Путь на Грумант. Чужие паруса - Бадигин Константин Сергеевич. Страница 106
Да и сам Степан, спокойный, полный достоинства, ему понравился.
— Ну и дела… А мы скит этот самый ищем, с ног сбились. Говоришь, игумен ушел от гари? А не слыхал про старца Амвросия? Высокий старикашка, злой, как дьявол.
— Нет, не слыхал, — подумав, уклонился от истины Степан. — Разве расскажут старцы, крепки на язык–то, клещами слова не вытянешь. А вам, господин офицер, хоть и недалече, самим отселя до скита не дойти, в болоте сгибнете.
Офицер больше не спрашивал. Поигрывая хлыстом, он молча сидел на камне.
Сбившись в кучу, окруженные солдатами, ожидали своей участи оборванные, прозябшие мужики. Поодаль, прислонившись к березе, стоял чиновник с бледным злым лицом.
«Отпущу, — думал офицер. — Мне не поручали ловить всех беглых мужиков в лесу. Они свяжут руки. Да и небезопасно держать два десятка озлобленных людей. Их надо кормить, а запасы провизии ограничены. Кроме того, эта Демьянова топь… — Он посмотрел на хмурые лица своих пленников. — Заведут ведь, дьяволы, нарочно в болото заведут. Нет, лучше подобру, по–хорошему».
— Что вы хотите делать с мужиками, господин поручик? — проскрипел в ухо Васильчикову чиновник.
— Да отпустить их к лешему, — последовал ответ.
— А если среди них опасные преступники? — зашептал чиновник. — Здесь, в этих северных лесах, бунтарские шайки вьют себе гнезда, сюда стекаются беглые… Для тайной канцелярии представит несомненный интерес хотя бы вот этот мужик, вы только посмотрите на его зверскую рожу, — едва заметно кивнул он на Якова Рябого, — было бы весьма благоразумно доставить его в Петербург и…
— Это не входит в мои обязанности, господин Толоконников, — холодно ответил поручик, перестав играть хлыстом.
Лицо чиновника оставалось неподвижным, но ноздри хрящеватого носа вздрогнули.
— Советую вам подумать, господин поручик. Граф Чернышев говорил…
— Не знаю, что говорил вам граф. У меня есть своп начальники, господин Толоконников! — с раздражением воскликнул офицер. — И своя голова в придачу!.. Вот что, братцы, — обернулся он к мужикам, — вины за вами не знаю, идите с богом, ищите невесту… Кто из вас знает дорогу в скит, пойдет с отрядом.
— Спасибо, господин офицер, премного благодарны, — не скрывая радости, загалдели мужики на разные голоса.
Все были довольны решением поручика — и солдаты и мужики. Пленникам развязали руки.
— Фома, тебе поводырем, — сверкнул глазами Яков Рябой на Гневашева. — Не твоя бы сонная рожа… — тихо добавил он, показывая кулак.
Поручик поднялся с камня. Оправил кирасу, подтянул ремни.
— Вперед, ребята! — раздалась звонкая команда. Мужики, хмурые, молчаливые, смотрели, как один за другим скрывались солдаты в густом ельнике.
— Н–да, веселый барин, — мрачно ухмыльнулся Яков, — в загуле; понравился ты ему, Степан, не то плетей да чепей не миновать… Вперед наука нам, дуракам: как куропатей, руками взяли… Что ж, ребята, пожуем хлебушка да в путь. — Он показал мужикам на вершины деревьев, гнувшиеся от ветра. — Торопиться надоть, полуночник взялся, гляди, и зима скоро пожалует.
Ветер гнал туман. Осыпались последние пожелтевшие листья; в лесу стало пусто, неприветливо. Осеннее, беспросветное серое небо хмуро глядело сквозь голые ветви деревьев. Грустно чернели пустые вороньи гнезда на березах. Ударили зимние холода. Мужики мерзли в плохонькой одежонке, старались согреться в быстрой ходьбе. Те, кто был босиком, обернули опухшие ноги в мешковину. С охотой в пути было плохо; питались ржаными сухарями, прихваченными из скита.
На третий день следы привели мужиков к небольшой речушке. По стволу толстой сосны отряд перебрался на другой берег.
— Дымком потянуло, — принюхиваясь по–собачьи, сказал Яков, — недалече жилье… Погреемся ужо.
Продвинувшись немного вверх по реке, мужики стали различать другие запахи, приятно щекотавшие обоняние.
— Убей меня бог, жратвой пахнет, — остановившись, сказал Петряй, — либо гусь, либо баран жарится. — Он с наслаждением несколько раз втянул в себя воздух.
