Лицеисты - Московкин Виктор Флегонтович. Страница 25

— Четыре-пять человек на такое производство — могли бы согласиться…

В голосе пристава появились нотки просителя. Это уже хорошо. Грязнов позвал конторщика Лихачева.

— Познакомьте господина Цыбакина с нашими расходами на содержание полицейских чинов, — приказал он.

— Нет надобности, — отказался пристав.

— Почему же? — зло улыбаясь, сказал Грязнов. — Ведомость любопытная. Фабрика содержит вашего помощника, пятерых полицейских служителей, конного урядника. Хотите знать цифру расходов?

Цыбакин досадливо отмахнулся.

— Заимейте нужных людей среди фабричных, — лениво сказал Грязнов, показывая, что бесполезно продолжать этот разговор.

Цыбакин сидел полуотвернувшись, обидчиво смотрел в одну точку. Уходить он не собирался. Когда за Лихачевым закрылась дверь, пристав поставил стул поближе, стал убеждать:

— Фабричные связаны круговой порукой. Даже те, которых нам удалось завербовать, не приносят ценных сведений. Неспособны! Сразу же выдают себя с головой.

— Плохо работаете с ними.

— Может быть. И все-таки я настаиваю: для тайной службы сейчас нужны опытные люди. Времена изменились, Алексей Флегонтович. Странная смерть хожалого не наводит вас на размышления? Это было самое способное лицо из всех наших доверенных. Сдается мне, что умер он насильственным путем… Следователь — шляпа: поверил женской догадке, будто человек убился при падении с лестницы, — закрыл дело. А надо бы понять, что тут явное убийство.

— У вас безудержная фантазия, господин Цыбакин, — рассеянно отозвался Грязнов.

— М-да! — Казалось вот-вот Цыбакин сорвется, закричит. — Я вынужден буду жаловаться на вас, — пригрозил он. — Вы своим нелюбезным отношением затрудняете мне работу. Посмотрите! — Он разворошил сверток. — Видите, что это такое.

— Сей предмет называется деревянным шаром, — насмешливо произнес Грязнов. — Пинается ногой. Так сказать, национальная игра рабочих Большой мануфактуры. Возникла полтора века назад. Вас удовлетворяет ответ?

— Вполне. Этот предмет национальной игры найден в оружейном магазине в Ростове, — со злорадством сообщил Цыбакин. — Магазин ограблен. Не вызывает у вас сей случай никаких догадок?

— Как это произошло? — спросил Грязнов, холодея.

— Не знаю, Алексей Флегонтович. Я поставлен в такие условия, что вообще ничего не знаю. Ограбление произошло в воскресенье утром. Шар был использован в виде бомбы, а именно: подвязан владельцу лавки на шею. Стоял, болван, не решаясь окосить глаза, чтобы удостовериться, бомба ли это. Позволил преступникам безнаказанно скрыться. В лавке ничего не взято, кроме оружия — тридцати семи револьверов и запаса патронов к ним. Даже денежный ящик не тронут. Понимаете, что это значит? Это не простой грабеж. На языке социал-демократов сие означает — экспроприация. Вот и делайте выводы, много ли мы знаем о настроении фабричных. Нас скоро перестреляют, как утят, дождемся… С утра в слободке идут обыски, надеемся напасть на след. Чаю, к тому нет препятствий с вашей стороны?

— Помилуйте, — поспешно заявил Грязнов, — ваша прямая обязанность выловить преступников.

Федор бешено пнул дверь. С потолка посыпалась штукатурка. Понимал, что глупо срывать зло на чем попало, и не мог справиться.

Артем сидел на корточках и подбирал с полу раскиданное белье, встряхнув, складывал в корзину. Жандармы даже не пощадили его тетрадок и книжек — они валялись у кровати. Постель комом — заглядывали и под нее.

Артем обернулся к отцу с немым вопросом.

— Вся слободка поднята на ноги — ищут оружие, — сообщил Федор, сбрасывая пальто на кровать. — Откуда-то стало известно, что в лавке у Куликова были фабричные. Вы уходили последними, постарайся припомнить, не выдали ли чем себя.

Осмотрел разгромленную комнату. Найти, конечно, ничего не нашли: Федор был осторожен, лишнего не держал у себя. Оружие спрятано у Вари — к сестре директора с обыском не придут. Мучило другое: откуда жандармам стало известно, что оружие взято фабричными? Уж не попал ли Родион на кого из знакомых, когда выходил из магазина? Но тогда пришли бы прежде всего к нему, а жандармы в его каморку даже не заглянули. Обыскивают беспорядочно, приходят и к таким, кого уж никак нельзя заподозрить в неблагонадежности.

