Призрак замка Тракстон-Холл - Энтвистл Вон. Страница 21
– Пойду немного подкреплюсь, – бросил он и, оставив друга, направился к чаше с пуншем.
Его чахоточная жена на пороге смерти, чего хорошего ему ждать от жизни. Он потянулся за серебряным ковшом и наткнулся на женскую руку.
– Ох, простите, после вас.
Перед ним стояла Элеонора Сиджвик. Она не выглядела старше тридцати и уж наверняка была младше мужа лет на двадцать. Привлекательная женщина с карими глазами. Правда, без лоска. Каштановые волосы причесаны на прямой пробор и собраны на затылке в тугой узел – ну вылитая профессорша.
Она посмотрела ему прямо в глаза, улыбнулась и отдернула пальцы.
– Миссис Сиджвик, могу я предложить вам немного пунша?
– Благодарю вас, с удовольствием. И можете называть меня просто Элеонорой.
Конан Дойл наполнил ее бокал, а затем свой и собрался вернуться к Уайльду. Миссис Сиджвик преградила ему дорогу и выжидательно на него посмотрела.
– Э-э, я здесь с другом, мистером Уайльдом. Не хотите к нам присоединиться?
– О да! – Она встрепенулась. – Вы так любезны.
Уайльд поднялся им навстречу, поклонился:
– Миссис Сиджвик. – Он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.
– Ах! – воскликнула Элеонора и залилась краской. – Ах! – повторила она с девичьим трепетом.
Конан Дойл подвинул для нее стул. Ее глаза горели, как у девицы на первом балу.
– Не скрою, – щебетала она, – мне безумно приятно сидеть рядом с такими знаменитостями. – Она украдкой оглянулась на мужа, но Генри Сиджвик в это время завладел вниманием Уильяма Крукса. – Общение с двумя такими гигантами в искусстве – как глоток свежего воздуха. Моего мужа интересуют только естествознание и математика.
– О, я бы не назвал нас гигантами, – возразил Конан Дойл.
– Никогда не спорь с дамой, Артур, особенно если она тысячу раз права. – Уайльд улыбнулся и почтительно склонил голову. – Мантия гиганта мне как раз впору.
Она придвинулась ближе, почти касаясь коленом ноги Конан Дойла.
– Как вам наше сборище чудаков, господа? – прошептала она заговорщически.
– Волнующе, – ответил Уайльд. – А левитация мистера Хьюма превзошла все ожидания.
– В самом деле, мистер Хьюм – гвоздь программы. Он такой симпатичный и приятный в общении. Таковы наши заокеанские братья.
– Верно, – согласился Конан Дойл. – А не знаете ли, почему Фрэнк Подмор такой, как бы это сказать…
– Язвительный?
Конан Дойл кивнул.
Элеонора Сиджвик машинально поправила волосы и огляделась – нет ли кого поблизости.
– Это, конечно, не мое дело…
– Мы тоже не сплетники, – успокоил ее Конан Дойл.
– Говори за себя, Артур, – сказал Уайльд, накрыв ее ладонь своей пухлой ручищей. – Сплетни – нектар для меня, и я собираю его, порхая, подобно колибри, с цветка на цветок. Дорогая леди, продолжайте.
В лице миссис Сиджвик читалась неуверенность.
– Мне известно только о вражде Фрэнка Подмора с мистером Хьюмом… и всем Обществом.
– Но почему? – допытывался Конан Дойл. – Насколько я знаю, Фрэнк ученый.
Миссис Сиджвик захихикала:
– Фрэнку нравится так себя называть, а на самом деле он работает секретарем на почте. Что ж, возможно, он действительно посещал университет. У него довольно развитый ум.
– За что же он презирает Хьюма?
– Фрэнк несколько разочаровался в спиритизме, – сказала она с сомнением, подбирая слова. – Особенно когда столкнулся с деятельностью мистера Хьюма. Подмор опубликовал книгу «Призраки живущих», в которой описывается несколько экспериментов мистера Хьюма под строгим научным наблюдением. Однако чуть позже Фрэнк обвинил его в жульничестве и одурачивании наблюдателей. Впрочем, истинная подоплека кроется в пороках мистера Хьюма, а не в объективном мнении Подмора.
– Пороки? – повторил Уайльд, подавшись вперед. – Продолжайте. Мне всегда приятно слушать о людских недостатках, ведь своих у меня нет.
– Нет, я и так уже сказала слишком много, – запротестовала она, обмахиваясь сложенной программкой. – Все это слухи и сплетни.
