Сборник фантастики. Золотой фонд - Бирс Амброз. Страница 9

Дальше я нашел второй большой зал, покрытый подушками, на которых спали два десятка маленьких людей. Мое вторичное появление, несомненно, показалось им очень странным. Я так внезапно вынырнул из ночной тишины с отчаянными нечленораздельными криками и с зажженной спичкой в руке. Спички в их время, конечно, уже были позабыты.

– Где моя Машина Времени? – начал я кричать как рассерженный ребенок, тормоша и хватая их за руки. Вероятно, это их поразило. Некоторые смеялись, другие казались растерянными. Когда я увидел их, стоящих вокруг меня, я понял, что стараться пробудить в них чувство страха – чистое безумие. Вспоминая их поведение днем, я сообразил, что это чувство совершенно ими позабыто.

Бросив вниз спичку и сбив одного из человечков, попавшегося на моем пути, я снова ощупью прошел по большому обеденному залу и вышел на лунный свет. Позади меня вдруг раздались громкие крики и топот маленьких спотыкающихся ног, но тогда я не понял причины этого. Не помню всего, что я делал при лунном свете. Неожиданная потеря довела меня почти до безумия. Я чувствовал себя теперь безнадежно отрезанным от своих современников, каким-то странным животным в неведомом мире. В исступлении я бросался в разные стороны, плача и проклиная бога и судьбу. Помню, как я измучился в эту длинную отчаянную ночь, как рыскал в самых неподходящих местах, как ощупью пробирался среди озаренных лунным светом развалин, натыкаясь в темных углах на странные белые существа; помню, как в конце концов я упал на землю около Сфинкса и рыдал в отчаянии. Вместе с силами исчезла и злость на себя за то, что я так безрассудно оставил Машину… Я ничего не чувствовал, кроме ужаса. Потом незаметно я уснул, а когда проснулся, уже совсем рассвело и вокруг меня по траве, на расстоянии протянутой руки, весело и без страха прыгали воробьи.

Я сел, обвеваемый свежестью утра, пытаясь вспомнить, как я сюда попал и почему у меня такое глубокое чувство одиночества и отчаяния. Потом в голове моей прояснилось. Но при дневном свете у меня хватило самообладания достаточно спокойно взглянуть на обстоятельства. Я осознал всю дикость и глупость моего ночного поведения, и стал рассуждать сам с собой.

– Предположим худшее? – проговорил я, – предположим, что Машина Времени и вовсе исчезла или, может быть, даже уничтожена? Значит, мне следует быть спокойным и терпеливым, чтобы узнать получше жизнь этих людей. Все это мне понадобится для того, чтобы получить четкое представление, куда пропала Машина, найти способ получить материалы и инструменты, быть может, после этого я смогу сделать другую. Возможно, это моя единственная надежда, но она лучше, чем отчаяние. И, в конце концов, это красивый и любопытный мир… Наверное, машину куда-то перевезли. Все-таки я должен быть спокойным и терпеливым, найти место, где она спрятана, и вернуть ее силой или хитростью.

С этими мыслями я встал на ноги и осмотрелся вокруг в поисках, где мог бы искупаться. Я чувствовал себя усталым, мое тело одеревенело и покрылось грязью. Утренняя свежесть вызывала желание стать самому чистым и свежим. Волнение истощало меня. Когда я принялся размышлять о своем положении, то удивился вчерашним опрометчивым поступкам. Я тщательно исследовал лужайку. Некоторое время ушло на напрасные расспросы проходивших мимо маленьких людей. Никто не понимал моих жестов: одни тупо смотрели на меня, другие принимали мои слова за шутку и смеялись. Мне стоило невероятных усилий удержаться и не броситься с кулаками на этих весельчаков. Безумный порыв! Но дьявол, породивший во мне страх и слепой гнев, не был обуздан и мог все-таки воспользоваться моей слабостью.

Густые заросли травы дали больше подсказок. Я нашел борозду, примерно на полпути между пьедесталом Сфинкса и следами моих ног. Примерно тут я, когда прибыл в этот мир, и возился с опрокинутой машиной. Нашлась на земле и свежая борозда. Были видны и другие следы: странные узкие отпечатки ног, похожие, как мне казалось, на следы ленивца. Это побудило меня тщательней осмотреть пьедестал. Я уже, кажется, сказал, что он был из бронзы. Однако он представлял собою не просто плиту, а был с обеих сторон украшен искусно выполненными панелями. Я подошел и постучал. Пьедестал оказался полым. Осторожно изучив панели, я сделал вывод, что они подвижные. Не было никаких ручек или замочных скважин, но, возможно, они открывались изнутри, если, как я предполагал, служили входом в пьедестал. Не требовалось очень больших умственных усилий, чтобы сделать вывод, что моя Машина Времени была внутри постамента. Но как она туда попала, было еще одной загадкой.

