Конец света - Евдокимова Наталья. Страница 21

– Если это снова он… – грозился Фет, но что в таком случае будет, он не уточнил.

Когда мы в очередной раз отдали три кю за хорошее настроение хозяина, к нам вышел высохший противный старикашка.

– Кто тут вздумал баловаться?! – гневно проскрипел он. – А ну, пошли вон, гадкие мальчишки!

Мы с Фетом удивленно переглянулись.

– Сам пошел вон, гадкий старикашка! – разозлился Фет. – Три кю содрал, а потом еще ругается! Где тот мужик, который нас чаем хотел поить?

– Я вам покажу – чаем вас поить! Я вас догоню и еще раз покажу, как чаем вас поить! Вы у меня пожалеете еще, что пришли сюда, и всю жизнь жалеть будете!

Мы с Фетом нырнули в куст сирени и там, среди сиреневых цветочков, Фет шепнул мне:

– По-моему, это тот самый…

– Что вы там шепчетесь! – крикнул старичок и погрозил кулаком. – Я же вижу, что шепчетесь, у меня дальнозоркость.

Тогда мы вылезли из сирени, и Фет, глядя на старичка, сказал:

– Я говорю, по-моему, это тот самый мужик, который нас в прошлый раз чаем хотел поить.

Старичок послушал, а потом будто включился и повторил:

– Я вам покажу – чаем вас поить! Я вас догоню и еще раз покажу, как чаем вас поить!

И снова замолк, ожидая, что мы скажем.

– Он просто режим «Смены личности» снова использовал, и досталась ему такая дурацкая.

Старичок включился:

– Я вам покажу дурацкую! Вы у меня поговорите еще!

Выключился и снова с любопытством на нас посмотрел.

Я покачал головой:

– Вроде бы не все старички – маразматики, а этому сразу же не повезло.

Включился:

– Маразматик не маразматик, а в ваши годы я на заводе работал, картошку копал и рожь сеял! И жал вот этими руками, и трубы гнул, и разговора с вами не будет у меня никакого. Выключился.

– Чего он там жал? – с сомнением спросил Фет.

Я пожал плечами:

– Рожь, наверное…

Вкл.:

– И как только не стыдно!

Выкл.

Я вздохнул:

– Сколько вам для счастья надо-то? Сколько кю не хватает?

Старичок посмотрел на меня жалостливо и пискнул:

– Всего три кю…

Я взглянул на его баллы. Над ним по-прежнему висел одинокий нолик. Я перевел ему баллы (хотя ноль так и остался ноликом) и сказал:

– Только в настоящего себя вернитесь, пожалуйста.

Фет добавил:

– А то надоели эти все ваши дубли, выбираете каких-то идиотов.

Я толкнул Фета локтем, но он только посмотрел на меня с вызовом: мол, что такого?

Но старичок кротко кивнул, побурчал свое стариковское, сказал нам ждать и скрылся в доме. И вышел из дома щуплым светловолосым мальчишкой. Он подергивал штанину куцего зеленого костюма. Боязливо посмотрел на нас. Я соображал, как поступить, а Фет подошел и дружески похлопал его по плечу:

– Молодец, пацан. И цветы у тебя вокруг дома классные.

– Это всё мама сажает, – смутился мальчик. Мы переглянулись, но тот опередил: – Вы ее не видели, она допоздна работает. А потом ей не спится, вот она и начинает с цветником возиться. Тут ночные фиалки хорошо как пахнут.

Он здорово смущался, этот мальчишка. Так что я тоже начал смущаться немного. И Фет стал сам на себя не похожим, ковырял носком ботинка один из цветочков.

– И, раз мама поздно приходит, она не знает, что я тут… Вы ей, в общем, не рассказывайте, пожалуйста.

– Не будем, не будем, – успокоили мы его. – Давай нас чаем пои и корми.

Мальчик кивнул и зашел в дом, позвав нас за собой.

– Я по вечерам даже табличку со звонка про перевод кю снимаю, – сказал он.

– И звонок перестает работать? – удивились мы.

– Нет, не перестает… просто никто не понимает, куда девались его кю. Нехорошо, конечно…

– Нехорошо, конечно, – подтвердили мы. – И таблички разные клепать совсем нехорошо. И лес закрывать плохо.

– Я тут ни при чем, – помотал головой мальчик. – Это не моя табличка. А чья – не знаю.

– А откуда ты про нее знаешь, если не твоя? – вкрадчиво спросил Фет.

