У обелиска (сборник) - Перумов Ник. Страница 36

Дашу поразили эти слова, на которые она не нашла что возразить, этот мягкий голос, сильные и заботливые руки, это так не вязалось с ее ожиданиями, что она чуть не разрыдалась, уткнувшись в китель мага Абвера. Пелена застилала глаза, пришлось часто-часто моргать, чтобы удержать слезы, но Даша сдержалась. Не заплакала и не уткнулась.

Зелигер вздохнул, отпустил ее, крикнул Евтуховича, оставил ему указания и уехал.

Даша всю дорогу назад чувствовала себя котенком, понимавшим, что его везут топить. Но худшее не оправдалось: ее просто бросили в сарай. Единственное, что оставляло надежду, – сохранившийся значок. То ли соглядатай не заметил, то ли забыл сообщить в этой кутерьме, но сейчас несостоявшаяся диверсантка сжимала в руке изображение Ленина, как утопающий фанеру: понятно, что намокнет и пойдет ко дну, но все же еще несколько часов жизни. Как пользоваться этим артефактом, Даша понятия не имела. Об этом ей отец не рассказывал.

Если бы не еда дважды в день, арестантка решила бы, что о ней забыли. Прошла неделя, но ничего не менялось. Кроме ее мыслей. Они неслись, будто осенние листья по ветру, закручиваясь, сменяя друг друга, не остановить. Арестантка то упрямо сжимала губы и готовилась умереть за родину, то корила себя за глупость и детские фантазии, то строила планы по уничтожению Гемфурта, то хотела работать на Абвер. Да, она ненавидела фашистов, но в глубине души, так глубоко, что сама себе боялась признаться, восхищалась капитаном Зелигером. Он ей напоминал отца. Просто так получилось, что он родился в другой стране… От него не было зла, наоборот, всегда только добро в отличие от советского перебежчика Евтуховича. Если бы она повстречала капитана два года назад в Москве – умоляла бы отца разрешить у него учиться. Но тут на ворох мыслей-листьев вновь налетал ветер, рисуя магический поединок между отцом и Зелигером, и Даша ежилась от холода и страха. Она не знала, кто победит, и очень боялась за отца. Перейти на сторону Германии – это все равно что лично стрелять в родных и близких.

За ней пришли, когда испортилась погода. Всю ночь и утро дождь барабанил по крыше, а днем вместо куска хлеба она получила по спине прикладом, руки скрутили и больно стянули сзади, в рот впихнули пропахшую соляркой тряпку, так что Дашу чуть не вывернуло. Похоже, ее начали воспринимать всерьез как мага, вот и лишили возможности колдовать, так, на всякий случай. Впрочем, увели недалеко. В кабинете директора, который сейчас занимал, конечно, Зелигер, руки развязали и кляп вынули. Капитан даже благородно дал стакан воды.

Даша поперхнулась, увидев, кто вошел следом: Вадик. Это был он и не он. Что-то в нем так сильно поменялось, что это отразилось даже во внешности: он стал напоминать лощеного белобрысого переводчика. Впрочем, гадать о причинах столь радикального превращения долго не пришлось. Зелигер приказал ему рассказывать.

Выяснилось, что Вадик первым из учеников выполнил задание и даже перевыполнил: уничтожил целых две цели на берегу Днепра! Притворившись беспризорником, сбежавшим из детдома, что было правдой до попадания в Гемфурт, он разжалобил двух советских солдат-магов. Те принесли ему галет и полбанки тушенки; он показушно уплетал за обе щеки, будто на самом деле не ел неделю, а затем вонзил в глаза обоих по ледяной стреле: одно из самых простых и действенных заклинаний на убийство. После чего бежал чуть не до самой линии фронта: не просто так учеников Гемфурта заставляли наматывать километры. Пришлось потратить еще два дня, чтобы незаметно перебраться на ту сторону, а дальше дело техники: сказать пароль, попросить проводить к командиру, и вот он опять в Германии.

Даша не могла поверить своим ушам. Вадик действительно продал родину за еду… Хотелось плакать и в бессилии колотить кулаками об стену. Так хладнокровно убить своих, тех, кто принес тебе пищу, кто был готов помочь!