Уайльд погладил руку Элеоноры и подобострастно взглянул на нее:
– Дорогая леди, взываю к вашей милости.
Она хихикнула и, ощутив поддержку, с глубоким вздохом произнесла:
– Дело в том, что мистер Хьюм бывает невоздержан, в особенности с дамами.
– Прекрасно, – замурлыкал Уайльд. – Будь у меня крылья, я бы сейчас зажужжал.
– Мистер Хьюм много лет путешествовал по континенту, останавливаясь погостить у богатых покровителей. В Париже его вызвали в Тюильри провести сеанс для Наполеона Третьего. Еще он выступал перед Софией, королевой Нидерландов. Ее, разумеется, покорило его могущество. Впрочем, как и остальных, – добавила она многозначительно.
– Думаю, нет ничего плохого в подарках, – возразил Конан Дойл, игнорируя клеветнические измышления.
– Как вы не понимаете! Мистер Хьюм живет за счет аристократов, членов королевских семей. Один скандал вокруг богатой вдовы миссис Лайонс чего стоит.
– Обожаю пикантные истории о богатых вдовах, – сказал Уайльд.
– Миссис Лайонс приняла Хьюма как родного сына.
– Как сына? – недоверчиво переспросил Конан Дойл. – Сколько же ей было лет? А ему?
– Разница в возрасте была незначительной. А вскоре выяснилось, что вдова дала мистеру Хьюму шестьдесят тысяч фунтов, якобы за возможность попасть в высшее общество. Своего обещания он не выполнил, и миссис Лайонс подала иск в суд ради возмещения денег. Дело было решено в ее пользу, вся сумма возвращена. Пресса пригвоздила мистера Хьюма к позорному столбу, а Фрэнк совершенно разочаровался в своем герое.
В эту минуту в комнате появился Дэниел Данглас Хьюм. Он разительно переменился с прошлого вечера, когда его, бледного как смерть, увели из зала. Выгнул спину, выпятил грудь, заложил большие пальцы за лацканы сюртука – то было явное позерство. Приметив чашу с пуншем, он прошелся по комнате с напыщенным видом петуха на птичьем дворе.
– Ах, извините, – промолвила вдруг миссис Сиджвик, – что-то в горле пересохло.
Она стремглав бросилась к столику с пуншем и чуть не налетела на Хьюма. Обменявшись с дамой любезностями, он наполнил ее бокал, и парочка переместилась на двухместный диванчик. Хьюм что-то говорил с улыбкой, а она, игриво жеманясь, гладила его по руке.
– Бог мой, – сказал Уайльд, – хотя мы и гиганты, я чувствую себя рогоносцем.
Конан Дойл хмыкнул:
– Кажется, миссис Сиджвик не устраивает компания мужа, и можно подумать, ей редко целуют руку.
– Судя по возрасту мужа, – заметил Уайльд, – ее губы еще более одиноки.
С боем старинных часов прибыла леди Тракстон, шурша черной вуалью. Конан Дойл сразу сник, когда Конт предложил ей стул и сел рядом. Словно того и дожидаясь, Генри Сиджвик призвал всех к вниманию и объявил об очередной встрече Общества психических исследований.
– На нашем утреннем заседании, – начал Сиджвик, – Фрэнк Подмор прочитает лекцию о животном магнетизме.
Он сделал знак молодому человеку, и тот встал посреди комнаты, рядом с президентом.
– Любопытно послушать, – шепнул Конан Дойл Уайльду.
Подмор мрачно разглядывал публику, нетерпеливо дожидаясь полной тишины. Откашлявшись, он произнес:
– Сегодня я расскажу о своей последней работе.
В дверь гостиной постучали, и появился мистер Гривз.
– Лорд Филипп Уэбб, – объявил он, поклонившись.
Вошел человек высокого роста, чересчур холеный, с короткими напомаженными волосами, расчесанными на прямой пробор. Скромные усики, навощенные и завитые, красовались под выдающимся носом с горбинкой, на которой уютно угнездилось пенсне с черным шнурком. Глядя на безупречно сшитый костюм в полоску, Конан Дойл чувствовал себя безнадежно устаревшим в удобном, но уже изрядно поношенном твиде.
– Пошив недурен, хотя… – прошептал Уайльд на ухо другу. – Ох! – Он поморщился. – Он не в своем уме! Кто же надевает черный костюм вместе с коричневыми сапогами и белыми гетрами?
Конан Дойл видел в госте аристократа до кончиков пальцев. И еще больше утвердился в этом мнении, когда тот заговорил.