Счастливо оставаться! (сборник) - Булатова Татьяна. Страница 56

– Вета, – поинтересовалась женщина, – а правда, что вы ведете экскурсии на даче Сталина?

– Мы все здесь ведем экскурсии на даче Сталина, – уклончиво ответила администратор. – Кроме Заура. Заур не может вести экскурсии на даче Сталина. Он пенсионэ?р.

– Да, – подтвердил Заур. – Я пенсионэ?р.

– А что, пенсионэ?рам не позволительно вести экскурсии на даче Сталина?

– Ну он же не музэ?йный работник, – ответила за мужа Вета.

– Да, я не музэ?йный работник, – согласился Заур. – Я – пенсионэ?р.

Услышав эти турусы на колесах, Тамара сама забыла конечную цель, ради которой завела разговор, и ретировалась в другую область светских интересов.

– Вета…

Вета снисходительно подняла глаза на надоедливую отдыхающую.

– А как вам удается поддерживать такое великолепие на голове?

Ответил Заур:

– Это искусство, знаете ли.

А потом перевел слова Тамары в более доступную, видимо, для понимания Веты форму:

– Дама из триста одиннадцатого номера интересуется…

– Я знаю, чем интересуется эта дама, – оборвала мужа Вета и поднялась из-за кафедры. – Ва-а-алик, – прошептала она Мальцевой в ухо и таинственно прикрыла глаза. – Валик под шею.

Тамара догадалась. О чем-то подобном она уже слышала или читала: дабы не повредить рукотворную прическу, дамы спали либо сидя, либо подкладывая под шею туго скрученный валик, не позволяющий прическе сминаться. Предположить, что в XXI веке дамы вновь обратились к опыту бабок и прабабок, было довольно трудно, но Мальцева уважала традиции королевских дворов Европы. Мешало другое – личный опыт, стопроцентная влажность, духота, жара. «Вы что? Не моете голову?!» – вертелось на языке, но не соскакивало, благодаря куртуазности подхода.

«Я бы погибла, приведись мне таскать на башке такой муравейник!» – честно призналась себе Тамара и преисполнилась еще большего уважения к Вете-Антуанетте.

– Опять кофе? – язвительно-нежно раздалось над ухом Тамары. – Все время пьет кофе, – пожаловался Виктор администраторше с «муравейником» на голове, рассчитывая на понимание.

Вета снова прикрыла глаза, за нее ответил Заур:

– Это, конечно, проблема. Не могу с вами не согласиться. Вета тоже все время пьет кофе.

– А ты? – аристократично уточнила пышная женщина.

– И я, – великосветски согласился Заур и сделал неожиданный для Виктора вывод: – Понимаете, в Абхазии все пьют кофе. Это такая традиция.

– Ну правильно, – не без сарказма подытожил Мальцев и собрался было изречь что-нибудь язвительно-остроумное, но не успел…

– А где Машка?

– За бейсболкой побежала…

– В номер?

– Ну не на пляж же…

В супружеской беседе образовалась пауза – в холле появились небезызвестная Фьеметта, Оля-Лиза и покрытый мелкими кудрями по самые плечи с помятым ото сна лицом мужчина лет сорока.

– Истомин, – представился он отдыхающим и рухнул на диван.

Оля-Лиза подошла к Тамаре, взяла ту за руку и скомандовала:

– Пойдем.

– Не могу. Я жду Машу.

– Твою? – строго переспросила девочка.

– Мою.

Тамара не оправдала надежд маленькой и беленькой, за что была жестоко наказана:

– Она не выйдет.

– Это почему это? – поинтересовался Виктор, с недоумением рассматривая Олю-Лизу.

– Она упадет в окно и умрет, – пообещала девочка и покинула холл.

Мальцевы переглянулись, а Фьяметта жизнерадостно закудахтала:

– Ой, не слушайте ее. Не слушайте. Она всех у нас хоронит.

– Да, – подал с дивана голос Истомин. – Даже меня.

– И меня, – еще более жизнерадостно поддержала разговор Фьяметта. – Так что вы не пугайтесь. Вот и Маша ваша пришла.

Наша Маша с надвинутой на глаза бейсболкой стремительно подскочила к матери и дернула за руку:

– Сказала?

– Что?

– Про Нину?

– Нет еще.

– Не говори пока. Ладно?

– А что случилось-то? – притворно тревожно переспросила дочь Тамара.

