Забытая клятва Гиппократа - Градова Ирина. Страница 46

– Вы сказали – числился, – заметила я, воспользовавшись паузой в рассказе Карпухина. – Что, Емоленко больше там не работает?

– Ну, он же теперь член Комиссии по этике. Формально, конечно, он остается при комитете, но комиссия, как и ОМР, более или менее самостоятельная организация – так ведь и задумывалось. Так вот, мне удалось выяснить еще кое-что. Комиссия по этике состоит из более чем тридцати человек. Это сделано специально, чтобы, как и ОМР, она могла работать сразу по нескольким делам. Первоначально в группу, которую планировалось отправить в вашу больницу для расследования дела Свиридина, Емоленко не входил. Он сам попросил, чтобы его включили, – понимаете, о чем я?

– Кажется, да! Вы хотите сказать, что Емоленко хотел участвовать в «охоте» на Олега?

– Именно! – хлопнул себя по ляжкам майор.

– И что вы собираетесь с этим делать?

– Я уже кое-что предпринял – правда, это, черт подери, было не так-то просто! Для начала я вызвал Емоленко на допрос. Видели бы вы, какая поднялась волна!

– И с чего бы это? – хмыкнул Кадреску.

– Толмачев зашевелился, задергался, прямо как угорь на раскаленной сковородке, – как же, «его» человека зацепили в связи с уголовным делом! Толмачев прекрасно понимает, что при любом раскладе будет выглядеть бледно. С одной стороны, если он знал о связи Емоленко с Шиловым и все же взял его в команду, это означает намеренное преследование – даже в суд ходить не надо, чтобы прищучить его за такие выкрутасы. С другой, если Толмачев вообще не в курсе, то…

– То он хреновый руководитель, – закончил Кадреску: сегодня он был невероятно красноречив. – Как ни крути, а стул под ним зашатается!

– Но Емоленко-то что-нибудь пояснил? – спросила я, нервничая. – Имеет он отношение к этим дурацким запискам с угрозами?

– Трудно сказать, – вздохнул Карпухин. – Он все отрицает, а серьезно взять его в оборот мешает отсутствие каких-либо доказательств против него. Кроме того, если дело действительно в Шилове… В общем, смотрите: если Павла похитили, как мы предполагаем, вместо вашего мужа, Агния, то сделал это не Емоленко, а семейство Челищевых. Зачем им это? Непонятно!

– Может, он помогал?

– Маловероятно. Во-первых, тогда бы ошибки не произошло, ведь он знает Шилова в лицо и ни за что не перепутал бы его с Бойко. Во-вторых, и это самое главное, на то время у него неопровержимое алиби: Емоленко находился в двухдневной командировке в Тихвине. Билеты он предоставил по первому требованию, как и отчеты с конференции, на которой его присутствие готовы подтвердить человек двадцать!

В офисе повисла гробовая тишина: казалось, если бы за стенкой пробежал паук, мы услышали бы топот его ног!

– Но, согласитесь, ведь невозможно, чтобы все это оказалось совпадением! – подал голос Павел Кобзев.

– Думаете, я этого не понимаю? – сердито отозвался Карпухин. – Но во всей этой цепочке смертей отсутствует самое главное звено – то, которое связало бы хоть одного подозреваемого хотя бы с одной из жертв!

– И что же теперь делать? – спросил Никита. – Ждать, пока кого-нибудь снова не грохнут?

– И что-то мне подсказывает, – снова заговорил патологоанатом, – что на сей раз это все-таки будет Олег Шилов – без обид, Агния.

Я и сама понимала, что Леонид прав, и от бессилия у меня сводило челюсти.

– Не волнуйтесь, – попытался успокоить меня майор, – я охрану не снимаю, и за Олегом присмотрят. Пока, к сожалению, это все, что можно сделать, но я рассчитываю на то, что скоро появятся кое-какие подвижки в деле. Во-первых, наши компьютерщики пытаются установить личность этой Немезиды: думаю, она непременно должна пролить свет на наше дело. У меня есть еще пара зацепок…

– Слушайте, Артем Иванович, – перебила я, внезапно озаренная одной странной мыслью, – а могу я посмотреть ту запись?

– Из клуба? Разумеется, но что вы надеетесь на ней обнаружить?

– Пока не знаю, – уклонилась я от прямого ответа. – Называйте это предчувствием, если хотите.

