Человеческая гавань - Линдквист Йон Айвиде. Страница 5
Он снова зашел в первую комнату.
Нет, Майи там нет.
Всего полчаса назад он фотографировал ее тут. А сейчас тут нет даже ее следов. Ничего. Андерс закричал:
— Майя! Иди сюда! Это уже не смешно, Майя! Хватит шутить!
Звук гулко разнесся по пустой комнате.
Андерс снова обошел комнату, глядя на лед. Внизу он видел Сесилию, которая бегала по льду, пытаясь отыскать какие — то следы. Особенно внимательно она рассматривала следы, по которым они пришли сюда. Но нет, ничего не было видно. Красная курточка Майи сразу была бы заметна. Андерс перевел дыхание. Как такое может быть? Это же невозможно. Такого просто не может быть. В отчаянии он принялся крутить головой во все стороны, пытаясь увидеть хоть малейший ее след.
Андерсу казалось, что где — то внутри он знает ответ. В душе он понимал, что это должно было случиться.
Около двух часов зазвонил телефон. Последний час Симон сидел и пытался повторять старые трюки и фокусы, которыми он когда — то удивлял публику. Делать это было трудно: пальцы плохо гнулись от ревматизма.
Симон поднял трубку после второго сигнала и едва успел произнести «алло», как услышал взволнованный голос Андерса:
— Симон! Привет, это я! Ты не видел Майю?
— Она же была с вами? Андерс, что случилось?
Андерс помолчал. Симону показалось, что в этом молчании он слышит, как умирает надежда.
— Она исчезла. Я понимаю, что вряд ли она могла дойти до дома, но я подумал… Симон! Я не знаю, что случилось! Она исчезла. Просто исчезла… понимаешь, пропала, нигде ее нет!
— Вы на маяке?
— Да. Она не могла никуда деться. Тут просто некуда деться! Но ее нет. Где же она? Где?
Симон накинул верхнюю одежду и выбежал из дома. Схватив мопед, он помчался на нем к причалу. На льду около причала сидел Элоф и бурил лунку. Услышав шум мотора, он обернулся. Симон остановился около него.
— Ты не видел Майю, дочь Андерса?
— Когда? Сейчас? Здесь?
— Да! За последний час?
— Нет, здесь не было ни души. И рыба не ловится. А что случилось?
— Она исчезла. На маяке.
Элоф посмотрел на маяк и наморщил лоб:
— И они нигде не могут ее найти? Я сейчас соберу народ, пойдем на поиски.
Симон поблагодарил и рванул с места. Через несколько минут он уже был на маяке. Поиски продолжались. Симон вспомнил слова Элофа о том, что лед мог быть непрочен. Он обежал все вокруг, но лед был крепкий, действительно почти полметра толщиной.
Чуть позже к маяку подошли Элоф со своим братом Йоханом, Мате с женой Ингрид и Маргарета Бергвалль. Они обыскали на маяке каждый миллиметр, но ничего не нашли. Через час совсем стемнело. Андерс и Сесилия сидели на пороге маяка, одинаково обхватив головы руками.
Симон почувствовал щемящую боль в сердце. Бедные несчастные родители, каково им сейчас?
Симон осторожно коснулся безжизненной руки Сесилии:
— А следы были? Хоть какие — нибудь?
Она вздрогнула:
— Нет. Только наши. А ее — нет. Вообще. Как будто бы она стояла и взлетела в небо.
Андерс всплеснул руками:
— Ну, такого же не может быть. Ведь такого не может быть? — И он беспомощно взглянул на Симона.
Тот поднялся и снова пошел на лед. Хоть бы какой — нибудь знак, что — нибудь, что показало бы, в каком направлении искать.
Симон сунул руку в карман куртки и достал оттуда маленький спичечный коробок. Затем он положил вторую руку на лед и мысленно попросил его растаять.
Сначала стаял снег, через двадцать секунд появилась большая черная дыра во льду. Симон отложил коробок и осторожно опустил пальцы в ледяную воду.
Нет, лед был очень толстым. Вряд ли существовала вероятность того, что Майя провалилась под воду.
Но что же в таком случае могло произойти?
Майя просто исчезла.
В течение этого рассказа необходимо время от времени отступать назад во времени, чтобы пояснять кое — что в настоящем. Жаль, конечно, но это неизбежно. По — другому никак не получится.
