Тайны старого замка (СИ) - Солнечная Наталья. Страница 5
Сегодня ночью Чарльза мучали кошмары. Засыпая, ему слышались шаги на чердаке, и он несколько раз поднимался туда, чтобы проверить. Затем, выглянув из окна, Чарльз увидел горящие огоньки. Прикинув расположение парка, он определил, что там находится усыпальница. Откуда там свет? Может, рабочие что-то забыли и пришли забрать? Да-да, в первом часу ночи. Значит, приход рабочих отменяется. А больше вариантов и нет. Разве что, привидения шалят. Но Чарльз в привидения не верил, поэтому и этот вариант не годился.
Утро было хмурым. Едва позавтракав, Чарльз пошел к усыпальнице. Свет не горел. Щелкнув выключателем, он зашел внутрь. Там все стояло так, как он и оставил, уходя оттуда вечером. Нашел гробницу сэра Руса. Украдкой пошатал крышку саркофага. Держалась. Перевел дух и обругал себя за мнительность.
И вновь принялся за наведение порядка.
Выходя в обед из усыпальницы, Чарльз столкнулся с кем-то на входе. По инерции отойдя на пару шагов назад, он увидел, что это была Элизабет.
Чарльз обрадовался. После веселенькой в кавычках ночки ему было приятно остановить свой взгляд на ком-то ему симпатичном.
— Здравствуйте, Элизабет.
Девушка в ответ улыбнулась. Чарльз снова заметил бледность лица и лихорадочный блеск глаз из-под бессменной шляпки, но, как всегда, тактично промолчал.
— Здравствуйте, Чарльз. Как продвигается Ваша уборка здесь? Я смотрю, усыпальница приобретает былой торжественный вид.
— Это Вы верно подметили, про торжественный вид. Тут столько золота и драгоценных камней, что и дотрагиваться боишься. Вдруг сломаешь ненароком. Вчера, к примеру, чуть не слетела крышка с саркофага моего любезного родственничка, сэра Джона Руса. Виновника всей этой эпопеи с проклятием замка. Чудом жив остался. — Тут Элизабет вперилась взглядом в рассказчика и до Чарльза донесся ее громкий прерывистый вздох. — Но повезло. — Он улыбнулся. — Видно, не судьба мне пока умирать. Хотя, скольких трудов мне стоило удержать крышку ... Не передать словами.
И Чарльз рассказал свои вчерашние приключения в усыпальнице: сначала про неустойчиво лежащую крышку, которая чудом только на него на свалилась, а затем про странный сон на грани реальности.
— Я был удивлен. Я и вправду будто побывал в той комнате вместе с бедняжкой Бетти. И это чувство бессилия — оно преследует меня до сих пор, как будто я сидел сложа руки и не помог. Я понимаю, что это просто сон и ничего более, но ... Не по себе.
— А если бы ... — тщательно подбирая слова, протянула Элизабет, — если бы все то, произошедшее в комнате с Бетти, имело место быть, то ... То как бы Вы к этому отнеслись?
— Как бы отнесся? — Возмущенно произнес Чарльз, взмахнув рукой. — Да то, что мой родственник выпал с башни — это самое малое ему наказание! Это низко! Подло! Насилие над слабым ... это ... это ... — владелец замка на мгновение запнулся, пытаясь яснее выразить весь тот комок мыслей, бродивших у него в голове, — недостойно мужчины и джентльмена!
— Но ведь Вы сказали, что та девушка, Бетти, она была всего лишь служанкой.
Чарльз недоуменно уставился на стоящую рядом девушку.
— Ну и что? Разве есть разница? Королева или служанка — и та и другая — женщина. А мужчина, если он действительно настоящий мужчина, а не просто носитель сами знаете чего, он с одинаковым достоинством относится и к первой, и ко второй. В этом и есть истинный смысл — быть джентльменом.
