Сэндвич с пеплом и фазаном - Брэдли Алан. Страница 57

– Что натолкнуло тебя на мысль о пробе Марша? – поинтересовалась она. – Почему ты подумала о мышьяке?

Я пожала плечами и солгала:

– Просто догадка.

Мы могли простоять так всю ночь, перебрасываясь словами, пока одна из нас не решит воспользоваться более смертоносным оружием.

Я воспользовалась шансом и бросилась в бой.

– Но ты уже знала, что дело в мышьяке, не так ли?

– Разумеется. – Она улыбнулась и удовлетворенно выдохнула новую струю дыма. – Я была там, когда она его проглотила.

– Что?

– В тот вечер два года назад, на балу изящных искусств. Я там была.

Должно быть, я выглядела сущей дурочкой.

– Нас попросили прислуживать за столами: Джумбо, Дрюс, Форрестер и меня. А также кое-кого из преподавателей: мисс Фолторн, мисс Моут, миссис Баннерман, мисс Дюпон. Это традиция, – продолжала Фабиан. – Призвана демонстрировать демократические принципы – пусть только раз в году.

– Довольно смело со стороны мисс Моут участвовать в этом, – заметила я. – Для нее это наверняка было нелегко.

– Моут – отличная старушка, – ответила Фабиан, стряхивая пепел на пол. – Она больше лает, чем кусается.

Я кивнула, хоть и не была согласна. Я все еще пыталась понять, кто из нас на чьей стороне и что кроется за этой дуэлью в полной теней комнате? Кто из нас свет, а кто тьма?

– Ей нелегко пришлось, – продолжила Фабиан. – После того несчастного случая. Ее погубила лучшая подруга.

Погубила? Я чего-то не знаю.

Фабиан уловила мое замешательство.

– Машина слетела с дороги и угодила в канаву. Перевернулась. Моут пробила лобовое стекло и вылетела наружу. Сломала позвоночник, шею. Ее собирали практически по кусочкам.

Меня затошнило. Так вот в чем причина ее жуткого лягушачьего лица. Бедолага, должно быть, перенесла множество операций.

– Неземное зрелище, – рассказывала Фабиан, словно эхо, отражая мои мысли, – видеть, как она за учительским столом подает лобстера тому самому человеку, который ее покалечил.

Я моргнула.

– Франческе Рейнсмит, – добавила она. – Когда-то они были лучшими подругами.

В горле у меня внезапно пересохло, я не могла сглотнуть. Я подумала о тех давно мертвых химиках, которые случайно вдохнули смертельную дозу арсина и умерли в судорогах. Или я, быть может, выпила воды из отравленного стакана?

Но нет, если не считать шока от новостей о мисс Моут, прочие симптомы отсутствуют.

– Почему ты мне все это рассказываешь? – спросила я.

Мы все еще кружили друг вокруг друга, словно два петуха на ринге, и я уже решила, что не заговорю первой о сэндвичах с фазаном. Если она член Гнезда, пусть сама раскроется.

– Потому что ты должна знать, – ответила она. – Я уже некоторое время присматриваю за тобой.

Я пожала плечами. Что мне еще оставалось делать?

– Ты сказала, что была там, когда использовали мышьяк?

– Думаю, да, – подтвердила она. – Я сидела напротив Франчески, когда Моут принесла ей тарелку с лобстером.

– Из буфета?

– Не могу сказать. Я сидела к нему спиной. Довольно странно, я вспоминаю, как Моут приподнимает свою любимую чайную бабу с тарелки.

– Она принесла Франческе лобстера под своей чайной бабой?

– Глупо, не правда ли? Хотя я не задумывалась на эту тему. Однако припоминаю, что я думала, не угостил ли ее чем-нибудь эдаким наш возлюбленный председатель. Он устроил целое шоу из разрезания ее лобстера, отделил клешни, извлек мякоть – она взвизгнула и закрыла глаза при виде усиков. Ее затошнило от одного взгляда на них, так она сказала. Забавно, не правда ли?

«Странно» – вот какое слово больше подходит в этой ситуации, впрочем, огромная чайная баба мисс Моут перекрывает практически все.

Что приводит на ум множество новых версий.

– Кто же из них это сделал? Райерсон Рейнсмит или мисс Моут?

– Я не знаю, – вздохнула Фабиан. – Правда не знаю.

– Почему ты никому не сказала? – спросила я. – К примеру, полиции.

Фабиан бросила на меня отстраненный взгляд, потом ответила:

– У меня были свои причины.

