Призрак замка Тракстон-Холл - Энтвистл Вон. Страница 13
– Альфред… Том, – позвал дворецкий, – возьмите багаж.
Лакеи заковыляли, продвигаясь на ощупь, пока не наткнулись на груду чемоданов. Оказывается, все слуги мужского пола были слепы, не считая садовника.
– Соблаговолите последовать за мной, господа, – предложил дворецкий и зашагал нетвердой походкой в сопровождении нагруженных поклажей лакеев.
– За ним? – прошептал Уайльд. – Он же слеп, как крот. Прогулка закончится падением с балкона.
У подножия парадной лестницы мистер Гривз помедлил, обращая внимание приглашенных на длинную залу по левую сторону.
– Портретная галерея ведет в бальную залу и западное крыло, к несчастью весьма обветшавшее. Гостям не рекомендуется там появляться.
Лестница угрожающе раскачивалась и скрипела, пока они переползали со ступеньки на ступеньку, судорожно вцепившись в перила.
– Не волнуйтесь, господа, – сказал мистер Гривз, уверенно ступая, – этой лестнице уже двадцать лет.
Благополучно миновав пролет, они свернули направо в открытую галерею.
Опасения Уайльда не оправдались. Бледный как смерть дворецкий без труда находил дорогу в мрачном лабиринте. Друзья следовали за ним по пустынным коридорам, карабкались по скрипучим лестницам. Лакеи плелись позади, словно тени, приговоренные на вечное скитание по закоулкам Тракстон-Холла.
– Я знаю, почему так темно, – прошептал Конан Дойл другу. – Недуг леди Тракстон заставляет ее сторониться света.
Уайльд покосился на него:
– Стало быть, неспроста заколочены ставни?
– Вот именно.
– К тому же, – продолжал Конан Дойл, – слепая прислуга не станет возражать против полной темноты.
– Смотри, во всех коридорах по обе стороны есть выпуклости, – показал Уайльд.
– Так они передвигаются на ощупь, – догадался Конан Дойл.
– Умно, – признал Уайльд, – и немного странно.
На третьем этаже работники приоткрыли ставни, и впервые за долгое время в окна хлынул солнечный свет, отражаясь в мириадах пылинок.
Резкий поворот налево. Процессия прошла вдоль мрачного коридора, пока не уперлась в неприметную дверь.
– Ваша комната, мистер Уайльд.
Мистер Гривз достал ключ, нащупал замочную скважину и отпер замок.
– Посещают ли эту комнату привидения, сэр? – осведомился Уайльд.
– Привидения? – мрачно повторил дворецкий. – Боюсь, они тут повсюду.
– Превосходно! Мне всегда нужен зритель, пусть даже неосязаемый, – просиял Уайльд и повернулся к Конан Дойлу: – Я пока разберу вещи и подготовлюсь к вечернему выходу. Дай мне время.
Мистер Гривз и все остальные двинулись дальше. Они не прошли и дюжины шагов, как вдруг услышали пронзительный вопль Уайльда. Конан Дойл опрометью бросился назад. Ирландец грыз кулаки, дико озираясь по сторонам.
– Оскар, что с тобой? – крикнул Конан Дойл.
– Эта комната… ужасна! – произнес Уайльд страдальчески, бросив безумный взгляд на друга.
Конан Дойл вздохнул с облегчением:
– Нельзя же так пугать. Я думал, ты попал в беду.
– Так и есть, вся эта мебель, ковры, обои – нет, ты только взгляни… – он ткнул пальцем в стену, – вот настоящая беда. Кто их декоратор – Иероним Босх? Сожалею, Артур, но я умываю руки.
– Оскар, мы же только что приехали!
– Возможно, но тут мрачно и тоскливо, а всякое уродство меня угнетает. Не могу жить без красоты, аромата свежих цветов, иначе я просто зачахну.
Конан Дойл подавил разочарование и напустил на себя невозмутимый вид:
– Что ж, ладно, утром мы отправим тебя домой.
Уайльд хлопнул его по плечу:
– Ты настоящий друг, и такой отзывчивый, но не воображай, что я брошу тебя тут одного.
– Разумеется, – процедил Конан Дойл сквозь зубы, – куда же я без тебя.
Предоставив Уайльда хлопотам слуг, он последовал за мистером Гривзом. У следующей двери дворецкий достал большой ключ, нащупал замочную скважину и, открывая дверь, обернулся к Дойлу:
– Осмелюсь спросить, сэр, храпите ли вы?