Думаре не очень большой остров. И все, что там происходило, все еще живо, не выветрилось и влияет на события настоящего. Места и предметы несут какое — то свое знание, которое не забывается. Мы не в силах избежать этого. Никто этого не избежит.
В удаленной перспективе это совсем небольшой рассказ. Он вполне может поместиться в спичечном коробке.
Наступила последняя неделя мая, и пошел окунь. У Симона был очень простой способ рыбачить. После нескольких лет экспериментов с различными приемами он установил, что очень удобно закреплять один конец сети веревкой к причалу и тянуть другой конец лодкой. Сеть растягивается, ее просто закинуть и еще проще осматривать. Он доставал сеть с причала, вынимал рыбу и бросал сеть обратно в море.
Семь утренних окуней, уже вычищенных, лежали в холодильнике. Симон выбирал водоросли из сети, пока чайки заканчивали трапезу рыбьими потрохами. Утро было теплым и ясным, солнце палило так, что он вспотел.
Кот Данте ходил за ним целое утро. Он никак не мог понять, что рыба в сети — совершенно обычное дело. Всякий раз, когда он получал рыбинку, надежда на следующую подачку вспыхивала в его глазах, и он всюду ходил за Симоном — от дома к мосткам и обратно.
Когда Данте обнаруживал, что в это утро больше рыбки получить не удастся, он садился на мостках посмотреть на чаек. Он никогда не осмеливался атаковать чайку, но совершенно явно у него были свои фантазии, как, наверное, у всех живых существ.
Симон достал сеть. По дороге к сараю он заметил кота, который так и сидел на мостках.
Вернее, не сидел, а скорее сражался с кем — то. Данте метался туда и сюда, подпрыгивал в воздухе, яростно бил лапами кого — то невидимого. Казалось, что кот танцует. Симон видел его таким, когда Данте играл с мышью, но сейчас это явно была не игра, как с мышками или лягушками.
Шерсть на спине Данге поднялась, и его поведение можно было истолковать только одним способом: он встретился с кем — то, кто, несомненно, заслуживает уважения и является достойным противником. Хотя, с другой стороны, в это, казалось, трудно поверить: никого не было видно на расстоянии двадцати метров, а уж зрение у Симона сохранилось хорошее, даже слишком хорошее для его возраста.
Он развесил сеть, чтобы она не спуталась, и пошел посмотреть, что там делает кот.
Вернувшись на мостки, Симон по — прежнему не понял, что же так раздражает кота. Хотя нет, там лежал обрезок черной лески, вокруг которого кот ходил кругами. Это было так непохоже на Данте: ему уже одиннадцать лет, и он давно вышел из того возраста, когда забавляются бумажками или мячиками. Но эта леска, по всей видимости, привлекла его внимание.
Данте подпрыгнул и бросился обеими лапами на нее, но тут же отпрыгнул обратно, как будто леска была электрической, и лег на мостках.
Когда Симон подошел, кот лежал тихо. То, с чем он играл, оказалось вовсе не леской, потому что шевелилось. Это было какое — то насекомое, похожее на червя. Симон проигнорировал его и наклонился к коту.
— Данте, старик, ты чего? Что с тобой?
Кот закатил глаза, его тело пару раз дернулось, как от всхлипываний. Что — то вытекло из его рта. Симон поднял его голову и увидел, что это вода. Данте закашлялся, и вода потекла быстрее. Глаза потеряли всякое выражение, он вытянулся и окончательно затих.
Краем глаза Симон уловил какое — то движение. Насекомое ползло по мосткам. Симон нагнулся, чтобы рассмотреть его. Насекомое было совершенно черным, припухлым и длиной с мизинец. Его кожа блестела на солнце. Когти Данте оставили на коже след, и виднелись розоватые царапины.
Симон огляделся. Забытая чашка кофе стояла на мостках. Симон схватил чашку и накрыл ею насекомое. Затем он пару раз моргнул и закрыл лицо руками.
Это невозможно. Этого просто не может быть…
Такого насекомого не было ни в одной книге, и, скорее всего, Симон был единственными человеком на много миль вокруг, который знал, что это такое. Он видел его прежде, в Калифорнии, сорок лет назад. Но тогда оно было мертвым. Высушенным. И если бы не было того, что случилось с котом, он бы никогда об этом и не вспомнил.