Все предельно (сборник) - Кинг Стивен. Страница 91

Он подняла с колен сгоревшее лицо матери Терезы и протянула ему, постаревшему двойнику мужчины, за которого она вышла замуж, трахающемуся с секретаршами мужчине, который был ее мужем, мужчине, который, тем не менее, спас ее от людей, уверенных, что ты будешь вечно жить в раю, если зажжешь достаточно свечек, будешь носить синий блейзер и слушать богоугодную музыку. Одной жаркой ночью, лежа в постели с этим мужчиной, когда наверху продавали наркотики и в девятимиллионный раз крутили пластинку «Айрон Баттерфлай», она спросила, что, по его мнению, будет потом. После того, как окончится твоя роль в этом шоу. Он обнял ее и прижал к себе, издалека доносился мерный рокот автострады, а Билл…

Очки Билла утонули в его щеках. Один глаз выскочил из глазницы. Рот превратился в кровавую дыру. На деревьях птицы уже не щебетали — кричали, и Кэрол начала кричать вместе с ним, держа в руке сгоревший клочок бумаги и лицом матери Терезы. Она кричала, наблюдая, как его щеки чернеют, лоб трескается, шея вскрывается, кричала, кричала, где-то надрывалась «Айрон баттерфлай», а она кричала.

* * *

— Кэрол?

Голос Билла, донесшийся издалека, с другого континента. Его рука лежала на ее бедре, но в прикосновении чувствовалась озабоченность, а не похоть.

Она открыла глаза, увидела залитый солнцем салон «Лир-35» и мгновенно все поняла… как человек понимает страшный смысл сна, который только что видел. Она помнила, как спросила, что, он думает, его ждет, вы понимаете, после того, как, и он ответил, что, возможно, каждый получает, что, по собственному разумению, заслужил. И если Джерри Ли Льюис полагал, что отправится в ад за то, что играл буги-вуги, именно туда он и отправился. Небеса, ад, Гранд Рэпидс, выбор принадлежал тебе… или тем людям, которые научили тебя, как верить. Должно быть, последний величайший фокус человеческого разума: идея обретания целую вечность в том месте, где тебе хотелось бы ее провести.

— Кэрол? Ты в порядке, крошка? — в одной руке он держал журнал, который читал, «Ньюсуик» с фотоснимком матери Терезы на обложке. СВЯТАЯ НАШИХ ДНЕЙ? — белела надпись на темном фоне.

Оглядывая салон, она думала: «Это случится на высоте шестнадцати тысяч футов. Я должна сказать им, предупредить их».

Но deja vu уходило, как уходят все чувства. Они уходят, как грезы или как сахарная вата, превращающаяся в сладкий туман чуть повыше языка.

— Спускаемся? Уже? — она полностью проснулась, голос оставался осипшим.

— Быстро, да? — голос довольный, словно он сам вел самолет а не платил за него. — Флойд говорит, что мы приземлимся через…

— Кто? — спросила она. В салоне были тепло, но пальцы похолодели. — Кто?

— Флойд. Ты знаешь, первый пилот, — он махнул рукой в сторону кабины. Они входили в облачный слой. Самолет начало трясти. — Он говорит, что мы приземлимся в Форт-Майерсе через двадцать минут. Мы просто перепрыгнули через всю Америку, детка. Прежде чем ты успела моргнуть глазом.

Кэрол открыла рот, чтобы сказать, что у нее это чувство, то самое, которое словами можно выразить только по-французски, что- то там vu или vous, но чувство это таяло и она сказала: «Мне приснился кошмар».

Раздался мелодичный звонок: Флойд, первый пилот, включил транспарант с надписью «ЗАСТЕГНИТЕ РЕМНИ». Кэрол повернула голову к иллюминатору. Где-то внизу, ожидая их, через двадцать минут и вечно, стоял белый автомобиль, заказанный Биллом в агентстве «Хертц», гангстерский автомобиль, который в гангстерских фильмах называли не иначе, как «Краун Вик». Она посмотрела на обложку журнала, на лицо матери Терезы, и тут же вспомнила веревочку, через которую они прыгали в школе Нашей госпожи ангелов, под запрещенные частушки, одну из которых вдруг всплыла в памяти: «Деве я молюсь и вам, святые преподобные, задницу мою спасите от геенны огненной».

«Грядут тяжелые времена», — говорила бабушка. Она вложила медальон в ладошку Кэрол, обвязала цепочкой пальцы. «Грядут тяжелые времена».

