Бог в человеческом обличье - Коган Татьяна Васильевна. Страница 10

Мэт тоже нервничал. Он всегда отличался эмоциональностью, но, когда нужно, умел собраться, засунуть подальше эмоции и выполнять то, что требуется. Сейчас он призывал все свое самообладание, чтобы не бросить палочки на пол и не сбежать к чертям собачьим.

– Круто, мужики, а? Никогда такой толпы не видел. – Крепостной выглянул в зал и довольно хрустнул пальцами. – Ух, мы оторвемся сегодня!

Илья так до конца и не понимал феномен спокойствия Крепостного: то ли железные нервы, то ли недостаток воображения. На самом деле звали его Андрей, и долгое время его величали не иначе как Рок-н-ролла. В клубах, куда друзья приходили побуянить и оторваться, Андрей отжигал по полной программе. Чтобы не разыскивать его по всему клубу, Илья и Мэт ставили Андрея на колонку, – там он и выплясывал под всеобщее улюлюканье. В такие моменты он был вылитый Рок-н-ролла из фильма Гая Ричи – буйный и отвязный. А потом он встретил свою нынешнюю пассию, Кристину. Красивая и стервозная девушка живо прибрала его к рукам. Андрей и не заметил, как намертво угодил под каблук. Сам он искренне считал, что нисколько не изменился, а друзья усмехались, когда на предложение попьянствовать Рок-н-ролла звонил девушке и спрашивал разрешения.

Как-то, подначивая товарища, Илья обронил, что у подруги Андрея самое подходящее имя.

– Да? – удивился Андрей. – Это почему же?

– Имя Кристина созвучно слову «крестьянин». А ты как раз и ведешь себя как крепостной.

Присутствовавший при разговоре Мэт развеселился и сказал, что отныне будет звать Андрея только так – Крепостной. С тех пор прозвище прилипло.

До начала выступления оставались считаные минуты, и волнение Ильи усиливалось с каждой секундой. Он сам не понимал, что именно его беспокоило. Аппаратура в полном порядке, программа подготовлена отлично – они миллион раз отрепетировали, отшлифовали каждую песню и движение. Голос в норме, самочувствие тоже. Все должно пройти гладко. Но пальцы почему-то одеревенели, а в районе солнечного сплетения вибрировал вязкий, скользкий комок.

Мягкая ладонь легла на его предплечье и ободряюще пожала. В неровном свете мерцающих ламп рыжие волосы Марины струились медными змеями. На ней было короткое летнее платье, больше подходящее для школьницы, чем для взрослой женщины. Илья порывисто обнял ее, оторвав от земли, и аккуратно поставил обратно.

– Не переживай, – одними губами сказала она.

– Я не переживаю, – соврал Илья. Товарищи видели в нем лидера, и нужно соответствовать этой роли. – Ну что, пошли? – Он беспечно кивнул и пружинящей походкой двинулся к сцене. Если бы в тот момент он посмотрел в зеркало, то увидел бы лицо висельника, идущего на эшафот. Принятые перед выступлением пятьдесят грамм боевых не возымели никакого действия.

Живая, трепещущая темнота на мгновение лишила его возможности дышать. Он втягивал носом воздух, но тот словно бы сгустился, превратился в плотную, осязаемую субстанцию. Илья почувствовал себя беспомощным и одиноким, – но в этот миг десятки прожекторов пробежали по зрительному залу, выхватывая сотни человеческих лиц. Илья не увидел их выражений, не уловил их черт. Но этого и не требовалось. Он осознал главное: не было никакого враждебного, мрачного моря. Были нормальные, живые люди, пришедшие на концерт. И они хотели услышать «Waterfall».

Илья сделал жест рукой, Мэт остервенело рубанул по тарелкам.

Они играли на репетициях. Записывались в студии. Работали на маленьких площадках. Все это не шло ни в какое сравнение с выступлением перед многотысячной толпой. Адреналин зашкаливал, разрывал тело на части. Горячая кровь пульсировала, прожигала вены. Илья набрал в легкие побольше воздуха, поднес микрофон ко рту и запел. Толпа вздрогнула, заволновалась, запела вместе с ним.

Сумасшествие. Экстремальный драйв.