— Ах, Чарльз! — Рассмеялась Элизабет. — Вы опоздали родиться! С Вашим мышлением, да в те бы времена, века на три назад!
— Не вижу ничего смешного, Элизабет, в моем мышлении. На мой взгляд, так и должно быть.
— Что Вы, Чарльз, я нисколько не хотела Вас обидеть. Просто Ваши взгляды, сейчас они называются, м-м-м ... как это ... старомодными. Да, так.
Чарльз пожал плечами:
— А мне комфортно с моими взглядами на жизнь, пусть и старомодными. И совесть не бунтует, и спится спокойно. — Тут он вспомнил сегодняшнюю ночь и уточнил, — ну почти всегда.
— Вы плохо спали сегодня?
— Да, Элизабет. Потрясения с этой крышкой от саркофага, которая чуть не погребла меня под собой, да и сон, который показался реальным, не способствовали спокойному отдыху. Мне слышались шаги и какие-то неопределенные звуки, казалось, что здесь, возле усыпальницы, блуждают огоньки. Если честно, то так жутко я себя давно не чувствовал. Но взошло солнце и все исчезло без следа.
Элизабет наблюдала за увлеченно рассказывающим Чарльзом и удивлялась, как эмоции могут менять лицо человека. Когда Чарльз размышлял о своём сне и насильнике Бетти, он был злым. Страшным. Не в смысле некрасивым, а в том смысле, что чувствуешь, когда подходишь к дикому зверю — не знаешь, когда тот кинется. Искаженные злостью черты лица, ненависть, скользящая в каждом слове, горящие гневом глаза — Чарльз выглядел таким же страшным, как дикий зверь.
Сейчас же, смотря на взошедшее солнце, освещающее парк, где не было ни ночной мрачности, ни роковой загадочности, Чарльз улыбался. Зеленые глаза искрились и от этого улыбка казалась искренней. И такой же светлой, как взошедшее солнце.
— Мне сказали местные жители, что где-то за парком есть маленькое кладбище, "для своих", как они его назвали. — Прервал Чарльз размышления Элизабет. — Думаю разузнать, где оно находится, да сходить к нему. Там хоть и нет моих предков, но все же, на нем похоронены люди, служившие моей семье. Нужно привести все в порядок, небось могилки поросли травой, и кресты покосились.
— Я знаю, где это маленькое кладбище. — Элизабет напряженно смотрела вдаль.
— Правда? Замечательно! Вы сможете меня туда проводить? Или хотя бы объясните, куда идти.
— Нет, нет, я провожу, мне не сложно. Когда Вы хотите?
— Давайте, пожалуй, договоримся на завтра. Сегодня я запланировал другие дела.
— Хорошо, Чарльз. Лучше отправиться с утра, идти довольно далеко.
На том и порешили, договорившись встретиться завтра у восточных ворот в восемь утра, и каждый отправился по своим дела: Элизабет опять исчезла, а Чарльз остался доводить до ума усыпальницу предков.
Под вечер, осматривая результат своих трудов, Чарльз вспомнил слова Элизабет о былом величие усыпальницы. Она и вправду становилась такой, торжественной, где с достоинством, на веки вечные покоятся его предки, герцоги и герцогини, ставшие историей, а некоторые и писавшие ее. От представшего вида пробирают мурашки, заставляя выпрямлять спину и гордо нести голову, пытаясь сравняться достоинством с покоящимися здесь. Чарльз, воспитанный с должным пиететом к своим предкам, испытывал ни с чем не сравнимое чувство гордости за свой, пусть и исчезающий, род.
На следующее утро Чарльз подкатил на недавно приобретенном каре к восточным воротам. Территория парка была огромной, и обойти ее пешком не представлялось возможности. Тем более, что, в связи с восстановительными работами, Чарльзу приходилось бывать в разных концах парка в один день, поэтому необходимость покупки какого-либо передвижного средства стала ребром в первый же день.