Повесть о Нетоне - Чулков Михаил Дмитриевич. Страница 2

Начало любви Нетоновой было хорошо, но конец инаков, который в скором времени принудил его разлучиться со своею красавицею.

Самую ужасную беду легче снести человеку, нежели расстаться с любовницею в то самое время, когда истинная страсть всею своею силою полонит человеческое сердце; но судьба не по желаниям нашим располагает наши участи и весьма редко соглашается с нашими произволением и просьбою.

Большая сестра говорила меньшой, что должно ей непременно появиться в собрании, и когда согласились они на сие обе, то, простившись с Нетоном, вышли в другую комнату. Нетон и служанка желали посмотреть, что будут они тамо делать, и так в замочную скважину без препятства увидеть могли все их обращения. Старая волшебница вынула из ящичка некоторый маленький пузырек и капнула из оного несколько на голову молодой и потом себе, и так от сего составов одну минуту сделались они лебедями и вылетели в отворенное окно. Нетон и его любовница, как люди молодые и больше любопытные, нежели знающие, и видно по всему, что они не знали сего нравоучения: пришед в аптеку, ничего не отведывай, что б вместо лекарства не накушаться яду, — захотели сделать с собою то же. Отворили комнату и вошли в неё без препятствия.

Любовница его была проворнее, подбежала тотчас к ящику, выхватила из него пузырек и капнула Нетону на голову. Как скоро она оное учинила, то в один миг превратился он в лошадь. Девушка, увидев это, ахнула, не знала, что делать и как его избавить, принялась плакать, однако слезы её не пользовали нимало Нетона, и он не переставал быть лошадью. Тужила весьма много, что приступила к незнаемому ей делу, укоряла себя неосторожностью, однако всё было напрасно. Что ж ей оставалось делать?.. Ничего.

Нетон во образе лошади видит, что она плачет, знает, что ей его жаль, разумеет, как её воздержать, но говорить не может, изъявляет то телодвижениями, но она в отчаянии того не понимает. И так в слезах и горести препроводили они целый день. Когда же настал вечер, то печальная служанка, опасаясь наказания от своих госпож, отвела бывшего Нетона, а теперешнюю лошадь в конюшню и заперла её там, чтоб прежде, нежели увидят хозяйки её проступок, могла она добровольно извиниться во оном.

Нетон, сделавшись скотом и стоя у яслей, негодовал сам на себя, что имел неограниченное послушание перед своей любовницею и отдался в волю её без всякого рассуждения. Впрочем, думал он много и узнал, что любовное ослепление хуже всего на свете.

Если привяжется к кому несчастие, то уж трудно от него в скором времени отделаться. Как только лишь смерклось, то посетили воры сей замок, а, опасаясь, что много в нем людей по великолепному его строению, не пошли никуда больше красть, как увели одну только лошадь, а именно, во образе её Нетона, чего они не знали, и запрягли его на пристяжь к прямой коренной лошади и начали его погонять, как погоняют обыкновенно лошадей ленивых, которые везут не так хорошо, как другие, а Нетону невозможно было везти столько, сколько прямому коню, ибо он имел только образ лошадиный, а силы человеческие.

Когда же выбился он из силы, то вздумал упасть, надеясь, что разбойники, увидев его обессилившего, оставят на дороге, и как только вознамерился он сие сделать, то действительная лошадь пала на дороге, ибо везла она только одна. Разбойники, вскочивши с колесницы, распороли ей брюхо и без всякой другой анатомии бросили ее на месте, а Нетона запрягли в корень и, приударив его в два кнута, засвистали и полетели. По счастью его, нашлось в нем столько сил, чтоб довезти их до обитания, а когда б не так, то бы неосторожный любовник скончался во образе коня и наследовал бы участь умершей прежде коренной лошади. Есаулу понравился весьма лошадиный образ в Нетоне, и он, выпросив этого доброго коня у атамана, послал его подковать для того, что вознамерился ехать завтра на нём за обыкновенною своею добычею.

