ехать.

– Хорошо.

– В этот раз будет не так опасно.

– Хорошо.

– Понимаешь, я не могу остаться.

– Да.

– Марина, Ришка, ну прости меня. Я не могу по-другому.

– Да, не можешь, – я думала, что не буду плакать, но комок уже подступил к горлу, и у меня не был сил сдержаться. – Димка, я всё понимаю… Кроме одного: почему этой войне опять нужны такие как ты – храбрые, отчаянные, мужественные? Зачем всё это, Дима?