Вот и жилье. Мужики увидели несколько строений: большую избу с крытым двором, баню, кузню и два–три сарая. Большая собака, похожая на волка, с громким лаем бросилась им навстречу.
— Здесь твоя девка, Степан, — уверенно говорил Яков, отмахиваясь от наседавшего пса. — Сходи в избу, узнай… Да спроси у хозяев пожевать чего. Ах, проклятая!
Собака, получив добрый пинок, с воем отскочила. На собачий лай из дома вышел широкоплечий парень с курчавой русой бородкой. Отозвав пса, он молча ждал Степана. В открытую дверь к мужикам доносились веселые голоса, удалая песня, звонкие переборы гуслей.
— Мир дому сему и живущим в нем, — поклонившись парню, сказал Шарапов.
— Спасибо, — отозвался парень, — живем помаленьку. — Он окинул настороженным взглядом Степана и стоявших поодаль мужиков. — А вас куда господь бог несет?
— Девку ищем, — решил говорить напрямик Степан, — Наталью Лопатину, из скита ушла.
— Из скита? — пробурчал парень. Он колебался. — Не знаю таких…
В это время двери из горницы распахнулись. В сенях мелькнуло женское платье.
— Степушка! — раздался радостный крик. Сбежав с крыльца, Наталья остановилась. — Один ты? — Девушка обвела взглядом столпившихся мужиков.
— Ивану нельзя было, — ответил Степан, — меня за тобой послал, а сам на Грумант кормщиком. Да ты не бойся, Наталья, вернется к свадьбе–то, к покрову должен в Архангельском быть.
В сенях появился Панфил Данилыч, раскрасневшийся, немного навеселе.
— Прошу к столу дорогого гостюшку, — выслушав сбивчивые слова Натальи, кланялся он Степану. — Не обессудьте. Праздник у нас, сына старшего женю.
— Я не один, с товарищами, — ответил Шарапов.
— Всех за стол! — шумно радовался хозяин. — Бог на счастье гостей нам послал. Митрий, Потап, режьте барана… Не одного — двух! — распоряжался он. — Девки, Наталья, Дуняша, Дарьюшка, кланяйтесь дорогим гостям, зовите к столу!
Поблагодарив хозяина, мужики шумно ввалились в дом.
За столом в большой горнице шло веселье. Радостные, счастливые, сидели Егор и Прасковья, прижавшись друг к другу.
Несколько дней, проведенных вместе с девушкой, решили судьбу Егора. Крепко задумал он жениться. Однако без отцовского согласия не смел сказать об этом Прасковье. Но девушка сама разгадала его заветные думы.
Выбрав время, когда никого не было дома, он подошел к Панфилу Данилычу, отдыхавшему на лавке после обеда.
— Жениться хочу, — потупив голову, вымолвил Егор, — Прасковью желаю взамуж…
Панфил Данилыч весело взглянул на сына.
— Что ж, брат, пора, — ответил он, поднявшись и положив руку на плечо Егора. — Темечко–то у тебя давненько окрепло. Дело хорошее… Нашему брату лесовику без жены как без шапки. Ежели Прасковья в согласьи, что ж, будем свадьбу играть. Я–то сразу заприметил, — хитро улыбнулся он, — огня, любви да кашля от людей не утаишь, брат!
И вот Рогозины празднуют помолвку старшего сына: пьют пенистое пиво, пляшут, поют веселые песни.
…Не скоро удалось выехать мореходам в Каргополь. Как ни рвалась Наталья свидеться с любимым, а пришлось дождаться санного пути — другой дороги не было.
— Об это время нет дороги в наших местах. Октябрь ни колес, ни полоза не любит, — уговаривал Панфил Данилыч гостей не торопиться.
Но зима торопилась. Наступил ноябрь. Начались морозы.
Распростившись с гостеприимными хозяевами, поблагодарив мужиков–лесовиков, мореходы на двух розвальнях выехали по первопутку в Каргополь, прямиком через леса и болота.
Глава двадцать седьмая
БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Бурливо и ветрено в Студеном море. Поздняя осень, поморские лодьи давно разошлись по тихим становищам… Куда ни глянь, на пустынных просторах величаво и грозно вздымаются волны; ветер гонит над ними тучи, тяжелые, хмурые.
Торопится в Архангельск бриг «Два ангела». Стремительно взлетая на волнах, лихо накренясь, он несется стрелой, глотая милю за милей. Ветер неистовствует в снастях, насвистывая и завывая на разные голоса. Нагоняя корабль, шумные волны вкатываются на палубу и с рычанием уходят за борт.