Бог в человеческом обличье - Коган Татьяна Васильевна. Страница 50

Пришлось ретироваться в туалет, достать из сумочки отобранный у Ильи мобильник и отправить Мэту сообщение:

«Я в норме, сорри за молчание. Скоро объявлюсь».

Это несколько разрядило обстановку.

– Я закончила роман, – торжественно произнесла Вика, не сводя с гостьи внимательных глаз. – Осталось внести последние правки, и дело сделано. Почитаешь перед тем, как я отправлю текст в издательство?

– Так быстро написала? – удивилась Марина. – Ты говорила, что у тебя уходит месяцев пять-шесть на книгу?

– Я сама от себя такой прыти не ожидала. Перевозбудилась, вероятно.

– Счастлива?

– А ты? – прищурилась Вика.

Марина задумчиво покрутила чайную ложечку:

– Не знаю. Сложно сказать.

– Нельзя быть одновременно и счастливым человеком, и женщиной.

– В точку!

Они помолчали. Вика первой нарушила тишину:

– Так как? Скинуть тебе файл? Может, захочешь внести какие-то исправления?

Марина отрицательно покачала головой:

– Принципиальные моменты я тебе обозначила. Настоящие имена ты не указывала, кое-какие детали опустила. В остальном, я уверена, ты все сделала наилучшим образом. Прочту, когда книга выйдет.

Она снова вернулась в прошлое. Со дня похищения прошло четыре дня. Илью сбросили с моста, Марина ожидала, что это сделает его чуть покладистее. Она мчалась по трассе в загородный дом и остановилась у забегаловки, чтобы купить парням еды. Уже взявшись за ручку входной двери, она услышала чьи-то сдавленные рыдания. Обогнув торец строения, она увидела девушку. Та сидела на чемодане и плакала.

У Марины не было времени и желания разбираться в чужих проблемах. Ей бы со своими справиться. Женские слезы стоят дешево. Мало ли, по какой причине ревет незнакомка? Порвалась ее любимая юбка или парень отказался сходить в кино на романтическую комедию. Пусть страдалицу утешают ее подружки. А Марине некогда. Да и странно бы смотрелось ее сочувствие, учитывая, какие страшные вещи она планирует сотворить с собственным мужем. Разум советовал пройти мимо. Но внутренний голос настаивал на обратном.

– Простите, – проговорила она, проклиная себя за глупость. – Что бы там у вас ни случилось, от чашки дрянного кофе в этой дыре вам точно хуже не станет. Я угощаю.

Марина умела провоцировать людей на откровенность. Спустя двадцать минут и пару бокалов плохого вина, Вика сама поведала о своей беде. И чем дольше она говорила, тем сильнее удивлялась Марина. Ее муж и эта девушка находились в абсолютно идентичном положении. Оба утратили вдохновение и не знали, как вернуть его. Они были одинаково одержимы творчеством и одинаково несчастны. Но самое поразительное, что Марина знала, как им помочь.

До встречи с Ильей она не верила в любовь с первого взгляда. Она изменила свое мнение, едва увидела в лесу голубоглазого парня с саксофоном в руках. Обмолвившись с Викой несколькими фразами, Марина ощутила нечто схожее по силе – не любовь, но почти мистическую духовную близость. И чем яростнее она сопротивлялась этим нелогичным эмоциям, тем глубже увязала. Ей казалось, что они знакомы тысячу лет и все друг о друге знают. Марина всегда держалась автономно, – у нее водились приятельницы, но настоящей подругой она вряд ли могла кого-то назвать.

Сидя в кафе за неудобным столиком с облезлыми углами и глядя на собеседницу напротив, Марина четко осознавала, что встреча не случайна. Слишком много совпало деталей. Взять хотя бы маниакальное стремление Вики увидеть водопад. Она смотрела слишком узко, слишком буквально и поэтому разочаровалась, не получив желаемого. Марина прекрасно понимала, какой именно водопад нужен писательнице.

Они могли бы оказаться полезны друг другу. Чтобы напугать Илью, требовалось совершить нечто ужасное, например, убить на его глазах человека – предпочтительно ребенка или женщину. Хотя вариант с ребенком выглядел бы чересчур мелодраматично. Да и отыскать юного актера непросто, а заставить его держать язык за зубами – и того сложнее. А вот Вика исполнить роль жертвы вполне могла. Что-то подсказывало Марине, что та будет не только не против, но и двумя руками «за». Семь лет жизни с музыкантом кое-что рассказали ей о творческих натурах. Они готовы на безумные поступки, лишь бы подстегнуть воображение.

