После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 26

— Кажется, я совсем уж вас напугал, — сокрушённо покачал головой князь. — Да, они потеряли много сил, и вряд ли в скором времени смогут бегать по лесу, но жизнь их вне опасности, я немного понимаю в целительстве. Теперь им требуется только покой и забота, которую они скорее получат дома, под присмотром родителей, чем у старика в лесу, — он улыбнулся.

Двух одеял, к сожалению, в землянке старика не нашлось. Поэтому одного мальчика мы завернули в единственное имеющееся, а второго — в старый бушлат князя. На улице было совсем не холодно, всё-таки лето, но в состоянии столь сильного истощения не бывает лишнего тепла. Можно было обойтись и без бушлата, одной стихией, но так надёжнее.

До посёлка мы дошли часа за два, несколько раз остановившись по дороге — передохнуть, покурить. В основном, конечно, из-за меня; князь левитировал одного из мальчиков без каких-либо затруднений. А я хоть и не жаловался на физическую подготовку, но нести на руках тридцать килограмм живого веса тяжело. Если бы можно было закинуть его на плечо, или хотя бы подхватить на спину, было бы куда проще; но, честно говоря, было боязно хоть как-то потревожить мальчика — при одном взгляде на мальчишку на глаза наворачивались слёзы. Не столько из жалости к нему — причин не доверять старому князю не было, и я был уверен, что у близнецов всё будет хорошо.

Просто вид мальчишек растревожил старую рану. Вряд ли когда-то получится забыть тот лагерь для военнопленных, который моему полку довелось освобождать около года назад. Там были такие же мальчишки, девчонки, а ещё взрослые мужчины и женщины, весившие едва ли больше детей. И все настолько ослабевшие, что идти самостоятельно могли единицы.

В нашем полку было всего два офицера, владеющих воздушной стихией и способных к левитации, поэтому заключённых мы выносили из бараков на руках, на импровизированных носилках, на плечах. Мёртвых пополам с живыми. Тюремщики даже не обращали внимания, что некоторые из заключённых уже не поднимаются на работы — пинали трупы, и, когда это не помогало, просто уходили. Надзирателями там были примитивные тупые зомби, которыми руководили кадровые офицеры из числа Солдат Смерти. Но больше всего шокировало не это, а то, что хватало и вполне живых солдат и командиров, которые чувствовали себя в этом месте вполне комфортно. Наблюдать зверства нежити приходилось всем, да от них никто и не ожидал человечности, а вот когда обычные люди ведут себя как нежить — это по-настоящему отвратительно. И страшно.

Штурм был коротким и внезапным — эти уроды даже не успели понять, что произошло. Когда же добрались до лаборатории, в которой как раз в самом разгаре был один из… экспериментов… Пленных не было. Хоть «учёные» и не оказывали сопротивления, но нежить испепелили офицеры, а живых солдаты забили прикладами и ногами. Я, пара офицеров, и пятеро командиров разных званий — весь командный состав, бывший в той или иной мере свидетелями солдатского самосуда — единогласно решили не наказывать никого. Людьми растерзанные «учёные» уже не были, и вполне получили по заслугам. Пусть по уставу их и должен был судить трибунал, но в Книге Роса сказано, что каждый должен быть наказан соразмерно причинённому им злу — на этом и на том свете. А мы все воспитаны именно на этих традициях.

Нашу небольшую процессию заметили издалека; посёлок от леса отделяло широкое поле, на котором вовсю шла уборка. Ближайший комбайн остановился, из кабины на его переднюю ногу выпрыгнула человеческая фигура. Судя по ловкости, с которой комбайнёр перемещался по не предназначенным для лазанья частям машины, я сделал вывод, что он весьма молод, а по яркому алому платку на голове — что это девушка. Она спрыгнула вниз, сорвала с головы платок, помахала нам и, продолжая размахивать, как флагом, стремглав понеслась к бредущему в отдалении погрузчику. Машина держала под брюхом пустой контейнер, чтобы заменить его при первой необходимости и унести заполненную ёмкость на комбинат. Мне было видно ещё несколько тракторов; судя по всему, погрузчик вполне успевал обслуживать все.

