Тайны митрополита - Ремер Михаил. Страница 39

Искра щедро позолотила сухой мох вперемешку с берестой да мелкими веточками, и уже через пару секунд в глубине печи зашлись первые язычки пламени. Жадно бросаясь с веточки на веточку, они, набирая сил, росли, из дрожащих птенцов превращаясь в огонь-птицу, крыльями своими огненными обвившую недовольно зашипевшие головешки да веточки. Дым, чуть поблукав, нашел дорогу через дымоход, и пламя, раздуваемое мощными потоками воздуха, вспыхнуло, разорвав полумрак сруба розоватыми отблесками.

– Ишь, выдувает как жар, – покачал головой Никодим. – Дело-то и ладное, может, так и дров не напасешься.

– Ох, мать, – хлопнул себя по лбу Булыцкий. – Про заслонку-то и забыл совсем!

– Про что?

– Заслонка! – выдохнул тот. – Забыл совсем! Жар чтобы не уходил.

– Мож, сколотить из чего? Вон, хоть бы из бревнышек.

– Сгорит! А еще и хату, не дай Бог, спалим.

– А как глиной обмазать?

– Все равно сгорит. Железная нужна.

– Железная? – аж присвистнул Никодим. – Мало того, что сама из камня, так и заслонка, – оценивающе посмотрев на распахнутую пасть печки, покивал головой одноглазый, – из листа кованого… Нет, Никола, тут и князю не всякому по карману такое чудо-юдо.

– Плинфу дай! Уже дешевле будет.

– А толку, если заслонка твоя из железа?

– А ты подумай, сделать как!

– А я-то чего?! – поразился Никодим.

– А того, что ты… – Булыцкий запнулся, прикидывая, а стоит ли рассказывать товарищу про то, кто он и вообще как здесь оказался. – Помоги мне, – наконец попросил тот. – У меня в голове думок – воз, да за всем и не поспеешь. Вот и не знаю, тут бы чего.

– Все хочешь, да сразу, – усмехнулся в ответ мужик. – И отроков обучать счету, и печь делать, и князя с княжичем лечить. Больно прыток ты, Никола. Уж и седины в бошку, а тебе неймется все. Женка нужна тебе, Никола.

Вместо ответа тот просто пожал плечами.

– Хоть ты меня жизни не учи! – вспылил Николай Сергеевич.

– Покумекаю, – дипломатично ушел от ответа бородач. – Ты мне только поясни, что, да как, да зачем. Уж что смогу, то сделаю. А большего обещать не могу; не обессудь.

– Спасибо тебе, Никодим.

– Тебе спасибо, – неловко улыбнулся тот. – Не ты, так померз бы, как собака.

Удивительно, как быстро разносятся вести. И двух дней не прошло, а в гости сам Киприан пожаловал. На диво дивное глядеть. Поздно вечером, после молебнов всех, когда Николай Сергеевич, поджав ноги, сидел на печи, по обыкновению своему ковыряясь с наборным комплектом, рассчитывая, что вскоре и снова ратовать за книгопечатание, только теперь уже перед Киприаном. Оно, как виделось Николаю Сергеевичу, так вернее даже было, чем с Сергием тему вести. Киприан – за стандартизацию да за единые каноны для всех. Вот и массовое книгопечатание главным козырем в руках Николая Сергеевича виделось. Вот только и не рассчитывал трудовик, что чудо свершится и владыка самолично явится. Сам пенсионер в гости готовился. Вот только уж очень увесиста коробка получилась да громоздка. А раз так, то и ремень решил приладить к ней пожилой человек. Так, чтобы на плече носить можно было. Увлекшись, он и не сразу услышал, как в дверь настойчиво кто-то стучится.

– А? – сообразив, наконец-то, что к нему – гости, отозвался преподаватель. – Иду! – Попытался спрыгнуть он на пол, однако затекшие ноги отказались слушаться, да так, что ничего не осталось, как прокричать неведомому гостю: – Заходи, коли без умыслу злого!

– Мир дому твоему. – Дверь распахнулась, и на пороге предбанника появился Киприан.

– Ох, владыко, прости, – снова попытался подняться Николай Сергеевич, однако ноги затекли настолько, что пенсионер просто потерял их ощущение.

– Сиди, сиди, чужер… Никола, – поправился Киприан. – Ты прости, что взъелся так… там, у Тверда. Смиренного живота лишить – грех большой. На тебя подумал да сам во грех погрузился.

– Бог простит, – улыбнулся преподаватель. – Я уж и не помню про то.

– Опять делами богоугодными озаботился? – кивая на поделку хозяина, поинтересовался Киприан.