– Ниче…

– Тогда почему не говорить?

– А то ты не понимаешь? – злобно прошипела девочка.

Мальцева, сузив глаза, прошипела не с меньшей нежностью:

– А ты бы объяснила.

– А чего тут объяснять? – уходила от ответа Маруся.

– Нечего разве?

– Нет, – отрезала Машка и начала с нарочитой заинтересованностью разглядывать стенд с объявлениями для отдыхающих.

– Вета, – в очередной раз окликнула обладательницу «муравейника» Тамара, – а где Нина?

Маруся вздрогнула и напряглась.

– Где может быть Нина?! Моет номэ?ра.

Вмешался Заур с пальмовым веслом, служащим мухобойкой:

– Даме нужна Нина? Нина на третьем этаже – убирает номэ?ра.

– Не ждите меня, – бросила Мальцева своим и направилась к лестнице.

– Мама! Я с тобой, – рванула следом Маруся.

– Даже не думай! – отмахнулась Тамара. – Я быстро!

Поднявшись на третий этаж, Мальцева обнаружила в конце коридора вывалившийся из последнего номера зад Нины. Та мыла полы вручную. Боковым зрением Тамара узрела выглядывавшую из-за лестничной двери дочь.

– Ни-и-ина! – позвала женщина горничную. – Подойдите ко мне, пожалуйста.

Нина засеменила на человеческий голос, вытирая мокрые руки о грязный халат непонятного цвета. Подойдя к Тамаре, женщина с выражением странной радости на лице старательно закивала головой. Мальцевой стало не по себе. Перед ней раскачивалось странное существо со старым детским лицом и улыбалось полубеззубым ртом:

– Че надо?

Тамара догадалась: «местная дурочка», и не нашлась, что сказать.

– Че надо? – облизнулась Нина и поправила халат на груди. – Бумажку?

– Какую бумажку? – опешила Тамара.

– Жопу подтирать! – расхохоталась Нина, брызгая слюной.

Мальцева увернулась и на весь коридор заявила:

– Вот что, Нина…

В этот момент Маруся, забыв о конспирации, завопила:

– Ма-ама!

– Вот что, Нина…

Та заискивающе уставилась на отдыхающую.

– Сегодня в нашем номере убираться не надо.

– Нину будут ругать, – плаксиво сообщила горничная о себе в третьем лице.

– Не будут, – заверила ее Тамара и протянула пятьдесят рублей. – Завтра уберетесь.

– Завтра?

– Завтра, – пообещала Мальцева горничной и погрозила той пальцем. – Слышите меня, Нина? Завтра.

– Завтра, – миролюбиво согласилась женщина, хлопнула по карману с пятидесятирублевкой и направилась в другой конец коридора, бормоча себе под нос: «Завтра… Завтра…»

Маруся четко обозначила свое месторасположение в пространстве и схватила мать за руку:

– Почему ты не разрешила ей убираться?

– А зачем? Ты же убралась. – Тамаре надоело играть в прятки. Она чувствовала себя разбитой.

– А деньги зачем дала?

– Жалко стало.

– Поня-а-атно, – протянула Машка. – А почему она такая?

– Какая?

– Ну вот такая… странная: улыбается все время.

– Потому что дурочка.

– Дурочка?

– Больная дурочка, – подытожила Мальцева и ускорила шаг. – Неполноценная. Больная.

– А почему так бывает?

– А по-разному, Маруся. Обычно рождаются…

– А если у тебя ребенок родится? – всерьез обеспокоилась девочка. – Вдруг?

– Никаких вдруг, дурында! Не сваливай в следующий раз с больной головы на здоровую.

– На больную, – поправила Машка и погладила мать по руке в знак особой благодарности.

Двери в столовую, как водится, были забаррикадированы двумя колченогими стульями эпохи советского модерна. Пансионатцы, разбившись на группы, оживленно кудахтали, обмениваясь скудными новостями. Некоторые из них со свойственной для абхазского климата горячностью обсуждали нерасторопность работников столовой и отчаянно возмущались, логично соотнося стоимость услуг и несоответствующее данным услугам качество. Так обычно вели себя вновь прибывшие. Старожилы рассредотачивались под пальмами на отлакированных мокрыми плавками пеньках и обмахивались, чем придется, в плотной духоте.

– А где папа-то? – поинтересовалась Маруся.

– Не вижу пока, – ответила той мать и направилась к пустующему пеньку.