Сэндвич с пеплом и фазаном - Брэдли Алан. Страница 52

2) Райерсон Рейнсмит – доктор. Не такой опытный, как жена, но все же в состоянии справиться с этой задачей.

3) Фицгиббон – бывшая медсестра. У нее вполне может хватить самообладания удалить вышеупомянутую часть тела.

4) Неведомый зверь вроде орангутанга из рассказа Эдгара По, засунувшего труп в дымоход: замечательная параллель с теперешним случаем, если подумать. И правда, замечательная!

…Я призадумалась: что, если я по случайности столкнулась с одним из тех классических убийств, которые описывает мисс Кристи и в которых убийца водит полицию за нос, совершая преступления в соответствии с каким-нибудь детским стишком или сказкой? Что, если, убив Франческу Рейнсмит, преступник намеренно воспроизвел «Убийство на улице Морг»? Я никогда не забуду тот вечер, когда Даффи читала нам этот рассказ: в окна гостиной колотит дождь, в камине кровь и волосы, на полу обезглавленная пожилая леди. Надо срочно добыть экземпляр и поискать другие возможные параллели. В мисс Бодикот есть небольшая, но полезная библиотека в алькове, где когда-то монахини собирались за молитвой и штопкой.

Штопка напомнила мне о прачечной. Эдвард Келли, человек-гора, кочегар, присматривающий за паровыми котлами, был единственным подозреваемым, который физически соответствовал описанию. С его телосложением и мускулами он легко мог за секунду протолкнуть тело в дымоход. Не говоря уже о том, чтобы отрубить голову.

Все эти мысли молнией пронеслись в моей голове, когда я стояла в вестибюле, продолжая сжимать телефонную трубку в руке.

Но один факт беспокоил меня, словно больной зуб: имя миссис Баннерман не появилось в моем списке, и все же инспектор Грейвенхерст арестовал ее без всяких церемоний.

Может быть, дело в том, что он знает больше моего? Полагаю, это возможно, но такая идея мне не по душе. А что, если, будучи оправданной убийцей, она попала под постоянное подозрение? Эта идея мне тоже не нравится.

В конце концов, инспектор имеет доступ ко всем уликам, к результатам вскрытия и протоколам допроса свидетелей, а мне приходится довольствоваться крохами.

Как уже было сказано, я совсем одна и искать улики для меня – все равно что собирать рассыпавшийся перец в темноте.

Я, как бедный тоскующий по дому Моисей из книги Исход, – чужестранка в чужой стране.

Изгнанница.

Но нет смысла жалеть себя. Я давно заметила, что всегда лучше и полезнее заставить кого-то другого сделать эту работу за тебя.

И мне в голову пришла блестящая мысль.

– Можно войти? – спросила я, осторожно постучав в дверь.

Мисс Моут подняла взгляд от приделанного к инвалидной коляске столика, на котором она сортировала окаменелости.

Она не сказала «да», но «нет» она тоже не сказала, так что я воспользовалась случаем и вошла в лабораторию.

– Ну? – сказала она своим вечно раздраженным голосом. Я поняла, что она терпеть не может, когда ей мешают.

– Простите за беспокойство, мисс Моут, – начала я. Если бы у меня была шапка, я бы ее сняла и мяла в руках. – Может, вы уделите мне несколько минут? По личному делу.

Я возгордилась своей стратегией. Приберегала ее специально для такого случая. Кто может отказать по личному делу? Даже Богу любопытно, иначе он не слушал бы наши молитвы.

Будучи учительницей, в каком-то загадочном и далеком педагогическом колледже мисс Моут наверняка обучалась тому, как обращаться с признаниями учеников. Когда к ней обращаются прямо, вряд ли она может отказать.

– Я занята, – сказала она. – По личным делам следует обращаться к директрисе или классной руководительнице.

– Моя классная руководительница – миссис Баннерман, – возразила я. – И она арестована.

– Что?

Ископаемое выпало у нее из рук и стукнулось о столик. По искреннему удивлению, написанному на лице мисс Моут, я поняла, что она не в курсе.

– Арестована, – повторила я. – Ее увезли. Посреди ночи.

