Земля за Туманом - Мельников Руслан. Страница 26

Дальше было еще хуже.

Молодой харагуульный нукер, вытряхнувший чужие подарки на землю, взял горсть уйгурских монет.

Унбаши, поставленный над русинами, никоем образом не воспрепятствовал наглецу и никак его не покарал. Стоит, вон, вцепившись в свою железную трубку-гаахан, хлопает глазами на разбойничью голову…

— «Капитан-точняк-золото-мля-зуб-даю!»

Русинский нукер украдкой сунул пару монет в тесный кошель, нашитый прямо на штанах.

Воровал!

Вот значит как? В землях Великого хана стража охраняла караванные пути, дабы никто не смел препятствовать иноземным купца вести торговлю и тем способствовать процветанию империи. Здесь же, за Туманом, разбой творили даже те, кто должен был оберегать дороги от разбойников!

Далаан в сердцах скрежетнул зубами: они ведь сами только что отдали русинским нукерам-дээрэмчинам свое оружие. И как теперь защитить дары? Как покарать посягнувших на них наглецов?

Далаан покосился на Дэлгэра. Тот был бледен. Глаза — прищурены. На скулах сотника ходили желваки.

Горе тому, на кого гневается Дэлгэр!

Сотник вновь направил лошадь на русина, воровавшего монеты. Копыта прохрустели по золотой россыпи.

— «А-ну-стоять-твою-мать! — словно проснувшись, унбаши харагуульной стражи вскинул железную трубку. — С-кобыл-слезли-все-живо!»

Поздно! Правая рука Дэлгэра уже мелькнула в воздухе.

Да, оружия в ней не было. Зато в руке была плеть.

Короткий взмах. Свист тугой кожаной косицы.

Хлесткий удар.

Дикий вопль…

А вот этого не ожидал никто. Плетеная нагайка с кожаным шлепком на конце обрушилась на голову и плечо Грачева. Плеть стеганула звонко, сильно.

Слетела сбитая фуражка. Звякнул об асфальт выроненный калаш. Сержант, схватившись за лицо, рухнул как скошенный.

— А-а-а-а! — Грачев откатился к машинам. Между пальцами сильно кровило. На пыльном асфальте остался отчетливый красный крап.

— Сук-сук-сук-ля-а-а! — визжал Грач.

Сопротивление?! При исполнении?! Похоже, стрелять все-таки придется.

Косов поднял ствол автомата.

— …А-а-а! У-у-у! — выл, не умолкая, Грачев.

Азиат с плетью невозмутимо сидел в седле.

— Ах ты ж, су-у-у! — Косов нажал на курок.

Автомат в руках капитана отрывисто громыхнул.

— …ка-а-а!..

Первая очередь — предупреждающая, длинная, в полмагазина, — веером пошла вверх. Выстрелы загрохотали перед самыми лошадиными мордами. Пули засвистели над головами всадников. На асфальт посыпались стреляные гильзы. Пахнуло порохом.

Второй очередью Косов был готов садануть по лошадям, а уж третьей… Хватило одной. Первой.

Вообще-то автоматная стрельба способна напугать многих. Но такой реакции Косову видеть еще не доводилось.

Па-па-па-бах!.. По ушам словно ударили тугие воздушные ладони.

Это было еще громче и страшнее, чем рев тэмэр тэрэг на каменном пути. Это было похоже на гнев всемогущего Тэнгри, однако это не было его гневом. Небо оставалось ясным и безоблачным. Страшное и необъяснимое происходило не там, наверху, а здесь, на земле, на русинском харагууле.

Железная трубка-гаахан, дернувшаяся в руках русинского десятника, извергла оглушительные громовые раскаты и короткие пламенные вспышки. «Огненная трубка! — промелькнуло в голове Далаана. — Галтай гаахан!»

…Па-па-па-бах!.. Да, странное оружие русинов метало вовсе не бесшумные стрелки-сюцзянь, оно плевалось огнем и громом. Впрочем, не только ими. Откуда-то сбоку, из узкой щели галтай гаахан брызнула россыпь блестящего металла. Маленькие цилиндрики покатились под копыта обезумевших лошадей.

От грохота звенело в ушах и путались мысли в голове. Перепуганные кони шарахнулись в стороны, налетели друг на друга, на русинские колесницы, на невысокие каменные блоки ограды, на железные шипастые ленты. Огражденная площадка харагуула вдруг оказалась слишком тесной. Кони и люди мешали друг другу.

