Посох волхва - Витаков Алексей. Страница 41

– А вот и ужин! – Хроальд хотел, как всегда, пошутить. Но ему тут же пришлось прикусить язык: из кустов вылетел огромный мохнатый секач. Животное несколько мгновений вращало злобными, маленькими глазками, выбирая жертву, а потом резко бросилось на Голди. Секач ударил снизу вверх своими клыками, целясь норманну в низ живота. Атака оказалась настолько стремительной и мощной, что Голди оторвался от земли и впечатался в дерево. Тут же из его рта потоком хлынула густая черная кровь. Острый, корявый сук, торчавший из ствола, пробил викингу легкое и вышел из груди.

– Убейте его! – прохрипел Хроальд, но сил, чтобы дать вразумительную и громкую команду, у него у самого не осталось.

Один из викингов взмахнул секирой и нанес удар зверю в основание черепа. Но разве можно пробить загривок настоящему, матерому самцу? В мгновение ока боевое, грозное оружие улетело в одну сторону, а человек с проломленными тазовыми костями в другую. Тонко свистнули одна за другой две стрелы, и раздался страшный визг. Раненое животное обезумело от боли и ненависти. На этот раз атака людей возымела большее действие. Секач рухнул на колени, зарываясь сопящим пятачком в рыхлую землю. Подскочивший Хроальд, наконец справившийся с первым шоком, хладнокровно нанес колющий удар зверю точно над левой лопаткой.

С минуту они в немом оцепенении стояли над трупом поверженного врага, боясь посмотреть друг другу в глаза и уж тем более бросить взгляд на убитого Голди и стонущего от кошмарных ран другого боевого товарища.

– Мы не будем его есть, – Хнитбьерг тупо смотрел на мертвого секача.

– А что так, Хни? Бывало, мы ели и не такое, если хотели выжить. Ты уже забыл вкус мяса пленных траллов десять лет назад в одном из походов? Тебе напомнить? Кажется, это произошло на Рейне!

– Заткнись, Хроальд! Мы будем разделывать тушу, а рядом с нами будут мучиться наши товарищи? – Хнитбьерг кивнул на Голди и еще живого раненого.

– Нет, Хни. Ты сам сказал, что я ваш херсир и хевдинг. И я хочу, чтобы мы, если уж суждено погибнуть, отдали свои жизни с оружием в руках, а не от голодной, позорной смерти.

– А что с ними? – Хнитбьерг даже не пытался поднять глаз.

– Мы их похороним. Достойно похороним.

– Почему – «их»?

– А вот почему, – Хроальд подошел к лежащему на земле викингу. – Ты жил подобно герою, – обратился он к раненому, – и расстаешься с жизнью так же благородно. Поверь, нам всем очень больно видеть твои страдания, но еще больше боли мы принесем друг другу, если попытаемся взвалить тебя на плечи и двигаться сквозь эту чащу. Тогда мы можем все исчезнуть здесь. Я понимаю, ты молод и хочешь жить. Но сможешь ли ты жить полноценно, даже если мы вынесем тебя отсюда? Что ждет тебя на родине? Кто-то сможет носить тебя на руках от постели до нужника? Сделай это сам! – Хроальд вытащил из-за пояса кинжал и протянул викингу.

Тот медленно поводил глазами из стороны в сторону, пытаясь встретить сочувствие, но норманны стояли, отвернувшись, словно вся эта история их не касалась. Затем раненый, поняв всю безысходность ситуации, медленно поднес клинок к груди, нащупал пальцами мягкую впадину между ребрами, там, где продолжало биться одинокое сердце, и резким движением перекатился со спины на живот. Лезвие под весом тела вошло по самую рукоять.

– Все, – проронил Хроальд. – А теперь отнесите их подальше и похороните в земле. И давайте готовить ужин. Oдин, хоть и не без некоторых потерь, дарует нам неплохую дичь.

– Хроальд, я чую запах дыма, – внезапно произнес один из викингов. – Это точно жилой очаг! Перепутать ни с чем нельзя!

– Да? – Херсир задрал голову и принюхался. – В любом случае нужно похоронить убитых.

– Это запах дыма, Хроальд. Говорю тебе! – Глаза Хнитбьерга ошалело сверкнули.

– Я тоже ощущаю запах дыма, – медленно подтвердил Хроальд, словно прислушиваясь к чему-то еще. А именно – к своей волчьей интуиции. И интуиция его не подвела, она вопила в каждой клетке его существа, только сам он на сей раз отказывался верить ей.