Тот разбойник, который повел её ковать, встретился на дороге с солдатами, кои спросили его с грозным видом, кто он таков. А как обыкновенная в ворах трусость смяла его язык, то они тотчас угадали, что он разбойник, связали его и привели с собою в город. Вора отослали на съезжий двор, а лошадь подарили своему начальнику. Там потчевали её овсом и сеном, однако не соблаговолила она кушать, ибо человеческий желудок не принимает такой пищи. От вечера и до другого вечера при горестном состоянии принужден он сносить великий голод.

Завтрашний день, день именин его хозяина, так сие случалось, и это нимало не чудно. Повар, что можно было, то приготовил с вечера, жарил ли он или варил, об этом я не известен, только знаю, что в кухне довольно было наставлено кушанья, и она построена была против самой конюшни по расположению хозяина того дома. Запах от хорошего кушанья далеко услаждает голодное человеческое обоняние, и никуда он тогда прилежно так не смотрит, как на кухню, в которой довольно изготовлено съестных припасов. Впрочем, есть и такие кухни, в которых, как в степи, не найдешь ни куска для утоления алчбы, а таких, как в городах, так и по пригородам довольно, а особливо у тех людей, кои умеют жить весьма изрядно по моде и располагают в своих домах не по русскому обыкновению, то есть так, чтоб на большом блюде весьма немного было кушанья, а когда на нём много, то говорят они, что э то подло и принадлежит одним только мещанам. Впрочем, выливается оное совсем наоборот. Модный господин ежели кушает когда у мещанина, то встает из-за стола весьма доволен, то есть сыт, а купец обыкновенно дообедывает или доужинывает всегда дома по причине той, что прямо российский желудок ни с какою не согласуется модою.

Нетон, как только усмотрел, что повар отлучился на время, то, отвязавшись зубами весьма поспешно, пожаловал в кухню, и что ему угодно было, с великою охотою покушал, а как рук у него не было, то ломал он зубами весьма неучтиво и, можно сказать, что прямо по-лошадиному, и когда уже он был в полсыть, то к несчастию его возвратился повар и, увидев такого гостя, рассердился весьма неумеренно и, вооружившись запором, поблагодарил за посещение лошадку так хорошо, что насилу она бедная дотащилась до конюшни, и тамо в великих слезах и горести легла под свои ясли, чтобы успокоить несколько потревоженные свои члены и до самого утра проплакала неутешно.

По утолении своей досады кушанья припасатель пошел и объявил своему господину обо всем подробно, который за то не досадовал столько, сколько немилосердный повар, и сожалел весьма много, попросту сказать, бранил повара за то, что бил он лошадь без всякой пощады. Кушанье приказано изготовить снова, тем дело и кончено.

На другой день, когда за именинным столом повеселились гости больше, нежели за обыкновенным, веселый хозяин принялся рассказывать им шутку между его поваром и новою лошадью. Выслушав всё от него, подгулявшие гости почли сие за чудо и просили хозяина, чтобы приказал он ввести её в покои и попотчевать разными винами. Когда она, говорили они, кушает с серебряной посуды, то непременно должна пить из хрусталя. Как задумали, так и сделали. Когда привели в покои лошадь, то оная поклонилась на все четыре стороны, а хозяину и хозяйке по особливому поклону, чем доказала ясно, что и она бывала в той школе, в которой учат политике домашней. От чего произошел великий смех и также немалое удивление.

Хозяин сам потчевал её вином, и она со всею учтивостью опоражнивала рюмки.

Дали ей кушать, в котором случае также не потеряла она благопристойности и кушала всё по порядку. Усердие хозяиново и всякого гостя в подношении разных вин повеселило лошадиное понятие изрядным манером, и она начала показывать ногами, что умеет протанцевать нечто или всё, ибо танцевальная наука не весьма много содержит в себе правил, хотя учители танцев во многих домах принимаются лучше, нежели люди, разумеющие словесные науки. Но полно — те господа, которые сие делают, имеют разум в ногах, а не в голове, так как и многие танцевальные учителя. Тотчас составили музыку, и лошадь начала делать различные фигуры.