– Да, еще как.
– А снятся ли вам кошмары?
Вопрос был странный, но не для Тракстон-Холла.
– Довольно редко.
Старик попытался улыбнуться:
– Тогда вам здесь понравится.
Дворецкий вошел и водрузил чемодан на стойку. Первым делом Конан Дойл ощутил затхлую атмосферу комнаты. Хотя помещение проветривалось, создавалось полное ощущение только что найденного древнего склепа. Покончив с обязанностями, мистер Гривз чуть склонил голову и побрел к двери, шаркая по вытертому ковру.
– Послушайте, а когда вы ждете остальных гостей?
– Все гости уже в замке, кроме одного, – не оборачиваясь, ответил внушительный дворецкий. – Аперитив подадут в три, затем обед в главной столовой. Я за вами приду, когда наступит срок. Могу я идти, сэр?
– Да, разумеется, благодарю вас, мистер Гривз.
Дворецкий отвесил легкий поклон, шагнул к двери.
– Ах да, еще кое-что.
Старик остановился и обернулся, излучая вселенское терпение.
– Мистер Гривз, вы давно служите в замке?
– С самого детства, как и мой отец.
– Вы знали лорда Тракстона?
– Какого именно лорда, сэр? Я служил троим. Самый молодой лорд Альфонс покинул отчий дом в зрелом возрасте. Он упал в расселину в горах Швейцарии. Тело так и не нашли.
– Он ладил с отцом?
Гривз помрачнел:
– Увы, нет, сэр, эти двое не слишком друг друга жаловали. Отец всю жизнь винил сына в смерти жены. Она умерла родами.
– Надо же, как печально.
– По-другому здесь не бывает, – сухо заметил дворецкий.
– Вы служите дольше остальных?
– Верно, сэр. Еще из старой прислуги – миссис Криган, она с нами тридцать лет, и садовник Тоби.
– Понятно.
– Это все, сэр?
– Пожалуй. Благодарю вас, мистер Гривз.
Дворецкий поклонился и побрел к двери. Он хватался за стены, а в остальном совсем не походил на слепого. Дверь за ним захлопнулась, и Конан Дойл окинул взглядом новое обиталище.
Комната была расположена со стороны фасада, ее окна выходили на юг – на обширные поля и рощицу с каменным кольцом. Несмотря на это, здесь царила кромешная тьма. Стенные панели, шкаф, кресла, кровать с балдахином – все было изготовлено из орехового дерева. Оно почернело от времени и стало похоже на обсидиан, так что обстановка поглощала весь солнечный свет. Хорошенько присмотревшись к стенам, доктор обнаружил причудливые резные узоры в виде листьев. Виноградные лозы, совсем как настоящие, оплетали дубовые ветви. В этих зарослях, по воле мастера, обитали невиданные человекоподобные существа. Дойл затаил дыхание, вспоминая, где прежде видел нечто подобное. Его отец был художником, но, увы, пристрастился к выпивке. В перерывах между запоями, пока алкоголь окончательно не лишил его рассудка, Олтемонт Дойл получал неплохой доход от ремесла. Он и в лечебнице продолжал рисовать. После его смерти картины передали семье. Конан Дойл сжег их в камине, посчитав безумными. Живопись отца всегда была полна волшебных созданий, наполовину людей, наполовину животных. Казалось, он смотрел на окружающее через призму, приоткрывавшую завесу обыденности в таинственный и странный мир.
Конан Дойл заставил себя отвернуться и первым делом положил «Непобедимого», крикетную биту, у кровати. Затем расстегнул ремни чемодана. На воле вещи немного воспряли, как тесто. Пусть Уайльд попал в точку с твидовыми костюмами, все равно они разные – цвета овсянки, светлый в крапинку, будто кекс, и бежевый. Приподняв их, он нащупал под слоями носков и кальсон кожаный мешочек, миниатюрный саквояж со стетоскопом, хирургической нитью и пузырьками лекарств. Отбросил мятые костюмы, сунул руку внутрь и выудил увесистый сверток. В черной тряпице оказался его неизменный револьвер. Доктор все не решался взять его с собой, пока не вспомнил, что предполагаемый убийца из видения тоже будет вооружен. Зачем же вступать в заведомо неравный бой – так можно решить исход дела не в свою пользу. Полюбовался немного, взвесив веблей в руке, и завернул обратно. Затем осмотрелся и решил устроить тайник под матрасом – место не самое надежное, впрочем, прислуга явно не скоро явится менять постельное белье.