Три женщины одного мужчины - Булатова Татьяна. Страница 19

И спели. Да так, что проходившие под швейцеровским балконом соседи останавливались и задирали головы, ошибочно предполагая, что в гостях у суровой Тамары Прокофьевны ни много ни мало сам Муслим Магомаев и Майя Кристалинская.

– Хватит, – попыталась остановить выступление хозяйка, – а то люди еще подумают – свадьба.

– Так у нас почти свадьба! – рассмеялся Женька и предложил спеть «Медведей». – Давай, Желтая! А я буду аккомпанировать.

– Женечка поет, – безошибочно определил, кому принадлежит красивый голос, Николай Андреевич, поддерживающий под руку слегка пошатывающегося свата.

– Значит, не бросила. Так и поет? – чуть не прослезился Николай Робертович и остановился под собственным балконом. – Чудо, а не девочка, – поделился он с новообретенным товарищем и икнул: напомнила о себе газировка, которой они запивали в «Томочкином ресторане» «Север» те самые сто грамм, которые должны были ускорить процесс схождения «человека с человеком».

– Не могу с вами не согласиться, – подтвердил правоту высказанного предположения старший Вильский, почувствовавший, как повело его после принятого на тридцатиградусной жаре. – Мне кажется, нам пора.

– Мне тоже так кажется, – быстро согласился маленький Швейцер и стянул с себя парусиновую шляпу, чтобы вытереть вспотевшую под ней лысину. – Пойдем, Коля, – взял Николай Робертович Вильского под руку и повел в подъезд.

И обычно церемонный при первом знакомстве Николай Андреевич с готовностью пошел за товарищем, не обратив внимания на это панибратское обращение.

Пока поднимались на третий этаж, взмокший от духоты Швейцер останавливался после каждого пролета и обмахивался своей парусиновой шляпой.

– Сердце шалит, – поделился он шепотом с Вильским и похлопал себя по левой стороне груди. – Врачи рекомендуют Кисловодск.

– Так поезжайте, – посоветовал Николай Андреевич, встревоженный рвущимся из груди дыханием Женечкиного отца. – Есть такая возможность?

– Есть-есть, – с готовностью замахал шляпой Николай Робертович, – но не могу. Должность, знаете ли, не позволяет. Вот пустим ее, красавицу (это он о ГЭС), и поеду. А то, знаете ли, бухгалтерия – дело такое. Здесь контроль нужен.

– Нужен, – еле заметно подтолкнул Швейцера Вильский, и они преодолели очередной пролет. – Но все равно настоятельно рекомендую – в Кисловодск.

– А я рекомендую, – послышался сверху голос самой Тамары Прокофьевны, – кое-кому вернуться к гостям и вспомнить об обязанностях хозяина дома.

– Уже идем, – заторопился Николай Робертович и беззвучно показал своему спутнику, как покатится с плеч его буйная головушка.

– Не сердитесь, дорогая Тамара Прокофьевна, – правильно понял свою роль Вильский и взял вину на себя. – Не смог усидеть в квартире. Когда еще придется увидеть Долинскую ГЭС. Профессиональное, так сказать, любопытство. Инженерная мысль! Строительная мощь.

– Коля! – выглянула из-за плеча высокой Тамары Прокофьевны низенькая Кира Павловна и безошибочно определила, что ее супруг уже немного навеселе, но, в отличие от хозяйки квартиры, пришла от этого в прекрасное расположение духа. – Вы слышали, как дети пели?

– Слышали, милая Кира Павловна, – залепетал Николай Робертович и многократно поцеловал жене Вильского маленькую ручку с рубиновым перстнем на коротком указательном пальце.

– Ой, что вы! – смутилась Кира Павловна, но в целом таким обращением осталась довольна.

– Ничего-ничего, – продолжал лепетать Швейцер и, пристроив парусиновую шляпу на вешалку, повел гостью к столу.

– Папа! – бросилась к нему Женечка и подпрыгнула от нетерпения. – Ну где ты был? Мне тут Женька в очередной раз предложение делал…

– Угу, – встряла Тамара Прокофьевна. – Было такое дело.

– Мы с ним концерт давали, – продолжала щебетать Женечка, продолжая подпрыгивать. – А вас все нет и нет.

– Твоя неправда, мушка, – положил руки дочери на плечи расплывшийся в обаятельнейшей улыбке Николай Робертович. – Мы, так сказать, с моим новым благоприобретенным другом были вашими самыми внимательными слушателями.

