В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Уайтлок Анна. Страница 18

Сесил достиг именно той цели, какой он добивался. Тайный совет отказал во въезде в страну папскому нунцию Мартинего; переговоры об участии Англии в Тридентском соборе были немедленно прерваны, а надеждам Дадли жениться на Елизавете при поддержке испанцев не суждено было сбыться. Опубликовали и распространяли по всей стране подробный отчет о предполагаемом заговоре с целью убить королеву и восстановить католицизм. [240] Несмотря на то что действия Сесила расстроили замысел Дадли заручиться поддержкой Испании в своем сватовстве, слухи о предстоящей свадьбе королевы и Дадли продолжали беспрепятственно циркулировать все лето. В конце июня Дадли дал в честь королевы еще один банкет и прием на реке. Когда Елизавета, Дадли и де Квадра оказались вместе на одной барке, Дадли предложил: поскольку посол также и священнослужитель, он может тут же, на месте, обвенчать их с королевой. По словам посла, «шутка зашла столь далеко, что лорд Роберт предложил ей: если она хочет, я, как лицо духовного звания, могу совершить над ними брачный обряд, а она, вместо того чтобы возмутиться, ответила, что не уверена, достаточно ли хорошо я говорю по-английски». На предложение Дадли де Квадра ответил: если Елизавета избавится от своих советников-протестантов и восстановит в правах католицизм, он с радостью обвенчает их, где и когда они пожелают. [241] В ноябре 1561 г., в попытке заткнуть рты сплетникам, Елизавета дошла до того, что переоделась камеристкой Кэтрин Кэри, племянницы Кэтрин Ноллис, чтобы посмотреть, как Дадли стреляет в Виндзоре. [242] Кэтрин Кэри, старшая дочь Генри Кэри, лорда Хансдона, троюродного брата королевы, была назначена камер-фрейлиной 30 января предыдущего года и вскоре стала одной из ближайших наперсниц Елизаветы. Через два года она вышла замуж за Чарлза Говарда, сына Уильяма Говарда, позже барона Говарда Эффингемского, 1-го графа Ноттингемского. Говард пользовался тем, что его отец поддерживал Елизавету перед ее восхождением на престол и стал ее верным слугой. Его отправили эмиссаром к французскому двору; он стал хранителем королевского поместья Аутлендс в Суррее. Женитьба на Кэтрин Кэри лишь укрепила его и без того прочные связи с королевой. Кэтрин и Чарлз стали настоящим оплотом елизаветинского двора, они пользовались большой любовью и поддержкой Елизаветы.

В том же месяце, когда королева любовалась стрельбой Дадли, леди Файнс де Клинтон, еще одна статс-дама Елизаветы, помогла ей тайно приехать к Дадли домой на ужин. По сведениям, полученным испанским посланником, Дадли «при ехал из Гринвича в дом графа Пемброка тринадцатого; ходили слухи, что он направляется в собственный дом. Переодетая королева оказалась там на следующий день; она ужинала с ними в обществе адмирала [лорда Клинтона] и его жены. [243]

В то время как при дворе продолжали циркулировать слухи о совместных пирах королевы и Дадли, Кэтрин Грей, протестантка и наследница престола, безрассудно начала тайный роман с Эдвардом Сеймуром, графом Гертфордом, еще одним претендентом на английскую корону. [244] Еще в декабре предыдущего года Кэтрин Грей не поехала на королевскую охоту, сославшись на зубную боль. Именно тогда парочка воспользовалась возможностью и тайно поженилась в покоях графа. [245] По свидетельскому показанию очевидца, Кэтрин и Гертфорд «разоблачились» и «легли в постель в той же комнате, где их обвенчали». Едва оказавшись в постели, они «вступили в тесную плотскую связь». [246]

В последующие недели, по-прежнему без ведома королевы, Гертфорд регулярно приходил в покои Кэтрин при дворе. Вскоре Кэтрин забеременела и следующие несколько месяцев скрывала от Елизаветы свой растущий живот; она продолжала прислуживать королеве во внутренних покоях. Гертфорда же в мае послали во Францию с дипломатической миссией; подразумевалось, что оттуда он отправится в Италию.

В середине августа 1561 г., когда двор совершал регулярную поездку по Восточной Англии, королева узнала о замужестве Кэтрин и ее беременности. В Ипсуиче, присутствуя на службе с королевой и другими камер-фрейлинами, Кэтрин заметила, что все «перешептываются», и поняла, что «ее положение открыто». [247] В воскресенье вечером она поехала к Дадли домой, «у его постели» призналась в своей тайной свадьбе и беременности и умоляла его «замолвить за нее словечко перед королевой». [248] Когда Дадли на следующее утро все рассказал Елизавете, та пришла в ужас. Эдвард Сеймур был потомком Эдуарда III, и сын, появившийся на свет от союза с ним, становился фактически наследником Елизаветы и возможным соперником. Более того, если человек, в чьих жилах текла королевская кровь, женился без позволения королевы, такой поступок приравнивался к государственной измене. Кэтрин Грей заключили под стражу и посадили в Тауэр. Во Францию отправили гонцов с требованием немедленно вернуть Гертфорда на родину. [249] Елизавета боялась, что свадьба Кэтрин Грей и Гертфорда стала частью крупного заговора, в котором участвуют и другие ее камер-фрейлины. Ее тревога ясно заметна в письме с распоряжениями, которое она отправила 17 августа сэру Эдварду Уорнеру, коменданту Тауэра: «Вы… должны прямо спросить леди Кэтрин, кому еще было с самого начала известно о любви между графом Гертфордом и ею; и пусть знает, что снисхождения ей не будет, если она не скажет правду, не только о придворных дамах, но и о мужчинах, коим все было ведомо: ибо похоже, что в деле замешаны многие особы… Ясно, что замыслы их и цели были велики». [250]

Хотя следствие не выявило обширного заговора, королева была явно потрясена беременностью Кэтрин. Как сообщал испанский посол, Елизавета «отекла» и «начала сильно распухать». [251]

В августе 1651 г. восемнадцатилетняя Мария Стюарт, потерявшая незадолго до того своего мужа, Франциска II, вернулась в Шотландию. Прожив за границей тринадцать лет, она намеревалась обосноваться в Эдинбурге. [252] Через несколько недель Франция, Шотландия и Англия подписали Эдинбургский договор, по которому все иностранные войска, как французские, так и английские, отводились из Шотландии. В августе шотландский парламент принял закон, по которому страна официально признавалась протестантской. Вдали от католического французского двора Мария, лишенная поддержки своей французской родни, должна была укрепить свои позиции на родине. Поэтому она смирилась с устрашающей для себя перспективой.

Прибыв в Шотландию, Мария выразила желание «стать добрым другом и соседом королеве Англии» и всячески подчеркивала свою солидарность с Елизаветой, такой же, как она, государыней: «Женщинам как никому другому важно жить в мире: уверяю вас, я желаю этого всем сердцем». [253] Однако многие по-прежнему сомневались в истинных намерениях Марии. Томас Рандолф, английский посол в Шотландии, выразил эти страхи так: «Что же касается привязанности этой королевы [Марии] к вашему королевскому величеству, либо она действительно так несравненно велика, либо она тщательно притворяется, искуснее, чем кто бы то ни было. Что бы ни двигало Шотландией – хитрость, притворство или обман, – у шотландских женщин еще свежи воспоминания, или она может с легкостью их воскресить». [254]