Она чувствовала, что может доверять Вике, но все-таки начала осторожно и издалека:

– Скажи, а если бы кто-то сказал, что знает, как вернуть тебе способность писать? Сто процентов гарантии. Но для этого нужно, допустим, нарушить закон. Или пойти против совести. Или поступить дурно. Ты бы согласилась?

– Сто процентов гарантии, что я снова стану писать? – Вика горько усмехнулась, болтая в бокале вино. – Может, я недостаточно внятно объяснила тебе свое положение. Иначе ты бы заранее знала мой ответ. Я готова на очень многое. Я бы проглотила любую таблетку, если бы она вернула мне вдохновение. Единственное, на что не согласилась бы – это убийство. Убийство, пожалуй, перебор.

Они синхронно улыбнулись.

– А если бы тебя попросили впоследствии написать о произошедшем роман? Ты бы согласилась? – допытывалась Марина.

– Господи, да где, где этот чудесный, добрый человек? Передай ему, что я говорю «да»!

Позже Вика спросит, зачем Марине понадобилось это условие. Если бы Вику попросили не трепаться направо-налево – это она поняла бы. Но написать роман? А между тем причина была проста. Марина ни за что на свете не смогла бы признаться в содеянном, глядя Илье в глаза. А вот вручить ему книгу, где с профессиональной скрупулезностью описаны все ее чувства – другое дело. Можно прервать разговор, сбежать от собеседника, так и не выслушав всей правды. Но нельзя отложить книгу, в которой кроется разгадка.

Марина сильно рисковала, втягивая малознакомую девчонку в авантюру с похищением. Но с другой стороны, люди Давида убедили бы Вику вести себя смирно, возникни такая необходимость. В делах бизнеса Давид применял не самые законные методы, но ни разу не привлекал к себе внимания правоохранительных органов. Он умел правильно организовать процесс. В крайнем случае его ребята припугнут девчонку, заставив ее молчать. Марина надеялась, что этого не понадобится. Вика производила впечатление человека, понимающего свои желания и отвечающего за свои слова. И впоследствии неоднократно это доказала.

Еще только планируя похищение Ильи, Марина знала, что это будет самый неприятный период в жизни их обоих. Она чувствовала себя психопатом, чертовым маньяком, выдумывающим издевательства для жертвы, но при этом осознавала всю чудовищную логичность своего плана. Эта встряска необходима Илье. В своей апатии он заплыл слишком далеко. На берег его вернет только шторм. Мысль о том, что с таким же успехом шторм способен его потопить, Марина предпочитала игнорировать.

Сидя в комнате с мониторами, наблюдая за отчаянием мужа, она часто задавалась вопросом: потом, когда все закончится, сможет ли она смотреть ему в глаза? Простит ли себя однажды? Она старалась отрешиться от происходящего, воспринимать страдания Ильи безэмоционально, рассудочно. Порой у нее получалось, и тогда Вика наполовину удивленно, наполовину восхищенно шептала:

– Как тебе это удается? Для меня он чужой человек, я знаю, что никто его не убьет и не покалечит, а все равно как-то не по себе. А ты спокойная, как танк.

Марине хотелось ответить, что механик-водитель внутри ее танка практически мертв от чрезмерной нагрузки и едет, не разбирая дороги, ломая гусеницами собственный рассудок. Но она лишь улыбалась, пряча руки в карманах спортивной кофты – чтобы никто не увидел, как мелко дрожат ее пальцы. Было страшно. Как же ей было страшно! Но она никогда не останавливалась на середине пути.

Нужно было во что бы то ни стало дожать Илью, заставить его сочинять. А для этого необходимо на время забыть о сострадании. Укол курареподобного вещества, вызывающего временный паралич, возымел свой эффект. Марина стояла позади коляски и не видела глаза мужа. Но она отлично понимала, какой ужас захлестывал его изнутри. Учитывая, что после этого последовало – а именно убийство девушки, – Илья должен был максимально приблизиться к нужному состоянию. Марина надеялась, что этого стресса окажется достаточно. Но увы. Илья по-прежнему молчал, балансируя на грани; требовалось последнее усилие, чтобы вышибить опору из-под его ног.