– Кто говорит: богоугодные. Кто – от диавола. Вот, раз ты здесь, то и рассуди, владыка, кто прав, а кто – и нет.

– Судить – дело грешное, – осторожно потрогав брюхо лежанки, отвечал митрополит. Затем, обойдя печь, он внимательно осмотрел конструкцию. – И что; почивать можно? – жадно поглядывая наверх, поинтересовался гость. – Не от диавола ли? – зыркая по сторонам, насторожился он.

– Поднимайся, владыка, – поняв опасения визитера, улыбнулся Булыцкий. – Я – молчком, в доме – никого. Не прознает никто ни вовек. Не бойся. – Почувствовав, наконец, ноги, Булыцкий спустился вниз и тут же показал, как правильно подниматься, а затем и сверху руку подал.

– Ох и добре, – поднявшись на лежанку, тот с наслаждением сел на теплые камни. – Ладная! А дым куда?

– А вот же! – похлопав рукой по грубо сробленной из камней дымоходной трубе, усмехнулся тот. – Плинфа нужна. Никодим обещался.

– Никодим?

– Гончар из Тверского княжества. Сорвало с земель Михаила Ивановича.

– От гончара плинфы ждешь?

– Что другое предложишь?

– Нет, Никола. Не могу.

– Жду, значит, от гончара, – пожал плечами Николай Сергеевич.

– Ладное дело, – посидев и даже прилегши, удовлетворенно кивнул старец. – Теплая. Про нее небось грезил там, в Троицком монастыре-то? Оно, хоть и из дома выйди, а все одно не страшно. И тепло тебе, и не спалишь, не дай Бог, избу свою. И без дыма да без угару, – потрогав сначала брюхо печи, а затем и короб дымоотвода, улыбнулся старец. – Опять чудеса из грядущего твоего?

– Опять, – кивнул Булыцкий, убирая в сторону прототип наборного комплекта.

– А это что у тебя? – заметив движение, поинтересовался Киприан.

– А это – то, о чем поперву толковал я. Что кому-то – игрушкой диавольской видится, а кому-то благословением небес.

– А что то?

– Это? – Булыцкий протянул владыке почти готовый комплект. – Это – для станка печатного, книги на котором множат.

– И священные, что ль? Как так: множат? – поразился Киприан.

– Оттисками. – И, увидев недоумение собеседника, пояснил. – Вон текст сначала набирается в страницу, потом и переносится на бумагу сколько надо раз. Потом – следующий лист. Пока один писарь год книгу переписывает, на станке печатном сотню сделать можно, а то и больше.

– Этим, что ли? – Киприан недоверчиво покосился на творение Булыцкого. – А куда книг столько-то?

– Как куда? – поразился Николай Сергеевич. – В дом в каждый. Чтобы слово Божье знали не понаслышке.

– И где же ты, чужеродец, грамотеев столько найдешь, а? – Уже чутьем своим поняв, что снова лезет не туда и не теми путями, пенсионер, склонив голову, замолчал. – Где видано, чтобы грех такой: Писание Священное в доме каждом, а?! – не отводя цепкого взгляда от собеседника, замолчал служитель, ожидая ответа.

– Прости, владыка, – тщательно взвешивая каждое слово, начал пришелец. – Бог видит: я как лучше хочу, да не всего, видать, разумею. Не серчай да растолкуй грешному, что да как. В дом чужой со своими законами не приходят. В доме чужом – уважение хозяину, – следя за реакцией владыки, продолжал Николай Сергеевич. – Так уж получается, что я с диковинами своими, – тот кивком указал на комплект наборный, – гостем в доме твоем. Да вот беда, – развел он руками, – уважение показать не могу, ибо знаю не все. Растолкуй! За труд не сочти да объясни неразумному, что да как.

– Растолковать? – Киприан сменил гнев на милость. – Вот что скажу я тебе, Никола. Слову Божьему поучаться у пастырей надобно. А с пастырей тех – спрос тройной! – Служитель, задумавшись, замолчал. – Ты, Никола, как думаешь, ересь, она откуда?

– Знать не знаю, – от неожиданности растерялся преподаватель. – Ты бы научил; уж кому-кому, а тебе видней, чем мне. Я – человек светский. Ты – от Бога да от Церкви. Не мне рассуждать о ереси и иже.

– А говоришь, не знаешь, – усмехнулся вдруг старик. – Знаешь ты все, да, хоть строптив, а все мудрости хватает совета спросить да поучения, прежде чем нести в мир ересь ту! Худо, когда домысли свои пастве под видом учения великого несут. Вот тебе и ересь, и кровь.