Вавула находилась приблизительно в пятидесяти шагах от норманнов с подветренной стороны, в руках узолица держала дымящуюся головню. Старуха знала каждый куст, каждый сучок своего леса и могла передвигаться совершенно бесшумно даже в темное время суток.

– Хни, ну не бросать же тушу. Когда мы еще так хорошо поужинаем?

– Я и не предлагаю тебе бросать. Просто можно прогуляться по дыму. Посмотреть, что да как. А потом вернуться.

– Давай сделаем так, – херсир чувствовал, как тревожно стучит его сердце и как сбивается дыхание, но, предложи он сейчас что-либо другое, его просто разорвут усталые и голодные викинги. – Помимо тебя и меня, Хни, есть еще четверо молодых, здоровенных парней. Мы можем разрубить тушу, каждый из них возьмет по ляжке, и двинемся по дыму. – Он тянул время, пытаясь уловить, почувствовать: где и в чем именно кроется опасность, что именно так заставило его напрячься.

– Давай, Хроальд, – согласился Хнитбьерг, и это согласие позволило херсиру перевести дух.

– Сделаем еще проще. Вы пойдете по дыму, а я вон с тем, – Хроальд кивнул на молодого Олафа, – останемся и разделаем тушу, пока окончательно не стемнело.

– Смотрите, не потеряйтесь. – Хнитбьерг взволнованно покосился на темнеющую чащу, откуда так зазывно тянулся сладкий дымок очага. – Но все-таки я бы не стал разделять наши силы.

– Но херсир здесь пока еще я. – Хроальд нервно дернул скулой. – Вам нечего бояться. Если вы обнаружите много вооруженных мужчин, то просто вернетесь назад. Если там одинокий дом или несколько домов с безоружными, то располагайтесь и лечите свои раны.

– Ладно, херсир. Тогда мы пошли. Но и вы здесь не задерживайтесь. Много сырого мяса мы на себе далеко все равно не унесем. Так что возьмите не больше, чем того требует необходимость.

Хнитбьерг двинулся в сторону надвигающихся сумерек, за ним последовали трое норманнов, а Хроальд и Олаф остались возле туши секача.

– Мы скоро управимся, Хни! – крикнул херсир, взмахнув боевой секирой над мощной кабаньей ляжкой.

Отряд Хнитбьерга продвигался вперед очень медленно, соблюдая все правила предосторожности, а Вавула шла перед ними, сохраняя дистанцию, держа зажженную головню. Она уводила их все дальше и дальше от того места, где остались Хроальд и Олаф. Идущим за дымом норманнам казалось, что еще немного, и они будут у цели, которая откроется перед ними в виде человеческого жилья. Но одна сотня шагов сменилась другой, затем третьей, а чаща не кончалась. Хнитбьерг начал нервничать. Он то и дело оборачивался назад и громко кричал филином, чтобы Хроальд понимал направление движения.

Наконец, когда терпение у норманнов стало подходить к окончательному краю, лес раздвинулся, и перед глазами пришельцев открылась лесная поляна, посередине которой темнела дремучая, убогая камора. Из узкой отдушины шел сизый дымок. Хнитбьерг подошел к каморе и потянул на себя дверь лаза. Дверь покоилась на кожаных петлях, которые издали долгий, удушающий скрип. На убогом очаге, сложенном из каких попало камней, стоял полуведерный чугунок, в котором зазывно булькала вкусно пахнущая разными приправами похлебка…

Хроальд и Олаф торопились. Уже вовсю сгущались сумерки, и им побыстрее хотелось, чтобы этот день закончился долгожданным отдыхом. Торопились, да. Но при этом тревожные предчувствия не отпускали херсира. Он шел в том направлении, откуда подавал сигналы Хнитбьерг, держа на своем плече ногу убитого секача. Вот и поляна.

– Хни, где ты, старое, рассохшееся корыто? – херсир крикнул и одновременно потянул дверь на себя.

Картина, что открылась глазам Хроальда и Олафа, настолько ошеломила их, что они какое-то время в полном онемении стояли, позабыв о тяжести груза. Первым в себя пришел старый херсир. Он внимательно обвел взглядом нутро каморы и сразу понял: его соплеменники были отравлены. Но возникал другой вопрос: почему они все как один смотрят в одну точку, и на их мертвых лицах застыл нечеловеческий ужас?