Дом шалунов - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 26
Сухой лист зашуршал совсем близко под чьими-то ногами. Котя уже решил, что к нему подоспевала помощь.
Полный радостного волнения, он рванулся вперед навстречу еще невидимому другу. Кусты быстро раздвинулись под сильными руками и… Котя испуганно вскрикнул, выронил из рук картуз с грибами и отпрянул в сторону…
Глава XLVII
Снова он!
Перед ним был дядя Михей. Маленькие глазки горели злобной радостью, рыжие усы щетинились, рот кривился злорадной усмешкой. В два прыжка он очутился подле мальчика и, крепко схватив его за плечи, зашипел змеей в самое ухо Коти:
– Ага! Наконец-то ты мне попался, голубчик! Наконец-то удалось схапать тебя!.. Давно я выслеживаю тебя, ангельчик! Спасибо доброму человеку, сказал про бумажку, которая обозначала, где тебя искать!.. Наш Лесовский грамотей прочел, пришел и сказал мне, что в Дубках ты… Вот и опять свиделись… Небось, не рад, поди? А и впрямь, что радоваться!.. Теперь я тебя, голубчика, взаперти держать буду, в конуре собачьей, голодом морить… Бить буду каженный день по два раза… Искалечу тебя, чтобы ты не убег в другой раз! А теперь ступай за мной… И гляди у меня, бежать не моги… Забью до смерти, коли поймаю!
И все еще цепко держа за руку Котю, чуть передвигающего ноги от ужаса, волнения и усталости, Михей поволок его за собой.
Холод охватил душу мальчика. Сердце его сжалось, точно в тисках. Он чувствовал, что Михей исполнит свою угрозу, что от этого жестокого, бессердечного человека пощады ждать нельзя. Живым из его рук теперь не вырваться, – с тоской и болью подумал Котя. И тут же вспомнил милых товарищей, доброго Макаку, проказницу Женю и того злого мальчика, из-за которого он снова попал в страшные руки дяди Михея.
И вот в его мыслях промелькнуло то, что ожидало его в деревне: голод, заключение, побои, истязания. Новым ужасом наполнилось бедное сердечко Коти.
«Нет! Нет! Лучше умереть в лесу голодной смертью, нежели оставаться в руках мучителя!» – вихрем пронеслось в его голове, и, не помня себя, он неожиданно наклонился к крепко державшей его руке Михея и, прежде чем тот успел опомниться, изо всех сил укусил его за палец.
Михей громко вскрикнул от боли и выпустил руку Коти… Только этого мальчику и было надо. Он рванулся вперед… и помчался стрелой через кусты и сучья, через самую чащу, едва чувствуя ноги под собой.
С бешеным криком Михей понесся за ним.
Глава XLVIII
Погоня
Котя бежал с такой быстротой, на которую способен только человек, за плечами которого смертельная опасность. Но и Михей не отставал от него ни на шаг.
Взрослый мужчина гнался за маленьким человечком, желая во что бы то ни стало нагнать его и жестоко отомстить за все. Бегущие не обращали внимания на то, что встречные сучья деревьев рвали на них одежду, царапали им лица, кололи ноги. Кровь ручьем текла по щекам обоих, но ни Михей, ни Котя не замечали ее. Вот-вот, казалось, сейчас протянется рука Михея и схватит мальчика… Но прыжок, другой – и снова уже вне опасности Котя… Расстояние между беглецом и его преследователем становится то больше, то меньше. Вот оно увеличилось снова… вот уменьшилось…
– Стой, Миколка! Если жив остаться хочешь, тебе говорят, стой! – слышится уже близко, совсем близко за плечами Коти.
Мальчик заметно устал и ослабел. Силы совсем ему изменяют. Ноги отказываются служить. Михей уже близко, близко за его плечами. Вот горячее дыхание обдает уже Котю, рука протягивается, цепкие пальцы хватают за рукав…
– Ох!
Не то стон, не то вопль раздается за плечами беглеца… И что-то тяжелое грузно падает на землю позади мальчика… Это упал Михей, не разглядев в наступивших сумерках глубокую канаву…
Котя облегченно переводит дух, легко перескакивает канаву и быстро исчезает за деревьями. В ту же минуту радостный крик вырывается из груди мальчика… Деревья значительно поредели… Вон и опушка леса… На опушке слабо тлеет костер, вокруг костра мелькают большие и маленькие тени. Вон кто-то бежит от костра, смешно размахивая руками. Это Витик. Котя сразу узнал подвижную фигурку своего первого приятеля.