Та-да-да-дам! Вот так. Шокирующие новости лучше сообщать коротко и ясно. Я не стала жалеть эту женщину.

– Откуда ты знаешь? Где ты это услышала?

– Я не слышала, – ответила я. – Я там была. Видела своими собственными глазами.

Колеса повернулись, она подняла грелку с чайника и налила себе в чашку чая. Станет ли она сплетничать с ученицей или поставит себя выше этого?

– Это… личное дело, – наконец произнесла она. – Можешь говорить. Но сначала закрой дверь.

Я послушалась, зная, что одна из нас не очень хороша в такого рода делах.

– Мне страшно, – сказала я.

Ее глаза расширились, потом она спросила:

– Почему?

– Здесь водятся привидения, – продолжила я. – В коридорах слышны шаги, а умершую два года назад девочку видели у прачечной.

Смелое начало, и я гордилась своей фантазией.

– А ты видела это своими собственными глазами, как ты это называешь? Я имею в виду мертвую девочку. Ты слышала собственными ушами шаги в коридорах?

– Ну, нет, – призналась я.

– Наука не верит в привидения, – сказала она. – Как подающему надежды химику тебе следовало бы это знать.

Значит, мои тайные занятия с миссис Баннерман не такие уж и тайные.

– Призраков чаще всего видят девочки и некоторые молодые люди с нехваткой железа.

Если она имеет в виду хлороз, он же малокровие, он же анемия, она вполне могла бы поэкономить слова. Эта болезнь была описана еще в шестнадцатом веке, и лекарство, содержащее железо, серную кислоту и карбонат калия, сто лет назад изобрел чешский химик Альберт Поппер, так что для меня это не новость.

– Простите, что побеспокоила вас, – сказала я, поворачиваясь к двери.

– Нет, постой, – окликнула меня мисс Моут. – Не обижайся.

Я слегка опустила плечи в знак поражения.

– Не стоит строго судить старую женщину, – продолжила она смягчившимся голосом. – Посмотри на меня.

Вопреки моей воле мои глаза отводило в сторону, словно их притягивал магнит. Напрягая глазные мускулы, я заставила себя встретить ее взгляд.

– Я не всегда была такой, знаешь ли, – сказала она, неохотно указывая руками на свое тело. – Нет, эта бесполезная скорлупа не всегда была такой, как ты ее видишь.

Ее смех прозвучал как лай, указывая на иронию ситуации.

– Как это произошло? – выпалила я, не сумев сдержаться.

Уставившись ей в глаза, я обнаружила, что не могу отвести взгляд.

– Ты первый человек в академии, спросивший об этом, – произнесла она.

– Извините, – сказала я, зная, какой волшебной, отмыкающей уста силой обладает одно это словечко.

– Не стоит, – возразила она. – Все вокруг извиняются. Будь выше этого.

Я подождала, пока электричество в воздухе уляжется.

– Когда-то я была такой же, как ты, – начала она, и ее слова казались очень старыми. – Ты знаешь, так иногда пишут на могильных плитах.

Конечно, я знала. На кладбище Святого Танкреда имелось несколько вариаций этого стихотворения:

Прерви, прохожий, свои мечты!

И я был тоже таким, как ты.

И ждать недолго тебе, поверь,

Чтоб стать таким же, как я теперь.

Это чуть ли не мое самое любимое стихотворение, в отличие от Китса или Шелли, писавших куда менее практичные вещи.

– Это был несчастный случай, – хрипло и отрывисто продолжила она. – Автомобильная авария… деревня… долина… пикник… подруга… Ее выбросило наружу, а я, – она потрогала, почти погладила резиновые шины своего кресла, – застряла между колесами.

Я собиралась было сказать, что мне очень жаль, но удержалась.

– Единственное мое утешение – то, что теперь я могу проводить больше времени здесь, среди моих настоящих друзей.

Она описала рукой круг, охватывая стеклянные сосуды с чучелами животных.

– Они тоже в ловушке, видишь? Мы в одной лодке. Можешь посмеяться, если хочешь.

– Это не смешно, – ответила я. – Это трагично.