Федор опять перебирал в памяти поездку в Ростов. Они остановились с Варей у гостиницы, заходили в ресторан завтракать. Потом появился Родион, бросил чемодан в возок. Ехали мимо лавки, все было тихо. Артем стоял на противоположной стороне улицы. Из лавки последним выходил Егор Дерин.

— Когда возвращались, не трепались в вагоне?

— Сидели тише тихого, — сказал Артем.

— Зови Егорку. А это брось, соберу сам.

Артем молчаливо оделся и ушел.

Федор успел прибраться, когда на крыльце затопали сапогами. За Артемом в дверь боком протиснулся Егор Дерин, встал в тени. Необычная скромность его усилила подозрение Федора.

— Рассказывай, — не здороваясь, сказал Егору. — Вспоминай все. Почему ты долго не выходил из лавки?

Егор склонил голову набок, поглядывал на пустую стену. Глаза невинные.

— Надо было задержать купца, пока ты не уехал. И я ждал. Увидел, что ты проскочил, решил уходить. А как? Поди, попробуй. Пальнет из ружья в спину, тогда прощай мама. Все-таки ушел, пригрозил, если что…

Егор так никому и не сказал про шар, хотя догадывался, что именно потому и идут в слободке обыски, что нашли этот шар.

Глава четвертая

Лицеисты - i_005.png

1

Газеты полны сообщениями о стачках, правительство мечется в растерянности, полиция беспомощна. В такое время приходится рассчитывать на свой опыт. И слава богу, пока все благополучно — фабрика работает.

Алексей Флегонтович готов ко всяким неожиданностям. Нынче поутру в ткацком отделе счетовод Кириллов — крикливый и неумный — обмеривал куски миткаля, снятые со станков. Каждый кусок должен был составлять шестьдесят аршин, за эту меру и платили ткачам. Счетоводу понадобилось проверить, все ли куски одинаковой длины. Он обмерил их до десятка, и все они оказались длиннее на два-четыре аршина. Узнав об этом, ткачи озлились. Алексей Подосенов с изумлением спросил счетовода:

— Это что же выходит? Работаю семнадцать лет и, поди, все семнадцать меня обманывали? Сколько же недодали?

Кириллов прикинул на костяшках счетов — цифра получалась внушительная.

В ткацком отделении поднялся невероятный шум. Были остановлены станки. Грудились возле счетовода, а он все щелкал и щелкал на счетах. Узнав, кому что причитается, рабочие решили предъявить директору требование: пусть-де выдаст каждому доплату, по числу лет работы.

Алексей Флегонтович только что пришел на фабрику. Выслушав Лихачева, почувствовал озноб. Непредвиденный случай этот, когда рабочие напряжены до предела, мог вылиться в общую забастовку. Он ли не предупреждал служащих быть осторожными и не вызывать недовольства.

Перепуганный, но внешне спокойный, он немедля направился в ткацкое отделение.

Ткачи встретили директора враждебным молчанием. Неприятно поразило, что многие так и остались сидеть на подоконниках. Что ж, ради дела Алексей Флегонтович может снести личную обиду. Он вышел на середину, чтобы всем было видно и слышно. Поискал глазами Кириллова — его среди рабочих не было, напакостил и поспешил скрыться.

В цехе было душно от хлопковой пыли и непривычно тихо. Грязнов расстегнул синий халат, одетый поверх костюма, вздохнул глубоко.

— Я вас слушаю, рассказывайте, — проговорил устало.

— Рассказывать нечего… Требуем… Всю жизнь видим обман, — раздалось сразу несколько голосов.

Бородатые потные лица, засаленные передники поплыли перед глазами Грязнова. Склонив голову, прислушивался и будто удивлялся. На самом деле лихорадочно искал те самые слова, после которых спадает напряжение распаленных гневом людей.

— Мне понятно ваше возмущение, — сказал негромко и опять все так же устало. — Что я делал бы на вашем месте? То же самое. — Почувствовал, что заинтересовал рабочих, слушают внимательно, продолжал увереннее. — Все вы недополучили какую-то сумму денег… Теперь попробуйте подсчитать, сколько потерял владелец фабрики. Знайте, что каждый кусок миткаля, который уходил с фабрики, мы считали за шестьдесят аршин. С кого теперь ему получать эти деньги?