– Соседям на смех, – язвительно добавила Тамара Прокофьевна и с грохотом отодвинула стул. – Садимся! – скомандовала она, и все послушно заняли свои места за столом.

Началась процедура сватовства, правда, не имеющая ничего общего с далеким заходом из серии: «У нас – петушок, у вас – курочка». Инициативу взял в свои руки Николай Андреевич и, глядя исключительно на Тамару Прокофьевну, произнес заранее подготовленную речь.

– Уважаемые Тамара Прокофьевна и Николай Робертович. – Старший Вильский поднялся из-за стола. – Повод, по которому мы все собрались здесь сегодня, ни для кого не является секретом. У вас есть дочь, у нас – сын. И они любят друг друга. Поэтому наша задача – поддержать их и помочь встать на ноги. Мы с Кирой Павловной знаем Женечку уже два года. И все эти два года мы с супругой ловим себя на мысли, что наши дети друг другу подходят. За все это время ни я, ни Кира Павловна не видели в их отношениях ничего, что могло бы насторожить нас как родителей. Считаю своим долгом объявить, что целиком и полностью одобряю желание детей связать себя семейными узами и прошу вас встречно высказать свое отношение к этому решению.

– А вы ничего не добавите, Кира Павловна? – Тамара Прокофьевна пыталась отсрочить момент своего выступления, автоматически присвоив себе право выступать от лица супругов.

– Добавлю, – поднялась Вильская и обратилась к Женечке: – Если он, – кивнула она на сына, – будет тебя обижать, скажи мне. Я наведу порядок! Я вот просто собственными руками, если что…

– Ки-и-ира, – простонал Николай Андреевич, расстроенный тем, что своим выступлением жена разрушила торжественно-строгую атмосферу его речи.

– Что думаю, то и говорю, – огрызнулась Кира Павловна и с вызовом посмотрела на супруга.

– Теперь скажу я. – Тамара Прокофьевна речи не готовила, а потому говорила медленно, тщательно подбирая каждое слово: – Наши дети решили все за нас. – Эту фразу Кира Вильская сразу же взяла на заметку, совершенно правильно предположив, что, если бы решала Тамара Прокофьевна, все было бы по-другому. – О том, что происходит что-то неладное, – Женечка вспыхнула, – я узнала не сразу.

– Ну почему же сразу «неладное»? – заерзал на стуле тактичный Николай Робертович. – Очень даже ладное.

– Я не оговорилась, – отметила Тамара Прокофьевна. – Именно неладное, потому что, когда в течение двух лет твоя дочь приезжает домой летом ровно на неделю… А среди учебы – только за продуктами и деньгами… В лучшем случае – на день…

– Ты преувеличиваешь, мама, – попыталась сгладить неловкость Женечка.

– Самую малость, моя дорогая, – криво улыбнулась Тамара Прокофьевна. – Так вот, когда твой ребенок отказывается ехать домой, это означает только одно: у твоего ребенка появился кто-то, кто стал ему дороже, чем ты. Таким человеком для моей дочери стал ваш сын. – Она мельком взглянула на младшего Вильского. – И уже ничего нельзя исправить, поэтому я говорю, что со всем согласна, если так хочется Женечке, – буквально выдавила из себя Тамара Прокофьевна и прикусила губу, чтобы не расплакаться.

– Томочка, ну что ты?! – бросился успокаивать жену Швейцер, но сделал это с таким усердием, что присутствующим стало ясно: Николай Робертович пытается хоть как-то отвлечь гостей от двусмысленного содержания прозвучавшей речи.

– Папа, – взмолилась несчастная Женечка. – А ты ничего не скажешь?

– Скажу, – заворковал Швейцер. – Конечно, скажу. Я – за! Женечка! Женя! Любите друг друга, вы молоды, красивы, у вас все впереди. Будьте счастливы, дети! Совет да любовь!

– Еще «горько!» крикни, – себе под нос прошептала Тамара Прокофьевна, а захмелевший от собственного выступления Николай Робертович понял все буквально:

– Го-о-орько!

Молодые переглянулись, но публично поцеловаться не осмелились, хотя Кира Павловна уже подготовилась к тому, чтобы приумножить «горько!» вслед за Швейцером.

– Вот и договорились, – грустно проронила Тамара Прокофьевна и обвела присутствующих взглядом. Похоже, никто, кроме нее, не был расстроен. Ну, может быть, совсем немного старший Вильский, да и то потому, что не терпел никаких вольностей в отношениях и всегда был скуп на прикосновения любого рода в присутствии посторонних.