Беглец - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 21

Следующие дни мало чем отличались от предыдущих. Девка приходила ко мне каждый день по два-три раза, издеваясь надо мной час, а то и полтора.

Каждый раз я показывал, что мне всё это не нравилось, что заводило девку, которая оставалась для меня безымянной, всё больше и больше, отчего она придумывала и всё более извращённые игры. Последние два дня я вдруг обнаружил, что за пару минут до её прихода основная камера отключалась, это может засечь только профессиональный взгляд, никаких красных диодов там не было. О тайной не скажу, её я обнаружил в световом плафоне, но, видимо, тоже. Третья камера находилась в санблоке.

Последние четыре дня я готовился к побегу, основную скрипку играли девушка, что издевалась надо мной, и её заколка, которую я украл из её волос как раз четыре дня назад. Тогда она, усталая и мокрая от пота, привалилась на мою грудь и неожиданно уснула, посапывая своим красивым носиком. Я бы полюбовался ею, если бы не то, что она творила со мной последние дни. Так вот, она уснула, а чуть позже моё тело начало отходить от паралича, и я пошевелил рукой, отчего девка проснулась, вскочила с меня и, быстро одевшись, ускакала, у меня же в руке осталась зажата её заколка.

В санблоке под наблюдением искина особо над ошейником не поработаешь, хотя снять его шанс есть. Этот ошейник относился к временным, для перевозки рабов. Те, которые надевали постоянно, можно было снять, только срезав резаком, да и это не так просто. В большинство ошейников были имплантированы взрывные устройства, чуть что не так и – бум! В этом ошейнике взрывчатки не было, по весу чувствовалось, так что ночами, под одеялом я ковырялся заколкой в замке, а это, поверьте, не так просто. Тут главное не шевелиться, а то искин сразу прочухает, в чём дело. Приходилось якобы часто ворочаться с бока на бок, чтобы не насторожить его, и в эти моменты работать с ошейником.

День освобождения я назначил на девятые сутки полёта, под постоянными издевательствами, и особую роль тут играла девица, именно она должна мне дать дорогу к свободе.

Я старался не волноваться, ко всему прочему искин следил за моим состоянием, хотя, когда у меня бывала мучительница, мои физические показатели явно близились к нулю. И ведь не пригрозишь им, отбрешутся тем, что хорошо ко мне относились, вон даже один из членов команды делила со мной постель к обоюдному согласию, всё, только чтобы раб был счастлив в полёте. Думаю, в таком случае представители «Гикона» были бы довольны. А раба кто будет слушать?

За минуту до прихода девушки-мучительницы камера в углу отключилась. Я встал и стал прогуливаться по комнате. Был я совершенно голый, так как во второе своё посещение мучительница забрала одежду. Ей, видите ли, надоело меня постоянно раздевать, так что её приходы я всегда встречал обнажённый, да и она к этому времени посещала меня в одном только платье без белья, сразу же приступая к мучительным пыткам. Кстати, в последнее время я даже начал к ним привыкать, та это видела и пыталась придумать ещё что-нибудь, только чтобы унизить меня посильнее.

Сейчас, прогуливаясь не далеко от двери, я почувствовал знакомое онемение, только ослабленное на порядок, и повалился на мягкий пол. Пшикнув, отошла в сторону дверь, и я увидел перед собой прелестные ножки с покрытым лаком ногтями. Вот девушка поставила мне ногу на грудь, позволяя снизу рассмотреть, что ничего под платьем нет, и с издёвкой сказала:

– На полу так на полу. Милый, сверху будешь ты или, как всегда, я?

Конечно, здесь надо бы ответить красивой фразой, типа: «Гори в аду, извращенка чёртова, или поищи другую жертву!», но в данном случае было не до красивых слов, тут не сценарий фильма, а жизнь. Молниеносно вскочив, я нанёс девушке удар кулаком в основание затылка, вырубая её, при этом подхватывая на руки, застёгивая на её шее ошейник и убирая самодельный прерыватель. Ведь когда браслет открываешь, идёт сигнал искину, вот я и сделал небольшой прерыватель, что замкнул контакты, отвечающие за открытие ошейника, и совершенно спокойно его снял, оставив на шее, так что меня слегка всё-таки парализовало, но не так сильно, чтобы я не смог действовать. Мне нужны были доли секунды до поднятия тревоги, эти секунды прерыватель мне и дал.