– Приходили уже, – доложил этот мелкий. – Не одни вы меня знаете. Правда, я был старичком и разогнал всех – кроме вас, конечно. Спасибо, что вы мне помогли. А то пришлось бы от мамы прятаться, а она бы переживала, куда я подевался…

Мы пили чай и долго говорили – все равно торопиться нам было некуда.

Мальчишку звали Инь – Инька. Он знал очень много о режимах, кю, умел делать таблички.

– Мы думали, что ты в администрации работаешь какой-то, – признались мы ему. – Таблички клеишь. Правда, что ли?

Инь помотал головой.

– Просто умею делать таблички, – сказал он и смущенно склонил голову. – И драть кю со всех подряд.

– Он корыстный, – заметил Фет.

– О да, я такой, – как-то мечтательно произнес Инь. – Только я и сам не понимаю, почему, если я повешу табличку на здание, оно закрывается… Я ведь там, в банке, не брал ни с кого кю, просто проверял.

– Да, я помню, – кивнул я. Тогда табличка поработала какое-то время, а потом перестала.

А потом мы почему-то замолчали. И молча пили чай, и вздыхали, и смотрели в окно, все по очереди: то я, то Фет, то Инь. Нам было о чем поговорить, но заканчивался режим «Деятельная активность», мы с Фетом скучнели, и Инь скучнел вместе с нами.

– Ну, мы пойдем, – вдруг засобирался Фет. – Мы зайдем еще.

– Ага, – робко сказал Инька. – Заходите, я буду ждать.

– Нам для тебя трех кю не жалко, – добавил Фет, стоя у порога.

– Я уберу кнопку, честно…

– Да ладно, – успокоил его я. – Не убирай. Мы привыкли.

Светило солнце. Таял вчерашний снег, бежал ручейками по дорогам. Трава под тающим снегом показывалась вялая, будто поломанная, испуганная. Полдня весны. Потом снова будет лето. А у нас не стало леса. Мы с Фетом понуро склонили головы и не смотрели друг на друга.

– Я к тебе забегу, – пообещал я, когда подошел мой автобус.

– Ага, – только и сказал Фет.

И начались дни без леса. На следующий день я не пошел в школу. Просто не хотелось. И в прыгалку не пошел. Тянулся день голубого цвета – он мне всегда почему-то казался чище остальных. Я валялся в кровати, переворачиваясь с боку на бок, укладываясь то на живот, то на спину. Сидел на подоконнике и стучал ногтем в стекло. Напротив нашего дома висело табло: «Лес всё еще закрыт», а ниже – время обновления. Буквы горели красным. Такие табло появились ночью – наверное, они стояли по всему городу, потому что были видны дальше по улице. И кто это придумал? Без этих объявлений ведь проще. Можно было бы съездить к ближним воротам, проверить – а значит, хоть чем-то заняться.

Мама с папой время от времени приходили и щупали мне лоб. Папа посмотрел на меня внимательно и сказал:

– Давай-ка ты действительно посидишь дома несколько дней. А потом три дня выходных. Отдохнешь.

Я пожал плечами.

– Минус три кю за каждый прогул.

– Не обеднеешь, – сурово сказал папа.

Отдохнуть так отдохнуть. Я не против.

Мама звала есть, но мне не хотелось. Поэтому она вроде бы незаметно приносила всякие фрукты-овощи, нарезанные кусочками, как бы невзначай ставила их рядом со мной, и я, будем считать, сам не замечал, как их ел.

В середине дня в дверь позвонили. Мама с папой долго не открывали, и я поплелся открывать сам.

На пороге стоял Лис. На нем была голубая матросская форма с якорями, светло-голубые сандалики и гольфы. Рыжие волосы искрились на солнце. Лис смотрел на меня сурово, но, казалось, был мне рад. За ним стояла вся его воробьиная бригада.

– Лес закрыт, – зачем-то сказал я Лису.

– Нужен мне ваш лес! – возмутился Лис. – У тебя в комнате клад.

– Прямо у меня? – удивился я.

Лис покачал головой, что я такой непонятливый, и они с бригадой, даже не разуваясь, направились в мою комнату. Я пошел за ними. А там мама как раз принесла огромную тарелищу, полную нарезанных фруктов и овощей (раз я их стал есть, то она уж постаралась).

– О! – зачирикали воробьи, тыча пальцами в гипертарелку. – Клад!