Клиника С..... - Шляхов Андрей Левонович. Страница 35

— Что-то припоминаю, но они, кажется, маргиналы? — На лице Ирины Николаевны мелькнула гримаса неодобрения.

— Я бы сказал — городские романтики, — мягко возразил Моршанцев. — А их лидер, между прочим, наш коллега, бывший патологоанатом.

— Это многое объясняет, — усмехнулась Ирина Николаевна. — Поэтому они и поют о смерти, гробах и кладбищах.

— Не только. Это вот тоже они: «Загадай желанье и закрой глаза, до рассвета. До утра осталось три часа и конфета. Где-то мчит по улицам она. Королева. Снежная. Нежная…» [22]

— Знакомо, — кивнула Ирина Николаевна. — Из серии: «Может, с толстыми ляжками, тайно придет „она“, и ты будешь читать свою дохлую томную лирику…» [23]

Моршанцев понял, что с поэзией пора завязывать, и предложил перейти в соседний зал. Попутно рассказал о том, как мучился Сергей Довлатов во время работы экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом, придумывая «связки» для логичных переходов из одного музейного зала в другой, и наконец придумал универсальную: «Друзья мои! Здесь, я вижу, тесновато. Пройдемте в следующий зал!»

— Сегодня бы эта связка не сработала, — пошутила Ирина Николаевна, намекая на малое количество посетителей.

В общении сама собой установилась неожиданная легкость. Они обращались к друг другу на «вы», но, словно сговорившись, избегали имен и отчеств, как не совсем уместных в разговоре двух молодых людей. Когда же у Моршанцева вдруг сорвалось с языка: «Ирина Николаевна», то в ответ он услышал:

— Мы с вами не на работе, поэтому предлагаю на время забыть об официозе и обходиться без отчеств.

На словах «на время» было сделано ударение.

— Хорошо, Ирина Ни… — Моршанцев оборвал себя на полуслове, — так действительно проще. На время.

Уже через пять минут он из Дмитрия превратился в Диму, но заведующую неукоснительно называл Ириной, не скатываясь до фамильярного «Ира». Опять же, Дмитрий — немного тяжелое для произношения имя, два блока сдвоенных согласных, поэтому Дима — это не столько фамильярно, сколько удобно.

К концу осмотра Моршанцев освоился настолько, что пригласил начальницу продолжить обсуждение выставки в каком-нибудь заведении.

— Уточните, Дима, какое заведение вы имеете в виду? — потребовала Ирина Николаевна. — Заведения бывают разные, некоторые даже с номерами.

Моршанцев покраснел от смущения (все-таки манера общаться у начальницы всегда оставалась шокирующей), от смущения же стал многословным и начал путано, с запинками, объяснять, что имел в виду сугубо «едательные» заведения, и ничего более…

— Перекусить где-нибудь поблизости я не прочь, — ответила Ирина Николаевна и сразу же уточнила: — Только каждый платит за себя и чтобы была нормальная еда, а не суши с роллами.

— Не любите японскую кухню?

— Терпеть ненавижу. Хотя понимаю, почему эта мода на суши так старательно насаждается рестораторами.

— Почему? — полюбопытствовал Моршанцев.

— А вы попробуйте дорого продать порцию риса с куском селедки. Вряд ли получится. Но если взять и навертеть понтовых колобков, да подать их на дощечке с горсточкой имбиря… Вот маринованный имбирь я люблю, вкусная штука. А васаби — пакость и мерзость.

— Я, собственно, тоже не любитель азиатской кухни, — честно признался Моршанцев. — Суши предпочитаю пиццу или чебуреки.

— Я тоже люблю пиццу, а чебуреки как-то не очень…

В пиццерии, на которую они наткнулись случайно и быстро, Моршанцев замешкался с выбором напитков.

— Я буду вино, — сказала Ирина Николаевна. — Раз уж выбралась в центр своим ходом, то надо получить от этого максимум удовольствия.

— Красное? — уточнил Моршанцев.

— Кьянти, вернее, то, что здесь так называют. Хотя бы в названиях должна быть гармония.

Себе Моршанцев заказал пиво. Официант настойчиво советовал попробовать нефильтрованное бочковое из собственной пивоварни, но опытный Моршанцев предпочитал знакомые марки не поймешь чему.

— Пицца и пиво совершенно не сочетаются друг с другом, — прокомментировала Ирина Николаевна.