Я увидел головы двух людей в оранжевой одежде, идущих ко мне между кустами и цветущими яблонями. Я обернулся и, улыбаясь, поманил их ко мне. Когда они подошли, я, указывая на бронзовый постамент, попытался объяснить, что хотел бы открыть его. Но на первый же мой жест в сторону пьедестала они отреагировали очень странно. Я не знаю, как передать вам выражение их лиц. Допустим, вы бы сделали до безобразия неприличный жест перед благовоспитанной леди – и представьте то, как она будет выглядеть. Они ушли, как будто были грубо оскорблены. Я попытался подозвать к себе миловидное существо в белой одежде, но результат оказался тот же самый. Мне стало стыдно. Но Машина Времени была необходима, и я сделал новую попытку. Малыш с отвращением отвернулся от меня. Я потерял терпение. В три прыжка я очутился около него и, захлестнув его шею полой его же одежды, потащил к Сфинксу. Тогда на лице у него вдруг выразились такой ужас и отвращение, что я тотчас же выпустил его.

Но я не собирался сдаваться. Я принялся бить кулаками по бронзовым панелям. Мне показалось, что внутри что-то зашевелилось, и я явно услышал звук, похожий на смешок, – но, возможно, я ошибался. Затем у реки я подобрал большой камень, вернулся обратно и стал колотить им до тех пор, пока не расплющил одно украшение и окалина не стала осыпаться хлопьями. Слабые маленькие люди, должно быть, слышали грохот от моих ударов на милю вокруг, но у меня ничего не вышло. Я видел целую толпу на склоне холма, украдкой смотревшую на меня. Злой и усталый, я опустился на землю, но нетерпение не давало мне долго сидеть на месте, я был слишком деятельным человеком для неопределенного ожидания. Я мог годами трудиться над разрешением какой-нибудь проблемы, но сидеть в бездействии двадцать четыре часа было свыше моих сил.

Через некоторое время я встал и принялся снова бесцельно бродить среди кустарника. Потом направился к холму.

– Терпение, – повторял я себе. – Если хочешь получить свою Машину, оставь Сфинкса в покое. Если кто-то решил отнять ее у тебя, ты не принесешь себе никакой пользы тем, что станешь портить бронзовые панели Сфинкса; если же у похитителя не было злого умысла, ты получишь ее обратно, как только найдешь способ попросить об этом. Бессмысленно торчать здесь, среди незнакомых вещей, становясь в тупик перед каждым новым затруднением. Это прямой путь к безумию. Осмотрись лучше вокруг. Изучи нравы этого мира, наблюдай его, остерегайся слишком поспешных заключений! В конце концов ты найдешь ключ ко всему.

Потом вдруг мне в голову пришла мысль о комизме ситуации: мысль о том, сколько лет я провел в научных занятиях, тяжких трудах, дабы попасть в грядущие века, и теперь, достигши их, с какой страстью и поспешностью пытаюсь сейчас отсюда выбраться. Я своими руками соорудил себе самую сложную и самую безнадежную ловушку, которую когда-либо придумывал человек. И хотя смеяться приходилось только над самим собой, я не мог удержаться и громко расхохотался.

Зайдя в зал огромного дворца, я заметил, что маленькие люди стали избегать меня. Быть может, причина этому была и другая, но их отчуждение могло быть связано и с моей попыткой разбить бронзовые двери. Я ясно чувствовал, что они избегали меня, но постарался не придавать этому значения и не пытался более заговаривать с ними. Через день-другой все пошло своим чередом. Насколько было возможно, я продолжал изучать их язык и урывками производил исследования. Не знаю, был ли их язык слишком прост, или же я упускал в нем какие-нибудь тонкие оттенки, но, по-моему, он почти исключительно состоял из существительных и глаголов. Отвлеченных понятий было мало или, скорее, совсем не было, так же, как и слов, имеющих переносный смысл. Фразы обыкновенно были несложны и состояли всего из двух слов, и мне не удавалось высказать или уловить ничего, кроме простейших вопросов или ответов. Мысли о моей Машине Времени и о тайне бронзовых дверей под Сфинксом я решил запрятать в самый дальний уголок памяти, пока накопившиеся знания не приведут меня к ним естественным путем. Но чувство, без сомнения, понятное вам, все время удерживало меня поблизости от места моего появления.