Последовал короткий разговор девушки с водителем севшего погрузчика, и тот, опустив контейнер прямо на землю, развернул машину в нашем направлении. Буквально через пару минут лязгающий суставами железный паук оказался возле нас, резко лёг на брюхо, выпуская из своих недр ту самую девушку с алым платком и крепкую женщину лет пятидесяти. Младшая, почти ещё девчонка — едва ли больше восемнадцати лет — щеголяла в синем мужском рабочем комбинезоне из грубого полотна с мужской же клетчатой рубашкой на пуговицах, а старшая была одета вполне традиционно — в длинную юбку, подоткнутую на боках для удобства, и свободную полотняную рубаху с традиционной обережной вышивкой по рукавам и вороту.

— Нашлись мальчишки! — радостно воскликнула молодая.

— Ох ты, во имя Селея и Ласки! Бледные, худенькие… Что ж с ними сделалось?!

— Нежить напала, — ответил князь. Судя по всему, его в посёлке действительно знали и принимали за своего. — Но с ними всё будет хорошо. Марён, нам бы их до дома довезти поскорее — родители небось с ума сходят!

— Да уж как бы не сошли! — всплеснула руками старшая женщина. — Лёнка вон аж слегла со вчерашнего вечера — всё бормотала, что не увидит кровиночек своих, что сожрала их тварь лесная! Полезайте в кабину, все разместимся. В тесноте, да не в обиде. Лиска, а ты работать дуй, нечего мне здесь!

— Ну, ничего себе! — возмутилась девушка. — Я их заметила, я тебя позвала, а меня сразу обратно? Мне, может, тоже интересно, что за чернушина у нас завелась такая! Знаю я, сейчас как приедете, разговоры разговаривать будете, а я как всегда ничего не узнаю! Товарищ офицер, ну скажите хоть вы ей? — почему-то избрав меня в качестве объекта приложения уговоров (может, потому, что лицо новое, не знающее всех тонкостей местных взаимоотношений, которому можно надавить на жалость?), возмутилась девушка.

— Мы не будем никому ничего рассказывать, — улыбнулся я. — Только СОБовцам, которые около полудня должны прибыть. А вы, Алися, кстати, не собираетесь идти учиться? — в ответ на её удивлённо округлившиеся глаза, я кивнул под ноги — у девушки не было тени. Зато имелась явная склонность к стихии земли и, кажется, воздуха.

— Да вы что, — рассмеялась она. — Я уж два года отучилась. И на фронт бежать хотела, только поймали. А сейчас вон и война кончилась, нас по домам отпустили на лето — почти все деревенские, а в колхозах сейчас самая работа!

— Ну, удачи в учёбе, — отсалютовал я по уставу — как раз мальчика из моих рук аккуратно забрала Марёна, чтобы устроить его в кабине. Девушка в ответ улыбнулась и только помахала рукой. Хоть все люди с магическим даром и являются военнообязанными в случае мобилизации, и общевоинский устав ко второму курсу должны были выучить, но одно дело — выучить, а другое — жить по нему. Что ей, к слову, совершенно не надо.

Я последним нырнул в клетушку кабины, и машина с тихим железным стоном поднялась на лапы, сходу заторопившись в сторону посёлка.

Внутри действительно было весьма и весьма тесно; оставалось только радоваться кратковременности подобных неудобств. Кроме того, здесь было очень жарко, и если водительское место неплохо обдувалось через открытые технические люки по бокам кабины, то пассажирское напоминало хорошую баню. Впрочем, как раз это нас не смущало: мальчикам чем теплее, тем лучше, а мы с Лесиславом, как умеющие обращаться с огненной стихией, подобные мелочи могли перетерпеть без особых усилий. Конечно, приятного в этом процессе всё равно немного, но хотя бы нет риска получить тепловой удар.

Только теперь я нашёл момент сообразить, что мой вечный двумерный спутник куда-то сбежал. Однако предположить конкретных причин подобного его поведения не успел — путь занял у нас всего несколько минут. А потом стало вовсе не до того.

Райков забирал у нас сыновей со слезами. То ли радости, то ли — боли при виде состояния, в котором пребывали мальчики, а, вероятнее, в отцовских слезах хватало и того, и другого. Я, как и всегда в подобные моменты, чувствовал себя очень неловко: это была их личная радость, к которой я не имел совершенно никакого отношения, и потому чувствовал себя будто подглядывающим в замочную скважину.