– Витик!
– Котя!
И мальчики радостно падают в объятия друг друга.
Глава XLIX
Уроки. – Страшилище
Александр Васильевич, узнав о случившемся с Котей, строго-настрого приказал всем мальчикам не оставлять его одного. Добрый директор пансиона боялся, чтобы снова не появился Михей и не утащил, чего доброго, Котю.
Маленькие пансионеры с удовольствием исполнили это желание директора. «Сторожить» Котю являлось для них очень приятной обязанностью. Котю любили все, за исключением Гоги и Никса, завидовавших «мужичонку», как оба они презрительно называли мальчика. Но с Гогой и Никсом не очень-то считались. Помня их предательский поступок с Котей, маленькие пансионеры по-прежнему чуждались и сторонились обоих мальчиков. Каждый знал отлично, что если бы не они, Михей ни за что не догадался бы, где находится его маленький приемыш.
Итак, за Котей следили, не оставляя его ни на минуту одного. Боялись Михея и говорили о нем постоянно. Михей являлся каким-то сказочным чудовищем, которое могло появиться внезапно и украсть прекрасного принца. Поэтому рыцари решили сторожить своего принца. Днем всегда кто-нибудь ходил по его пятам, а ночью в спальню брали Кудлашку, чтобы она своим лаем успела возвестить о приближающейся опасности.
Прошла неделя, а Михей не появлялся. Мало-помалу о нем стали забывать. К тому же время каникул прошло, и с 16-го августа у пансионеров начались серьезные уроки. Лето проходило, и снова наступили занятия. На этот год класс пансионеров пополнился двумя новыми учениками: Греня и Котя стали заниматься вместе с прочими детьми. Сам Александр Васильевич давал урок мальчикам. Из соседнего села два раза в неделю приезжал священник учить их Закону Божию, а Кар-Кар и Жираф обучали их языкам.
Котя, выучившийся с Макакой за лето грамоте, тоже мог сидеть в классе вместе с прочими и учиться всему, чему учили его маленьких друзей. Даже по-французски и по-немецки ему велено было заниматься заодно с остальными, потому что мальчик проявлял ко всему удивительные способности.
– Совсем особенный он какой-то! – говорил про него Александр Васильевич, указывая своим помощникам на красивую белокурую головенку недавнего деревенского пастушка, прилежно склонившуюся над книгой.
Действительно, Котя был совсем особенный мальчик, потому что способности у него были удивительные. Он запоминал все свободно и легко. Науки давались ему просто, без усилий. За два месяца своего пребывания в пансионе господина Макарова он отучился постепенно и от своих деревенских выражений. Он не говорил теперь ни «ладно», ни «эвона» и ничем не отличался от своих товарищей.
Загар постепенно сходил с его личика… Простая, но изящная курточка куда более подходила ему, нежели деревенская рубашка и кафтан. Теперь, тщательно одетый, умытый и причесанный, он выглядел настоящим красавцем.
Прошла еще неделя. Наступили теплые дни «бабьего лета»; в саду поспели яблоки, груши. И дети окончательно позабыли про «страшного дядю» Михея.
Часы уроков еще увеличились, а свободное время сократилось. Надо было учиться и учиться, чтобы получить хорошие отметки к Рождеству. Мальчикам было уже не до Михея. Они были уверены, что он не посмеет заглянуть сюда. К тому же в пансионской жизни случилось событие, заставившее обратить мысли детей совсем в иную сторону: в пансионском мирке появилось новое страшилище.
Александр Васильевич, как хороший хозяин, решил, что пора запасаться мясом на зиму. Раздобыть мясо в их глуши довольно трудно, а зимой так и совсем нельзя было его получить. Поэтому мясные запасы требовалось сделать с осени. Для этой цели директор пансиона купил быка, настоящего живого быка. Бык был огромный, с налившимися кровью глазами и с огромными рогами. Он казался очень страшным, и соседние крестьяне продали его хозяину Дубков только потому, что бык был какой-то дикий и они страшились его рогов. Про быка ходили слухи, что он уже забодал пастуха и двух подпасков. Когда его, связанного, притащили в телеге, дети с любопытством окружили быка. Всем было чрезвычайно интересно взглянуть на страшное чудовище. Крестьяне, привезшие его, насилу втащили быка в сарай, и один из них, наскоро перерубив веревки, стягивавшие ноги свирепого животного, с быстротой молнии выскочил из хлева.