Посох волхва - Витаков Алексей. Страница 24

– Э-эх! – староста уронил седую голову на скрещенные руки. – В цепях, значится. Ну, пошли в дом. Но сказывайте пошибче. Мне еще людей прятать.

Сиггурд с Хроальдом делили траллов не торопясь, въедливо оценивая каждого. И за каждого спорили. Остальные викинги не вмешивались. Исстари повелось так: добыча в походе принадлежит хевдингам. Они за нее несут ответственность, они же потом решают: кто сколько должен получить.

– Ну, все! – Сиггурд хлопнул ладонями по коленям. – Мы уходим, Хроальд!

– Даже не дождетесь рассвета? – старик помрачнел.

– Если ждать рассвета, то воины передерутся. Я не желаю тебе зла. Но и не могу оставаться с тобой.

– Погибли воины с «Фенрира», Сиггурд, а мстить за них остаются сородичи с «Хрофтотюра». Мне горько от этого.

– Мстить остаешься ты, херсир.

– Потому что во мне еще живет честь предков и древняя доблесть! А вам, молодежи, нужны лишь нажива, власть и слава!

– Не заводись, Хроальд. Лови своего убийцу. А когда поймаешь и убьешь, догоняй нас. Мне придется благодаря твоей исступленности расковать несколько траллов, чтобы посадить за весла. А это рискованно, когда плывешь по их земле.

– Не расковывай. Иди меньшими веслами. Сейчас ночь. Куда торопиться?

– Я хочу побыстрее выбраться из этой части Гардарики. Мы никогда не несли таких потерь на этом отрезке пути. Мы пойдем на всех веслах. Нигде не останавливаясь. Так что тебе достанется вся новая добыча. А нам хватит того, что уже есть.

– Нет в тебе истинной жажды викинга, Сиггурд. Жаль. Не таким хотел бы видеть тебя твой отец.

– Не гневи асов, конунг!

– Живи, как живешь, и питайся долей тщедушного! А я найду того, кто убил моих боевых товарищей, найду предателя Эгиля и вернусь к осени в свой вик [15] богатым и сильным. Но ты тогда не проси у меня помощи и не приходи занимать в долг! Ты ничего не получишь от меня, кроме хорошей оплеухи. А в худшем случае тебя твои же погодки поднимут на смех. Ни одна женщина не одарит тебя лаской! В конце концов ты издохнешь хуже помойной собаки. Одумайся, Сиггурд!

– Нет, Хроальд. Я еще раз говорю: нет!

Сквозь мутную слезу конунг Хроальд-старый смотрел, как «Фенрир» отчаливает от берега. Сиггурд расковал десятерых траллов и усадил за весла.

Раздался протяжный звук рога, и весла драккара разом ударили по воде.

– Пусть же кровь твоя превратится в жидкую гниль! Да никогда не будет у тебя потомства! – в отчаянии кричал Хроальд, не сдерживая судорожных рыданий.

«Фенрир» отошел от Ремезы уже хорошо за полночь. Викинги, подгоняемые командами своего нового хевдинга, налегали на весла. Траллов «подбадривали» кнутом. Отбивался такт по натянутой до звона шкуре. Глухой звук от ударов разносился далеко по-над днепровским лесом. Луна освещала горячие, просоленные лбы норманнов, разбрасывала острые искорки по рыжим бородам и огненным «гривам». Протяжно скрипели уключины, испуганно вздрагивала водная гладь. Они торопились. Не жалели мозолей, чтобы с восходом солнца оказаться подальше от земли кривичей. От земли тех, кому они нанесли невероятный по своей жестокости и коварству удар.

Коротко у самой воды ухнул три раза филин. Старый охотник Ульрих, сидевший у правого борта, удивленно вскинул лицо и посмотрел в сторону леса, откуда вылетел крик. Ему показалось странным, что филин ухает под утро. Но в чужих землях многое странно, и Ульрих вновь склонил голову над веслом.

Открылась пологая паберега. За ней показалась ладная деревня с детинцем на возвышении. «Спите спокойно, пока вас не растормошил жадный старик Хроальд!» – подумал про себя Сиггурд, еле находя в себе силы держать глаза открытыми.

Вдруг прямо из-под носовой части драккара, словно неведомые духи ночи, вынырнули вначале бородатые головы, а потом показались жилистые обнаженные торсы. Намокшие тела так сверкали в свете луны, что Сиггурду вначале подумалось, что он видит сон.