– Что ж, мы можем прямо сейчас заехать ко мне за копией, – пожал плечами майор. – Все, что может нам помочь, поощряется!

С некоторых пор я стала ценить каждую минуту, которую провожу вместе с Шиловым. Ощущение грозящей ему опасности лишь усиливало наши эмоции. Возможно, это плохо: адреналин, выбрасываемый в кровь в избытке, приводит меня в состояние, близкое к экстазу. В обычной ситуации я ничего подобного не испытываю, и, наверное, узнай об этом Шилов, он бы немало удивился и, возможно, даже обиделся. Но я ничего не могу с собой поделать, и меня заводит тот факт, что где-то снаружи бродит убийца! Скорее всего, я просто ненормальная, поэтому ни за что не собираюсь делиться своими фантазиями с кем бы то ни было, особенно с Олегом.

Был тот редкий день, когда мы смогли попасть домой одновременно. После ужина отправились прямиком в постель – не для сна, разумеется. Примерно через сорок минут я почувствовала себя готовой к просмотру диска, переданного мне майором. Я вставила его в дисковод и снова улеглась в уютное кольцо рук мужа.

– Что мы смотрим? – поинтересовался он. – Эротику?

– Мечтай! Между прочим, это касается тебя лично.

И я в двух словах передала ему смысл того, что нам предстояло увидеть. Выслушав, Олег нахмурился.

– Я думал, ты больше не занимаешься этим делом, – сказал он разочарованно. – Разве Карпухин не просил тебя держаться подальше от расследования?

– Дело касается не только тебя, – возразила я. – В нем замешано чертовски много народу, включая моих коллег и друзей. Как я могу оставаться в стороне?

– Трудно поверить, что Татьяна согласилась снимать в клубе!

– И не говори, но гораздо труднее представить, что Альбина дала на это добро! – сказала я. – А теперь давай-ка поглядим, кого Извеков видел на пленке, ладно?

Запись длилась ровно шестьдесят минут – продолжительность обычного сеанса в «Начни сначала». Таня и в самом деле поработала на славу: мы увидели крупный план всех присутствующих. Люди рассказывали о том, какие изменения произошли в их жизни за последнее время. На встрече присутствовали несколько новеньких, и их душераздирающие истории пришлось выслушать нам с Олегом. Шилов чертыхался через каждые пять минут, а я, надо признать, уже не испытывала никаких эмоций: мною при просмотре видеозаписи руководил чистый расчет: я надеялась, что меня настигнет озарение – так уже несколько раз случалось за время работы в ОМР. Сначала, когда я слышала рассказы потерпевших от врачебной халатности и медицинских ошибок, то не могла отделаться от чувства, что все это – лишь отдельные случаи, но на общем фоне они никак не могут рассматриваться, как правило. Теперь же мне пришло в голову, что дело не в проблеме здравоохранения в частности. Если бы все обстояло так, то можно просто избавиться от «паршивых овец» и продолжать жить счастливо. Однако, видимо, беда в том, что люди изменились – все люди, а не только врачи. И изменения эти, к сожалению, в худшую сторону. Общество стало враждебно настроенным по отношению к каждому отдельному индивиду. Когда сталкиваешься с проявлениями агрессии или, в лучшем случае, равнодушия в общественном транспорте или на улице, это можно пережить – забыть и идти дальше. Если же вопрос касается здоровья, а то и самих жизни и смерти, невозможно этого сделать. Так уж вышло, что мы, медики, отвечаем за тех, кто попадает к нам в руки. Эти люди полностью от нас зависят, зачастую даже не понимая, что происходит и как, собственно, будет проходить лечение. Мы предпочитаем не вдаваться в лишние объяснения, экономя себе время и нервы. Мы оправдываем себя тем, что «пациенты все равно ничего не знают, а потому бесполезно тратить силы! Но тогда можно оправдать и то, что «лечение не удалось», «операция не оправдала ожидания», «пациента все равно невозможно было спасти» и так далее, до бесконечности. Невозможно вложить душу в человека, который утратил ее давным-давно. Жизнь наша, как это ни прискорбно, не располагает к доброте и состраданию. Порой мы забываем об отдельно взятом человека и думаем лишь о статистических данных. Или, если пациенту «повезет» и случай окажется по-настоящему интересным, он и в самом деле получит надлежащую помощь, но отнюдь не оттого, что медперсонал проникся его бедой, а лишь потому, что кто-то напишет еще одну диссертацию на малоизученную тему и сделает себе имя в научном мире.