…па-па-па-бах!.. Все произошло слишком быстро и слишком неожиданно. Потрясение оказалось столь велико, что дать русинам должный отпор никто не сумел. Да и как сопротивляться без оружия да на взбрыкивающих лошадях?

Упал Дэлгэр. Вывалились из седел еще несколько всадников. А кто-то сам соскользнул на твердое покрытие харагуульной площадки и, прикрыв голову руками, взывал к милости Тэнгри.

Хуурмаг сплоховал. Конь Далаана сбил кого-то с ног и споткнулся сам, сбросив всадника через голову.

Слетел и откатился к русинским повозкам шлем.

Грохот стих.

— «Всех-в-наручники-нах-х!» — донеслось до Далаана как сквозь вату.

…ах-ах-ах! В ушах все еще шумело.

Он попытался встать. Не смог. Кто-то подскочил сзади. От сильного удара по затылку на миг потемнело в глазах. Еще удар, еще…

Далаана бросили лицом в землю, придавили коленом, заломили руки за спину. Что-то щелкнуло и сдавило запястья.

Вывернув шею, Далаан увидел, что удержаться в седлах сумели только Тюрюушэ и Тюрюубэн. Однако русины, вцепившись в длиннополые цувы и пустые сабельные ножны, уже стаскивали безоружных братьев на землю.

Что-то басовито кричал бродник: видимо, Плоскиня еще надеялся образумить русинов. Напрасно надеялся. Русинский унбаши ударил железной трубкой под шлем толмача. Бродник упал. Какой-то харагуульный нукер навалился на Плоскиню и сковал ему руки блестящими браслетами с короткой цепочкой.

На бранившегося Дэлгэра тоже нацепили миниатюрные кандалы. Русины ловко заковывали остальных воинов Далаана — оглушенных и ошеломленных. Тех, кто пытался сопротивляться, били. Да и тех, кто не пытался, — били тоже. Били жестоко. Сорвав шлемы, целили в лицо и голову. Били железными трубками, гибкими черными палками, руками, ногами. Особенно ярился вор, отведавший плети.

Из харагуульного гэра выбежали новые русины. Один нукер лицом был похож на монгола, ойрата, меркита или уйгура. Однако и он носил русинскую одежду и русинское оружие.

Краем глаза Косов увидел, как на выстрелы и крики из КПМ выскочил Хан.

Младший лейтенант Ханучаев — невысокий калмык с плоским лицом и узкими глазками, сам сильно смахивавший на странных гостей, — растерянно огляделся вокруг. Впрочем, его растерянность длилась недолго — пару секунд, не больше.

Хан свое дело знал. Лейтенант быстро оценил обстановку. Оставив все вопросы на потом и закинув автомат на плечо, лейтенант с ходу принялся шуровать дубинкой и паковать гостей, часть которых находилась в полнейшем ступоре, а часть — никак не желала угомониться.

Лишь когда на руках последнего задержанного были защелкнуты наручники, Ханучаев дал волю любопытству.

— Че случилось-то, а?! Че стреляли?! Кто это вообще такие?! — вертел он головой и сыпал вопросами.

Отвечать лейтенанту не спешили. Никто из всего усиленного наряда КПМ толком, собственно, и не знал еще, что именно случилось. И тем более не знал, «кто это вообще такие».

— Оба-на! — Взгляд Ханучаева скользнул по рассыпанному золоту и…

— Ох, них-х! — Хан увидел отрубленную голову. — Кто ж это Алибеку башку-то, а? Это что ж теперь будет?

На эти вопросы тоже ответов пока не было.

Грачев — весь в кровище — подошел к вожаку азиатов. В сердцах саданул его под ребра. Отшиб ногу о панцирь.

Сержант выматерился. Ударил азиата в лицо…

Как?! Да как смеют они обращаться подобным образом с послами Субудэя и воинами Великого хана?!

Далаан дернулся. Увы, его руки, как и руки всех остальных, были скованы за спиной. Он все же попытался подняться.

— «Лежать-сука!» — прогремело над ухом.

Черная русинская дубинка мелькнула перед глазами. Удар пришелся в лоб. Сильный удар.

Когда Далаан вновь обрел способность соображать, рядом надрывался харагуульный унбаши. Далаан слушал, не шевелясь. Больно было шевелиться. Голова раскалывалась.

А русин все кричал и кричал на своем непонятном языке.