— Могу поспорить. Пиво превосходно сочетается с колбасами, анчоусами, ветчиной, то есть со многими компонентами пиццы, а следовательно…

— Убедили, сочетается, но с вином все равно вкуснее. Пиво больше подходит к тяжелым, жирным блюдам, всем этим баварским «швайнехаксе» [24] и «швайнбратенам». [25] Хотя вот сало хорошо только под горилку, с пивом оно не идет…

— Все зависит от стереотипов.

— Да, вы правы, — согласилась Ирина Николаевна. — Стереотипы — основа мироздания. Взять, к примеру, наш институт… Извините, я нечаянно. В выходные нельзя разговаривать о работе, тем более с теми, с кем вместе работаешь. Да еще за едой.

— Я не против, — ответил Моршанцев.

— Ценю вашу деликатность, но я точно против. Лучше расскажите мне, как вы любите отдыхать?

— По-разному, — пожал плечами Моршанцев. — Главное — делать что хочется. Хочется валяться перед телевизором — надо валяться перед телевизором, хочется рвануть на лыжах по Лосиному острову — надо рвануть. Летом люблю уезжать куда-нибудь далеко на велосипеде. Без определенной цели, куда глаза глядят…

— Почему так? — удивилась Ирина Николаевна. — Разве не лучше составить маршрут заранее? Чтобы избежать неопределенности…

— В жизни и без того много планирования. Иногда просто хочется от него отдохнуть.

— Я не люблю случайности и всячески стараюсь их избегать.

— Случайности бывают разные. Против приятных я ничего не имею. Вот, например, наша встреча — приятная случайность. Сам бы я никогда бы не подумал пригласить вас на выставку…

— Почему?

Официант принес кьянти и пиво, давая тем самым Моршанцеву возможность обдумать ответ.

— А когда будет пицца? — поинтересовалась Ирина Николаевна.

— Скоро. Мы ее готовим, а не разогреваем, — с достоинством ответил официант и ушел.

— Как он меня уел, а? — Ирина Николаевна пригубила вино и уважительно подняла вверх брови. — О, винцо неплохое, определенно неплохое. Так почему же вы, Дима, никогда бы не подумали пригласить меня на выставку? Я произвожу впечатление недалекой особы, не интересующейся ничем, кроме работы? Или я такая мегера, что даже страшно подумать…

— Ну что вы, Ирина! — запальчиво перебил Моршанцев. — Вы производите очень хорошее впечатление, и никакая вы не мегера! И вообще с вами очень интересно, только если предположить, что я бы… если бы я хотел, то есть собирался бы… — Моршанцев сделал глубокий вдох, собираясь с духом, и выдал концовку: — Вы бы решили, что я подхалим.

— Почему? — вроде бы непритворно удивилась начальница.

— Ну как же? — в свою очередь удивился Моршанцев. — Подхалимы же так себя ведут.

— А вы не такой?

— А разве я давал повод заподозрить меня в подхалимаже? — вопросом на вопрос отвечать не очень-то вежливо, но иногда приходится.

— Нет, — покачала головой Ирина Николаевна. — Но вы же первый заговорили о подхалимаже, вот я и развила тему. Ладно, давайте замнем, не будем портить вечер. Мне с вами тоже интересно, во всяком случае — не скучно. Если бы вы еще не держались так скованно…

— Я?

— Да, вы. Ну если не скованно, то напряженно. Я же чувствую. Вы меня боитесь или вас просто смущает сам факт нашего общения вне стен института?

— Ну да, — признался Моршанцев. — Немного непривычно.

— Почему? Мы же знакомы не первый день?

— Знакомы мы достаточно давно, но мы же общались чисто по работе, а не вот так. Это немного непривычно. И… — Моршанцев поколебался секунд десять, но все же договорил: — И вы, Ирина, вне стен института другая.

— Лучше или хуже?

— Просто другая.

— Я вас совсем замучила, — Ирина Николаевна улыбнулась, и в улыбке ее, как и в изменившемся выражении лица, Моршанцеву почудилось что-то виноватое. — Есть у меня такая отвратительная, но в то же время очень полезная привычка во всем докапываться до корней, все препарировать… Скажите, Дима, вам не кажется, что приготовление пиццы они начинают с выращивания пшеницы? Сколько можно ждать?