Бог в человеческом обличье - Коган Татьяна Васильевна. Страница 40

Она ожидала этого вопроса, но все равно смутилась.

– Разве я давала повод?

– Нет, не давала, – Давид поднял пустой бокал, требуя у официанта повторить. – Ты всегда ведешь себя безупречно. Но разве человеку можно запретить фантазировать?

Марина улыбнулась. Давид всегда умел нагнать драматизма. Если он ставил цель очаровать женщину, то использовал любые методы, чтобы произвести впечатление. Он мог казаться суперчувствительным и эмоциональным, но на самом деле строго следовал указаниям разума. Более впечатлительная особа поверила бы ему без оглядки. Но у Марины уже имелся кое-какой опыт. Давиду хотелось верить, что он испытывает к ней любовь. На самом же деле он хотел обладать однажды ускользнувшей добычей.

– У тебя любящая жена и несколько любовниц, – напомнила Марина, теребя салфетку.

– Но ни одна из них не спасала мне жизнь.

– Думаю, ты хотел сказать, что ни одна из них не разрывала с тобой отношения по собственной инициативе.

Давид улыбнулся:

– Меня всегда восхищала твоя проницательность.

Повисла пауза.

Марина потягивала кофе и размышляла, правильно ли поступает, второй раз отвергая Давида? Да, он не обещает ей упоительной любви, он не разведется ради нее с женой. Но он испытывает искреннюю симпатию, может быть даже страсть. В отличие от Ильи, его интересует, о чем она думает, чем дышит. На минуту Марина допустила фантастическую возможность снова сойтись с Давидом. Она оставит Илью и его группу, снова устроится терапевтом. Ее жизнь станет предсказуемой и спокойной. И самое главное – она будет чувствовать себя желанной.

Недавно Марина смотрела передачу, где обсуждались интимная жизнь в браке. Герои и героини жаловались, что после замужества стали все реже заниматься сексом. Раз в неделю, а то и в две. И столько драматизма было на их хорошеньких, загримированных лицах. Столько трагизма в театрально заломленных руках.

Неделю не было близости? Серьезно? А год не хотите? Целый долбаный год!

Раньше Илью влекло к Марине, и она отзывалась со всей страстностью, на какую была способна. Он посылал сигнал, и она отражала его с десятикратной силой. Когда они любили друг друга, окружающий мир переставал существовать. Илья касался ее – и каждая клетка ее тела реагировала на его пальцы. Это было нечто гораздо большее, чем просто секс.

Марина знала, что вечно гореть невозможно. Однажды пламя утихнет, и на смену бешеной страсти придет спокойная нежность. Это не пугало ее. У любви сотни оттенков. Одного она не могла предположить. Того, что сотни оттенков поблекнут, полностью утратив цвет.

Сначала она недоумевала, пыталась разговорить Илью, узнать причины его охлаждения. Но он вел себя так, словно не понимал ее озабоченности. Как будто ничего серьезного не происходило. Марина отступала, кусая губы и чувствуя себя идиоткой. Больше всего она боялась показаться навязчивой. Она бы с радостью откликнулась на его страсть, если бы он только пошевелил пальцем, дал слабый намек. Марина хотела его так же сильно, как прежде, но когда Илья смотрел на нее, его глаза тускнели.

Марина пробовала приставать к нему, но мучившие ее сомнения и тревоги слишком явно отражались на ее движениях. Она выглядела жалким изможденным солдатом, в отчаянии бросавшимся под обстрел противника. Немудрено, что Илья не реагировал.

Это был замкнутый круг. Она не чувствовала себя сексуально притягательной, потому что Илья ее не хотел. А Илья не хотел ее, потому что она не чувствовала себя сексуально притягательной.

Марина убеждала себя, что все дело в сложном периоде. Творческий кризис не способствует страсти, и ей нужно проявлять больше уважения к эмоциональному состоянию мужа. Она никогда не сочиняла музыку, не играла перед многотысячной толпой. Ей не понять, как ужасно лишиться этого. Она должна быть терпимее и не зацикливаться на своих проблемах. Илье, наверное, гораздо хуже.