Пер. Виктор Вебер

1408

Номер вот он, чуть дальше по коридору.

Стивен Кинг

1

Майк Энслин еще открывал вращающуюся дверь, когда увидел Олина, менеджера отеля «Дельфин», сидящего в одном из больших кресел вестибюля. У Майка упало сердце. «Все-таки мне следовало привести с собой адвоката», — подумал он. Что ж, уже поздно. И даже, если Олин попытается возвести еще один кордон или два между ним и номером 1408, может, это не так уж и плохо. В его книге появятся несколько лишних страниц.

Дверь только осталась за спиной Майка, а Олин уже направлялся к нему, протягивая пухлую ручку. «Дельфин» располагался на Шестьдесят первой улице, в шаге от Пятой авеню, невысокое, но красивое здание. Мужчина и женщина в вечерних туалетах прошли мимо Майка, когда тот пожимал протянутую руку менеджера, предварительно перекинув небольшой чемодан в левую руку. Женщина, блондинка, была, естественно, в черном, и легкий, цветочный аромат ее духов символизировал Нью-Йорк. На мезонине кто-то играл в баре «День и ночь», еще один штрих неподражаемой атмосферы Большого Яблока.

— Мистер Энслин. Добрый вечер.

— Мистер Олин. Есть проблемы?

Олин замялся. Оглядел маленький, уютный вестибюль, словно прося помощи. У регистрационной стойки слегка помятый мужчина, обычное дело после длительного перелета в салоне бизнес-класса, обсуждал какие-то нюансы, связанные с заказанным номером, с женщиной в изящном черном костюме, который мог сойти и за вечерний наряд. В отеле всем спешили прийти на помощь, за исключением мистера Олина, попавшего в лапы писателя.

— Мистер Олин? — повторил Майк.

— Мистер Энслин… могу я поговорить с вами в моем кабинете?

Конечно, почему нет? Этот разговор усилит раздел, посвященный номеру 1408, добавит зловещести, которую обожают читатели его книг, но это еще не все. До этого момента полной уверенности у Майка Энслина не было, несмотря на серьезную подготовку к этому визиту. Теперь же он ясно видел, что Олин боится номера 1408, боится того, что может случиться с Майком в эту ночь.

— Разумеется, мистер Олин.

Олин, радушный хозяин, протянул руку к чемоданчику Майка.

— Позвольте?

— Я и сам донесу, — ответил Майк. — Там ничего нет, кроме смены белья и зубной щетки.

— Вы уверены?

— Да, — кивнул Майк. — Счастливая гавайская рубашка уже на мне, — он улыбнулся. — Пропитана особым составом, запах которого отгоняет призраков.

Олин не улыбнулся. Вздохнул, маленький толстячок в темном сшитым по фигуре костюме, с вязаным галстуком.

— Очень хорошо, мистер Энслин. Следуйте за мной.

В вестибюле менеджер отеля казался нерешительным, чем-то напоминал побитую собачонку. А вот в кабинете, обшитом дубовыми панелями, с картинами на стенах («Дельфин» открылся в 1910 году: хотя книгу опубликовали бы и без таких подробностей, Майк не счел за труд заглянуть в подшивки давнишних газет и журналов) вновь обрел уверенность. Пол устилал персидский ковер. Мягкий желтый свет двух торшеров располагал к непринужденной беседе. На столе, рядом с ящичком для сигар, стояла лампа под зеленым абажуром. С другой стороны ящичка для сигар лежали три книги Энслина. В обложке, конечно же, в переплете его еще не издавали. «Мой хозяин тоже провел подготовительную работу», — подумал Майк.

Майк опустился в кресло перед столом. Он ожидал, что Олин сядет за стол, но тот удивил его. Сед рядом с Майком, положил ногу на ногу, потом наклонился вперед, прижав круглый животик к колену, коснулся ящичка для сигар.

— Сигару, мистер Энслин?

— Премного благодарен, но не курю.

Взгляд Олина сместился на сигарету за правым ухом. В не столь уж далекие времена репортеры, чтобы не лазить лишний раз в карман, случалось, засовывали сигарету за ленту шляпы с мягкими полями, рядом с нашивкой «ПРЕССА». Майк настолько сжился с этой сигаретой, что поначалу и не понял, куда смотрит мистер Олин. Потом рассмеялся, вытащил сигарету из-за уха, посмотрел на нее, перевел взгляд на Олина.