Норманн тряхнул головой. Нет, не сон! Гребцы сидят спиной к носовой части, поэтому видеть гостей мог только находящийся впереди судна. Норманн открыл было рот, чтобы рявкнуть во все горло, но что-то острое вонзилось чуть ниже подбородка, и вместо крика тихо забулькала кровь. Шатаясь, Сиггурд попятился назад и через несколько шагов рухнул на спину, придавив собой скрюченную от цепей невольницу. Вокруг деревянной шеи «Фенрира» обвились несколько веревочных петель, хищно вонзились когти крючьев. Викинги поняли, что произошло неладное, и повскакивали с мест. В это время драккар дернулся вправо с такой силой, что несколько человек перелетело за борт, остальные кучей гороха посыпались к противоположному борту.

На берегу Вокша со всей дури давал коням кнута. Веревки между запряженными лошадьми и судном запели от напряжения. Драккар летел теперь прямо на береговые камни, которые были специально приготовлены для встречи с деревом. Доски днища, встретившись с каменным надолбом, жалобно затрещали и стали лопаться, разбрасывая в стороны тучи щепы.

– А ну, миленькие! – закричал Маковей с берега, обращаясь к тем, кто не был закован в цепи. – Подсоби! А то без вас не управимся!

Раскованные траллы бросились на врагов с отчаянием загнанного в угол зверя. Каждый понимал, что это, возможно, один-единственный шанс не просто освободиться, но и поквитаться за причиненную боль. Да и те, кто были в цепях, тоже изо всех сил старались помочь. Одни хватали врага за ноги, другие впивались в его плоть зубами. А через борта уже прыгали внутрь драккара бородатые воины и тут же завязывали сражение.

На сей раз викинги оказались во власти чужой стратегии. В строю ли на суше, или на море викинг побеждает только тогда, когда является хозяином положения, когда все подчинено его тактике и воле, а при других обстоятельствах северный воин предпочитает быстрое отступление. Но в данном случае ситуация сложилась таким образом, что бежать было совершенно некуда: кольцо нападающих сомкнулось.

Эгиль встретился лицом к лицу с Эйндриди, который был значительно крупнее скальда, но, подобно остальным викингам, был настолько растерян, что напрочь забыл об атаке. Он лишь защищался, прикрываясь щитом, да и это у него выходило довольно вяло. Эйндриди словно ждал команды на побег или на сдачу оружия.

– Что же ты не блеешь, Эйндриди? – Эгиль нанес косой удар справа, целясь между верхней линией щита и височной частью шлема.

Нужно сказать, что норманны не считали коварством нападение тогда, когда соперник не был готов к схватке. Предупреждающие фразы типа «защищайся!» или «оружие к бою!» были им совершенно несвойственны. В бою побеждал тот, кто был быстрее, хитрее и лучше вооружен.

Противник Эгиля чуть промедлил с реакцией, и меч, скользнув по кромке щита, глубоко рассек открытую челюсть. Полученная рана заставила Эйндриди очнуться. Он взмахнул секирой и нанес слепой удар по щиту, затем тут же сделал шаг вперед и выбросил перед собой левую руку, посылая энергию через умбон своего щита. Удар умбоном пришелся Эгилю в правое плечо. Рука, сжимающая меч, тут же повисла вдоль туловища. Теперь уже Рыжая Шкура оказался в позиции обороняющегося.

Он отразил четыре удара секирой, от пятого увернулся, уходя в сторону. Нужно было время, чтобы функции плеча восстановились. А Эйндриди наседал, чередуя удары секирой и щитом. Противники очутились у противоположного борта, не замечая того, что бой на драккаре уже прекратился. Викинги побросали оружие и, опустившись на колени, подняли вверх руки. Кривичи же с интересом наблюдали за поединком двух норманнов. Их завораживал бой и удивляло то, что соплеменники с такой ненавистью могут относиться друг к другу.

Для норманнов, напротив, такая ситуация считалась в порядке вещей. У себя дома, буквально повсюду, во время пира или в часы работы, потасовки вспыхивали настолько часто, что даже мало кого интересовали. И продиктовано это было не только диким нравом самих норманнов, но еще и тем, что скудная, каменистая почва фьордов давала мизерные урожаи. Дефицит продовольствия порождал проблему лишнего человека. Поэтому скандинавы тех мест с большим удовольствием резали друг друга, а хевдинги не только не препятствовали, но, напротив, поощряли поединки. Даже когда дрались целые кланы, никто не вмешивался и не старался примирить. Те, кто наблюдал бой, уже мысленно делили имущество и еду тех, кто погибнет. Победителям, впрочем, тоже было несладко: ослабевшие, они сами порой становились легкой добычей.