Исчезли волнение и неуверенность. Внутри что-то щелкнуло, и стремительная, неумолимая трещина прошила неуязвимую прежде конструкцию. Стены пошатнулись и рухнули с оглушающим шумом. В эту самую секунду Крестовский понял, что такое настоящая свобода. Границ и сомнений больше не существовало. Он стал чистой энергией, извергающей в пространство мощные электрические импульсы. Он уже не воспринимал себя отдельно от зрителей. Они слились в единый организм. Ради одного этого момента стоило родиться, страдать и умереть в муках, будь это обязательным условием. Прожекторы ослепляли, горячие волны обжигали кожу, сцена раскалилась, превратившись в огромную, жаркую сауну…

Илья обвел комнату взглядом. Все те же серые стены и скользкий пол. Кровать и стул. В ванной – шампунь, зубная щетка, паста, полотенце и рулон туалетной бумаги. А в довершение к этому роскошному убранству – убийственная тишина. Будь у него плеер, заключение не казалось бы столь невыносимым. Но его лишили даже этой маленький привилегии…

Сейчас он бы послушал старое доброе. Скажем, «Is this love» группы «Whitesnake». Эта песня его бы наверняка успокоила. Гитарные дороги хорошо обыгрывают аккорд Е 7; три ноты в припеве дублируют клавиши; квадрат четырех аккордов того же припева сопровождается перебором из одного аккорда – избитый прием, который редко не смотрится пошло, а тут просто прекрасен. И конечно же, любимая фишка в металле 80-х – соло с использованием педали эффекта типа «Boss Harmonist»: к звуку струны добавляется еще по одной ноте вверх и вниз с разными интервалами, в зависимости от настроенной тональности.

Крестовский давно привык раскладывать любой трек на слои, как файл PSD в фотошопе. Песня начинается со слоя background, затем добавляются новые дороги, громкость которых корректируется так же, как степень прозрачности слоя.

Илья поставил стул напротив кровати, уселся, вытянул руки вперед, как если бы собирался играть на фортепиано, и опустил их на жесткий матрас. Провел пальцами по воображаемым клавишам, прислушался к звучанию. А потом стал наигрывать случайные мелодии.

Марине больше нравилась гитара. У нее было несколько любимых песен, и она часто просила Илью исполнить их. Первое время он с радостью соглашался, но однотипный репертуар очень скоро начал выводить его из себя. Бесконечный повтор убивает красоту самой гениальной мелодии. А вкусы Марины оставались неизменны.

Воображаемая музыка не спасала от скуки. Илья раздраженно встал. Стул с грохотом упал. Интересно, как долго человеческая психика способна выдерживать полную изоляцию? А от клаустрофобии кто-нибудь умирал? Физическая смерть от подобной напасти, скорее всего, явление редкое, куда реальнее повредиться рассудком. Крестовский не испытывал страха перед замкнутыми пространствами, но вакуум, в который его поместили, все больше походил на пытку.

– Послушайте! – выкрикнул он сердито. – Если вы объясните, для чего все это, я пойду вам навстречу. Как я могу сочинить песню, если думаю только о том, почему я здесь и кто вы такие?

Вместо ответа погас свет. Подвал погрузился в непроницаемую тьму. Илья на ощупь добрался до того места, где находился выключатель. Пощелкал кнопкой – тщетно. Кто-то целенаправленно обесточил щиток.

Но это было не самое страшное.

В комнате совершенно явственно ощущалось чье-то присутствие. Цепкий чужой взгляд, неоднократно появлявшийся за последние сутки, снова держал на прицеле. По спине пробежал холодок. Илья невольно поежился.

Им там мало того, что он сдыхает от скуки и неизвестности? Так они еще и свет вырубили. Что будет дальше? Отключат воду? Снова изобьют? Долбаные извращенцы!

– Знаете что? Идите вы на… – громко выругался он. – Вы достали уже! Слышите? Достали!

Он шагнул к кровати, но споткнулся об упавший стул и чуть не растянулся на полу. Матерясь и проклиная своих тюремщиков, Илья рухнул на постель. Спать не хотелось – да и не смог бы он заснуть в таком состоянии. Обычно он не испытывал проблем со сном. Даже в стрессовые периоды с легкостью отключался, едва голова касалась подушки. Марина подшучивала над ним, – мол, вот что значит молодой незамутненный разум. То-то бы она удивилась, увидев, как он мучается от бессонницы, пялясь в черноту потолка.