Разве она способна покинуть его по доброй воле? Все, что мог предложить ей Давид, не стоило и тысячной доли ее чувств к Илье. То, что муж утратил былой трепет – исключительно ее собственная вина. Самая большая ошибка, которую может допустить женщина, – быть идеальной. Нет ничего скучнее совершенства. Безупречность – это прекрасная мраморная статуя, которой сначала любуешься, потом перестаешь замечать и однажды, проходя мимо, вешаешь на нее шляпу или зонтик.

Марина слишком любила Илью, слишком боялась его потерять. И это не привело ни к чему хорошему. Подумать только. Она всегда делала лишь то, что считала нужным, прислушивалась к своим потребностям и жила в гармонии с собой. Когда случилась та злосчастная перемена? Когда приоритеты любимого мужчины стали важнее ее собственных? Марина знала ответ. Это произошло в тот день, когда она ответила «да», поверив в возможность счастья. Когда недосягаемая иллюзия внезапно обрела вполне реальные очертания. Сложно сохранить здравомыслие, когда сказочный принц стучит в дверь твоей квартиры.

Она всегда относилась к любви спокойно. Она врач и отлично знает, что с точки зрения медицины любовь – это разновидность компульсивно-аддиктивного расстройства психики. Обычная химическая реакция, которую можно разложить на несколько составляющих: фенилэтиламин, дофамин, эндорфин, окситоцин…

Если объяснить человеку, что эти вещества вызывают помутнение рассудка и необоснованные приступы счастья, мало кто согласится употребить этот коктейль внутривенно, по собственной воле. Но когда гормональное безумство начинается в организме самостоятельно, это воспринимается как благо. И Марина не стала исключением. Больше всего на свете ей хотелось быть рядом с Ильей, смотреть в его голубые глаза и видеть в них свое отражение.

– О нем думаешь? – Голос Давида вернул ее в реальность.

Марина виновато улыбнулась:

– Что, прости?

– У тебя было такое лицо. Полагаю, ты думала о муже?

Она сложила салфетку, не зная, куда деть свои руки. Говорить с бывшим любовником о нынешнем – занятие крайне неловкое. Но что еще оставалось? Она сама попросила Давида о помощи. Она знала, что он не откажет. А больше ей не к кому было обратиться.

Они поговорили еще немного и попрощались.

Ночью Марина долго не могла уснуть. Крутилась с боку на бок и в итоге встала, включила чайник. Часы показывали четверть третьего. Марина заварила фруктовый чай, погасила на кухне свет и замерла у окна с кружкой в руке. Накануне резко потеплело. Накрапывал дождь. Глядя на стекавшие по стеклу прозрачные капли, Марина вспомнила такую же теплую ночь.

Они путешествовали вдоль побережья Средиземного моря, взяв напрокат машину. Илья рвался вернуться в Москву и продолжить работу над вторым альбомом, но Марина уговорила его остаться в Израиле еще на несколько дней.

Стоял поздний вечер. Они отъехали километров сорок на север от Тель-Авива и свернули к небольшому поселку. Дорогу перекрывал шлагбаум, вокруг не было ни души. Они припарковались на обочине и пошли пешком. Марина плохо видела в темноте, Илья держал ее за руку, то и дело подшучивая, что сейчас заведет ее в гиблое место и надругается.

Они обогнули каменные валуны, преградившие путь, и вышли на широкий пустынный берег. Под ногами приятно пружинил песок, дул легкий бриз, откуда-то доносилась лиричная восточная мелодия.

– Сто лет не видела безлюдного пляжа. – Марина сняла туфли и зашлепала по кромке прибоя. Илья последовал ее примеру. Вода была удивительно теплой; мелкие ракушки щекотали ступни, скользкие водоросли то и дело облепляли пальцы. Они брели, изредка перекидываясь короткими фразами. Порою накатывала неожиданно сильная волна, Марина с визгом отпрыгивала в сторону, намочив платье выше колен.

Музыка звучала все отчетливее, – в ресторане, расположенном чуть поодаль от пляжа, развлекали поздних посетителей. Возле хозяйственной постройки стояли пластмассовые кресла, перевернутые вверх ножками.

Илья приволок одно кресло к берегу, поставил на влажный песок и устроился, усадив Марину к себе на колени. Она погладила его руку и качнула головой: