Человеческая гавань - Линдквист Йон Айвиде. Страница 64

— На тебя это непохоже. Скорее уж на Анну — Грету. Симон сделал гримасу и по — детски возразил:

— Я тоже очень сильно хотел сделать ей предложение, на самом — то деле.

— Да — да, — сказал Йоран весело, — я так и вижу, как ты стоишь на коленях и просишь ее руки.

Симон посмотрел на Йорана:

— Нечего завидовать, если ты сам до этого не додумался. Они вышли из леса и направились к Каттюдцену. Йоран отшвырнул пустую пластиковую бутылку на обочину и сказал:

— Можно только гадать, есть ли во всем этом смысл.

— В чем?

— Ну, мы стараемся держать тут охрану днем и ночью, но нельзя же постоянно жить в страхе.

— Ты боишься за свой дом?

— Да. Если так будет продолжаться, то и он сгорит. Домик Йорана стоял на южной окраине Каттюддена.

Симон понимал его беспокойство.

— Посмотрим, может быть, все еще обойдется, — сказал Симон. — Но, если хочешь, можно подождать с бурением колодца.

— Да.

Они прошли по деревне, глядя на сгоревший дом Гренваллей. Симон почувствовал комок в горе, когда вспомнил, что случилось с женщиной, которая жила там. Они отправились к дому Йорана коротким путем.

— Что ты думаешь обо всем этом? — спросил Йоран. — Есть у тебя какие — нибудь предположения?

— Никаких, — солгал Симон быстро.

— Я знаю, что тут и раньше происходили всякие жуткие события.

— Кто этого не знает? — сказал Симон.

Йоран вздохнул и посмотрел на небольшой домик, который его дед построил более века назад. Симон остановился и взглянул себе под ноги.

Йоран направился было к нему, но замер, когда их глаза встретились. Что — то было не так. Симон стоял, широко раскрыв рот. Он выронил лозу из рук и слегка пошатывался, как будто его ударили.

— Симон!

Тот не ответил, и тогда Йоран подошел к нему. Симон стоял с отсутствующим видом, бормоча что — то себе под нос. Йоран услышал, как Симон монотонно повторяет:

— Я знаю… Знаю… Знаю…

Андерс проснулся в пустом доме. В спальне стояла тишина и только доски пола едва слышно поскрипывали. Мгновение он лежал без движения и смотрел на белый потолок. Ничего здесь не изменилось.

Он встал, медленно натянул одежду, которую Анна — Грета оставила рядом с его постелью, затем спустился вниз по лестнице. Кухонные часы показывали «11:15», Симон и Анна — Грета уже ушли по своим делам. Все было так, как и должно было быть. Он открыл дверь у лестницы. Это была дверь в кладовку, заваленную всяким барахлом, банками с краской, инструментами, корзинами, ведрами, прохудившимися лейками и остальными ненужными вещами.

Через кучу старой одежды и тряпок Андерс пробрался в заднюю комнатку. Она была темнее первой кладовки, потому что единственное окно загораживал старый стол, и там сильно ощущался пыльный спертый воздух. Андерс зажег свет.

Комната была завалена старыми сетями, мотками бечевки, прялками. Любителю старины было чем тут поживиться.

Андерс сел на корточки и вытащил из угла двустволку. Патронов не было. Андерс опустил голову и почувствовал острую боль в животе. Сунув дуло в рот, он положил палец на спусковой крючок, примеряясь, удобно ли будет стрелять. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Дрожащими руками он отложил ружье в сторону и начал искать коробку с патронами. Они обнаружились в нижнем ящике комода, среди связок ржавых ключей от потерянных когда — то замков. Неприметная картонная коробка. Тяжело дыша, Андерс открыл ее и достал патрон.

Как просто. Как все, оказывается, просто.

Он взял патрон и зарядил ружье.

Через несколько секунд все будет кончено. Навсегда.

Какой он эгоист.

Подумав об этом, Андерс почувствовал жгучий стыд.

Это ведь день их свадьбы.

Но он не мог ждать. Не мог, и все!

Но ты ведь можешь подождать. Один день, всего один день.

Это трудно, да. Но ради них можно и подождать всего один день.

Завтра. Пусть это будет завтра.