Одну из них я могла назвать, не сходя с места, но сдержалась. Я решила перевести разговор в менее личное русло – по крайней мере, на какое-то время.

– Надо быть очень осторожным с отравлением морскими гадами, – сказала я. – Мидии, ракушки, гребешки и устрицы содержат органические формы мышьяка. А также крабы и лобстеры.

Я никогда не думала, что стану защищать Райерсона Рейнсмита, но мир – странная штука, и когда дело касается ядов, лучше соблюдать осторожность.

Повешенного не вернешь к жизни, и кроме того, терпеть не могу, когда из меня делают дурочку.

– Проба Марша не помогает различить формы мышьяка, – продолжила я. – Но поскольку на балу изящных искусств больше никто не отравился, думаю, мы можем предположить, по крайней мере в настоящий момент, что яд для Франчески Рейнсмит происходил не из природной токсичности лобстера.

– Лобстер был лишь прикрытием? Ты это хочешь сказать?

– Возможно, – ответила я. – А может, и нет.

Фабиан уставилась на меня, потом покачала головой.

– Ты странная, де Люс. Я не могу тебя раскусить.

– Я тебя тоже. Расскажи мне еще о вечере бала.

– Было все как всегда. Длинные столы, все сидят через одну – преподавательница, ученица, преподавательница, ученица – принцип демократии, помнишь? Никакой иерархии, все равны и тому подобное.

– Постой, – произнесла я. – Как получилось, что председатель сидел рядом с женой? Ты же так сказала, верно?

– Гммм, – протянула Фабиан. – Я об этом не подумала. Если только из-за количества стульев.

– Итак, – сказала я, меняя тему. – Мисс Моут извлекает тарелку Франчески с лобстером из-под своей чайной бабы, председатель его разделывает, а Франческа наслаждается сытной едой. Верно?

– Абсолютно, – подтвердила Фабиан. – Я была занята расчленением своего собственного лобстера, и это была та еще задачка. Некоторые не любят брызгать на соседей растопленным маслом и соками. Некоторые пытаются вести себя как леди.

– А Франческа?

– О, она справлялась неплохо, болтала с девочками. В своем золушкином наряде она была в центре внимания.

– А что насчет председателя? Он тоже был в костюме?

Франческа фыркнула.

– Нет. Он выше такого рода вещей.

– А как насчет призов? – спросила я. – Франческа ведь выдала кому-то медаль?

– Да, – подтвердила Фабиан. – Кажется, да. Ах да, точно.

– Медаль Святого Михаила, – напомнила я. – За историю церкви.

– Да.

– Клариссе Брейзеноуз.

– Да.

– Которая исчезла тем же вечером.

– Так говорят, – сказала Фабиан.

– А ты что думаешь?

Фабиан закурила еще одну сигарету так же манерно, как и предыдущую.

– Не стоит так уж доверять словам младших учениц, – сказала она, задувая спичку с такой силой, словно перед ней торт со свечами на сотый день рождения. – У них в головах черт-те что. Истории о призраках, волшебные сказки. Их легко напугать.

– Я тебя спрашиваю не о том, что говорят младшие ученицы, а о том, что ты думаешь.

– Я думаю – кто знает? Люди приходят и уходят все время. В школах это обычное дело. Ее могли отослать домой. Не оправдала ожиданий.

– Да, – эхом отозвалась я. – Могли.

Вся эта игра за и против, туда – сюда, тяни – толкай, вся эта игра кота и мышки с Фабиан начала меня утомлять, и все же она была мне странным образом знакома. С почти физическим шоком я осознала, что это та же самая канитель, которой я часто занималась с Фели: салонная игра, где главную роль играет настойчивость и где побеждает самый наглый.

– Насчет Франчески, – сказала я, сохраняя ледяное выражение лица. – Она выдала медаль Святого Михаила, а что дальше?

– Не знаю, – ответила Фабиан. – Кажется, она стала более тихой – отстраненной, так сказать. Все время прикасалась салфеткой к губам. Становилась бледнее с каждой минутой. Часто утирала лоб. Хотя было жарко, знаешь ли: июнь, зал, полный людей, душно, слишком много народу. Не то чтобы она не пыталась оставаться в форме. Она сказала Клариссе, что она могла бы лучше смотреться на медали, которую только что ей вручила, поглядывала на нее так, как будто пыталась вспомнить, кто она и что здесь делает. Потом прошептала что-то своему мужу. Он помог ей встать, что-то сказал мисс Фолторн и мисс Доус…