– Даша, ты умная девочка, ты же видишь, что происходит. Линия фронта продвигается на восток, мы одерживаем победы, и даже твои друзья теперь наши союзники, – ласково произнес фашист. – В Гемфурт сегодня вернулись Марат и Дмитрий – они тоже отчитались в успешном выполнении задания. Чего ты добиваешься? Чтобы тебя убили? Хорошо, мы это сделаем. Но твоя смерть ничего не изменит и будет напрасной.

– Они мне не друзья! И да, вы побеждаете, пусть так! Но зато еще один наш маг останется жив и будет уничтожать вас! – бросила в отчаянии Даша.

– Хочешь, чтобы убивали немцев? Хорошо, – не-ожиданно согласился Зелигер и крикнул Ганса. Тут же на пороге появился один из его псов-телохранителей.

– Убей его. Разрешаю. Он не будет сопротивляться, – предложил он Даше. Та опешила. Да, конечно, она ненавидела фашистов, но вот так вот убить человека, который даже не пытается защитить себя…

– Только вначале я заберу у тебя то, что тебе передал заключенный, – добавил фашист, похлопал девочку по карманам и вытащил ленинский значок. Покрутил в руках, рассматривая, и бросил на стол. Немцы не догадывались, что это артефакт. К счастью, капитан не заметил, как расширились от удивления глаза Вадика. Он-то понял, что это, вспомнив рассказы бывшей подруги.

В эту секунду капитан Абвера отдал команду Гансу, и тот запустил в Дашу удавку. Она отбила ее, но следом уже летел град игл, так что пришлось срочно ставить защиту. Девочка провозилась с ней чуть дольше, чем требовалось, и приготовилась к очередной атаке, но ее не последовало. Вот он, момент, когда можно ударить самой, и Даша даже швырнула огненный шар, но в последнее мгновение передумала, и огонь лишь чуть опалил мундир солдата.

Ученица Гемфурта догадалась, что задумал Зелигер, и осознала, что его расчет верен. Если она сейчас убьет вот этого немца, поставленного здесь как жертвенное животное, она не просто выполнит приказ капитана, она сможет убивать. Кого угодно. Маг из Абвера понял Дашу правильно: она уже не верила в победу советских войск, не верила, что, как в сказке, придет отец и спасет ее, не представляла, за что борется, если даже друзья перешли на сторону врага, устала от голода и страха, от пинков и побоев, от сопротивления. А ведь можно сытно есть, учиться, чувствовать себя человеком, которого ценят, – надо всего ничего: убить. Применить одно из сотен заклинаний, что в нее вложили за два месяца: «удушение», «отравление», «разрыв аорты», «огонь», «ледяные» или «стальные шипы», «ядовитый дождь», «удар молнией», «тиски» или что-то еще.

Осознав все это в одно мгновение, Даша на удивление спокойно и просто приняла решение умереть. Даже улыбнулась от того, как стало легко, и сняла защиту. В этот момент ее жизнь и оборвалась бы, если бы Зелигер не увидел улыбку и не среагировал молниеносно, прикрыв ее от удара своего телохранителя.

А вот Вадик не понял, что произошло. Он видел, как в девочку с одной стороны солдат швырнул иглы, а с другой – что-то бросил капитан. Не разобравшись, пацан решил, что ее хотят убить, и в эту секунду забыл, какая на нем форма, забыл два месяца муштры, забыл, что в Гемфурте каждый за себя… Из глубины сознания вылезло: «Наших бьют!» Он схватил ленинский значок и просто выставил его вперед, всеми силами захотев, чтобы тот сработал и остановил магов Абвера.

Такой силы и мощи не ожидал никто. Запрятанная внутрь платиновой пластины энергия вырвалась на свободу, ударив лучом в Зелигера. Немец бросил все силы на защиту, но куда там! Жидкий огонь пробил броню, как картонку, вонзаясь в грудь, в дракона, сжимающего свастику. Но энергия пожирала не только капитана. Значок плавился, опаляя детские руки, обдавая нестерпимым жаром грудь и лицо. Это оказался обоюдо-острый меч. Ученики не знали второе, более популярное название значка – «Последняя надежда», не знали, что он создавался не для спасения жизни. Наоборот, активация означала смерть мага.

– Вадик! Бросай его! Ты же погибнешь! – в ужасе заорала Даша, но в ответ то ли услышала, то ли прочитала по губам:

– Мне все равно дороги назад уже нет. Спасайся!

Вадик был прав. На родине за убийство советского мага отправляли за решетку, диверсанту же грозила высшая мера.