Андерс знал, что Симон и Анна — Грета на следующий день после венчания поедут на пароме в Финляндию. Тогда он это и сделает. И к тому же не тут, не в их доме. Это уже не просто эгоизм, это почти подлость с его стороны — использовать их дом как место для самоубийства. Нет, так поступить с ними он не может.

Андерс тщательно запрятал ружье за кучу сетей, пошел на кухню, налил себе чашку кофе и стал ждать Симона.

Тот не появлялся.

Они собирались отправиться в город на пароме, что отходит от причала в час, но было уже половина первого, а Симон так и не зашел домой.

Конечно, это будет ужасно: они вернутся из своей поездки в Хельсинки и узнают, что он сделал. Он разобьет им сердца. Но жить только ради их спокойствия — бессмысленно.

Сегодня он сделает вид, что все прекрасно, а завтра…

Закурив, Андерс взглянул на себя в зеркало. Что ж, вид вполне приличный. Белая рубашка и брюки были немного великоваты, но ботинки подходили в самый раз. Он снял с вешалки куртку и надел.

Закрывая за собой дверь, он подумал, что теперь чувствует себя намного легче. Ружье заряжено, и его мучения скоро кончатся.

На причале Симона не оказалось. Примерно двадцать человек уже стояли, собравшись на свадьбу. Они были веселы и принаряженны. Не было только жениха.

Андерс подошел к Элофу Лундбергу. Тот был одет в новое дорогое пальто.

— Ты видел Симона?

— Нет. Не видел. А что, его нет дома? Думаешь, сбежал?

Андерс отступил на шаг и попытался вспомнить, что говорил Симон. Он ведь пытался найти воду для Йорана, не так ли?

Андерс огляделся, но Йорана на пристани не было. Молнией промелькнула мысль: что — то случилось. Наверное, свадьба отменена.

Гости, болтая и смеясь, набились на паром. Когда паром дал гудок и отошел от пристани, Андерс взглянул на берег, нет ли где лодки Симона. Может быть, он отправился в Нотен на своей лодке?

Но лодка была на месте.

Андерс стоял на верхней палубе парома всю дорогу, ни с кем не разговаривая. Едва они причалили, как он быстро сбежал с трапа и почти бегом направился к церкви. За ним, хихикая и болтая, шагали свадебные гости.

Церковь в Нотене была расположена на холме. Кладбище спускалось почти к морю. У ворот, на постаментах, с высеченными на них строками из Писания, стояли якоря, а массивная каменная ограда удерживала кресты от сползания в воду.

До начала свадебной церемонии оставалось полчаса. Гости толпились около церкви. Андерс догадался, что Анна — Грета должна сейчас находиться в притворе. Он быстро направился туда и постучал. Ему никто не открыл, и он решительно толкнул дверь.

Для гостей тут были накрыты два длинных стола. В центре стоял еще один небольшой столик. За дверью слышались голоса женщин.

Надо ей рассказать. Она должна знать.

Андерс прошел дальше и увидел бабушку.

Седые волосы Анны — Греты были уложены в высокую прическу, нарядное платье выглядело великолепно, ее глаза сияли.

Возле нее сидели две женщины с булавками и подкалывали подол. Андерс быстро огляделся. Симона здесь не было.

— Ну, как я выгляжу? — спросила Анна — Грета смущенно.

— Чудесно, — искренне сказал Андерс, — а что, Симона тут нет?

— Нет, — радостный блеск исчез из глаз Анны — Греты, — разве он не пришел?

Андерс покачал головой. Анна — Грета хотела было встать, но одна из женщин удержала ее:

— Да придет, придет. Подожди.

Анна — Грета сделала жест, показывая, что она пленница этих женщин.

— Выйди пока на улицу и подожди с остальными, — сказала она Андерсу, — а Симон, наверное, сейчас появится.

Андерс вышел из комнаты. Он сделал все, что мог. Ему было очень жаль Анну — Грету. Она так старалась нарядиться и так волновалась. Милая бабушка.

Он знал точно, что Симон не придет. Что ж, Андерс вернется обратно трехчасовым паромом.

Было без четверти два, когда Андерс подошел к церкви и заглянул через открытые двери. На скамейках собралось около тридцати человек. Гости с парома смешались с гостями из Нотена. Были и такие, кто приехал на своих лодках. Около алтаря стоял священник и ставил в вазу букет белых роз.