Бросив девку, я успел прошмыгнуть в щель закрывающейся двери и оказался в коридоре. Ещё когда я застёгивал рабский ошейник, то активировал наконец нейросеть, и пока она запускалась, я голышом бежал по коридору крейсера третьего класса типа «Жюрин», как я успел понять по внутренним помещениям, в сторону отсека с разгонными двигателями.

Почти сразу мой побег был обнаружен искином, и под потолком взвыла боевая сирена. Только на больших кораблях у инженеров были свои рабочие места, это я о кабинетах, куда стекалась вся информация о работоспособности судна, на крейсерах же подобного не было, я имею в виду ниже восьмого класса, у тех, что повыше, они были.

Но на крейсерах были кабинеты старшего техника, именно туда я и бежал, мне нужен был доступ к его компу. Подскочив к двери, я безуспешно подёргал её, она была заблокирована искином, подозреваю, все входы-выходы из этого коридора тоже. Разозлившись, я рявкнул:

– Ну, сами до этого довели!

Подскочив к щитку коммутатора на стене, я открыл его и, вытянув из небольшого компа нейрошнур, напрямую подсоединился к нему с помощью нейросети. Искин пытался противоборствовать мне, не давая доступ к сети, но в принципе мне этого и не надо было. У меня в архиве нейросети лежали до поры до времени самые убойные вирусы разных направлений, которым я до этого часа не находил применения. Выпустив пять вирусов, как раз специализированных по небольшим крейсерам, даже таким допотопным, я отключился и побежал в технический сектор. Искину сейчас не до меня, он, пустив всю вычислительную мощь, как свою, так и других двух искинов, с трудом боролся с вирусами, постепенно отсекающих его от разнообразного оборудования. Поэтому я беспрепятственно откинул крышку техсектора в сторону и с трудом протиснулся в узкий проход рядом с реакторным отсеком, предназначенный для дроидов. Только я закрыл крышку люка и немного продвинулся вперёд, как послышался топот нескольких человек и командный рык капитана:

– Обыщите все помещения!.. Эрих, выводи «Люмерца» из гипера!

– Не могу, нур, Лик сообщает, что атакован боевыми вирусами, он не может их сдерживать, противовирусные программы не помогают. Только немного сдерживают их. Лик умирает, они убивают его, – послышался хриплый, явно из динамиков панический ответ пилота. Тот, видимо, находился в рубке, на своём боевом посту.

С трудом продираясь через технические коммуникации, я едва успел укрыться за поворотом, как кто-то открыл крышку люка и осветил шахту, сообщив капитану:

– Тут чисто.

Пока работорговцы искали меня по всем помещениям крейсера, я по вертикальной шахте, что вела к одной из шлюзовых, поднялся в центральный отсек корабля и вывалился в главном коридоре жилого модуля рядом с кают-компанией, испачкав пол кровью из ссадин, и тут же скользнул в ближайшее помещение, оказавшееся медбоксом. Подскочив к стеллажам и шкафчикам с медпрепаратами, я стал искать то, что мне нужно, и взял четыре капсулы, пару таблеток и один аэрозоль. Бросив одну антидотную таблетку в рот, быстро разжевал её, морщась от неприятного вкуса, и, подождав пару минут, стал пшикать вокруг усыпляющим аэрозолем. Выйдя в коридор и не переставая пшикать, я направился к рубке. Большая часть охотников находилась на корме у моей каюты-камеры, пилот же был в рубке, закрытый бронестворкой. Попшикав около входа, оставив мокрое пятно на стене, я направился на корму.

Если бы искин был работоспособен, я бы не смог так спокойно ходить по кораблю, но тому до конца остались считаные мгновения, поэтому действовал я хладнокровно, благо двери передо мной открывались сразу, при касании соответствующего сенсора на стене.

Прокравшись на корму, я выглянул в коридор, он тянулся метров на двадцать, и стал потихоньку пшикать аэрозолем, чтобы облако стало расплываться по нему в сторону дальних комнат, где слышались азартные крики и мелькали охотники в десантных комбезах.