Путь на Грумант. Чужие паруса - Бадигин Константин Сергеевич. Страница 25

Держась одной рукой за выступ скалы, другой Ваня ловко и быстро хватал яйца, стараясь подбирать пестрые, в крапинках, и клал их в мешок. Иногда он упирался ногами в выступ скалы и закрывал лицо руками; чайки густой тучей облепляли его, стараясь ударами крыльев и клювов отогнать дерзкого врага. Понемногу наполняя мешок, Ваня то и дело подавал сигнал спуска, пока ноги его не коснулись широкого карниза, расположенного почти посредине скалы. Птичьих гнезд здесь почему–то не было. Совсем близко от Вани, смешно растопырив лапки и быстро махая крылышками, держалась в воздухе почти на одном месте кайра. Брюшко у птицы между лапками было совсем голое.

«Для детей своих, на гнездо весь пух выщипала», — догадался мальчик.

Став, наконец, на ноги, Ваня отдыхал, поглядывая по сторонам. Внизу под ним неслышно плескалось о камни море. Он весело глянул вверх и сквозь белые хлопья все еще носившихся в тревоге птиц увидел голову Степана. Мальчик дернул за тонкую веревку, и мешок с богатой добычей пополз кверху.

Готовясь к подъему, Ваня ощупал веревку у пояса. Потом обернулся — и замер: в двадцати шагах от него, прижимаясь к скале, стоял медведь. Видимо, он давно наблюдал, как спускался Ваня, а когда мальчик оказался на уступе, решил, что это его законная добыча, и смело пошел на него.

Правой рукой Ваня инстинктивно выхватил нож, а левой дернул три раза за веревку.

Правой рукой Ваня инстинктивно выхватил нож, а левой дернул три раза веревку.

Ошкуй подошел совсем близко, Ваня уже чувствовал смрадный запах его пасти. Вот медведь протянул когтистую лапу… Мальчик отпрянул, полоснув по ней ножом. В этот момент веревка натянулась, и Ваня, медленно покачиваясь, начал подниматься. Медведь с рычанием стал на задние лапы и, подняв морду, тянулся за ускользающей добычей.

Только сейчас Ваня догадался, почему на этом выступе не было птичьих гнезд: видимо, звери легко могли добираться сюда.

Вот, наконец, и верх скалы! Мальчик схватился руками за край обрыва и выбрался на вершину.

— Ну, съел бы ошкуй вместо нас яичницу и меня вместе с ней! — говорил Ваня, возбужденно смеясь. — А там мне не до смеху было. Ошкуй–то, видно, давно меня поджидал. Не оглянись я, задержись хоть чуть–чуть — и конец мне. Спасибо, Степан, быстро ты меня вытянул!

— Птицы, Ванюха, тучей, носятся, я и тебя–то не всегда видел. А ошкуя и вовсе не заметил. Увидел бы зверя, без сигнала вытащил бы тебя наверх. А ты смотри, ошкуев–то остерегайся: уж второй раз на тебя зарятся. Третьему разу, говорят, не миновать.

Оживленно беседуя, товарищи стали спускаться с Птичьей горы.

Больше всего в мешке у мальчика оказалось яиц кайры.

— Совсем как куриные, и вкус такой же, — находил Ваня. — А скорлупа–то какая: толстая да пестрая!

— Ты заметь, Ванюха, — сказал Степан, — у кайры яйца, как груша, с виду. Поэтому и держатся они на голом камне. На самом краю лежат, а не падают. Куриные бы давно в море были.

…Быстро проходили дни и ночи, озаренные незаходящим солнцем. На острове делалось все оживленнее. Лето вступало в свои права.

Однажды, выйдя рано утром из избы, Алексей услышал знакомый, скрипучий клекот гусей. Над головой в розовых лучах солнца, низко стоявшего над горизонтом, он увидел летящих с юга птиц. За одним углом плыл другой, третий… Перелет водоплавающей птицы с юга на север начался.

«Ну, значит, совсем лето», — подумал Алексей и громко позвал:

— Ваня, Степан, Федор, выходите смотреть, как гуси летят.

Все выбежали из избы. Стая за стаей пролетали гуси. В светлом небе были видны отчетливыми точками отдельные птицы. В безмолвии наблюдали за ними поморы.

— Гуси–лебеди с родимой землицы–матушки летят. Эх, как бы вы, птицы милые, письмецо дорогое из дому принесли! — воскликнул Степан.

Это восклицание навеяло на всех печаль. Но вместе с тем поморы почувствовали сильнее, чем когда–либо, возможность своего освобождения из плена. Вслед за стаями гусей поплывут по Студеному морю и лодьи промысловые.

Так гуси–лебеди принесли надежду на освобождение.

Глава двенадцатая

КИТ НА ГУСИННОМ ОЗЕРЕ

В июне начались туманы и частые дожди, разлились бесчисленнее речушки и ручейки, шумливо несущие с гор мутные талые воды. Все меньше оставалось снега на острове и заметно рыхлел морской лед.

Все живое спешило использовать кратковременное полярное лето.

По защищенным от холодных ветров южным склонам, по западинкам и небольшим лужайкам на серо–зеленом мягком ковре из лишайников и мхов пестрели яркие крупные цветы. Белые и желтые камнеломки, синие столистницы, голубые колокольчики, кисти каких–то красных цветов, словно дымкой окутанных белой шерсткой, желтые лютики, голубые незабудки, мак, гравилат… Некоторые из цветов издавали тонкий аромат.

Все эти растения приобретали здесь особый облик. Они были низкорослыми, жались к земле, как бы ища защиты от холода. Листики их расстилались внизу, и среди мхов поднимались только красочные венчики цветов. Большинство цветов и других растений было многолетними. И понятно: семена их редко вызревали за одно короткое лето. Многие развивались бессемянным, вегетативным путем — от корневищ.

Нарядная пестрота тундры веселила взор. Но стоило только солнцу закрыться тучами — и яркий день сразу темнел. Полярные цветы свертывали свои венчики, вся растительность блекла, принимала однообразный, серый вид.

Особенно много было на острове лишайников. Ботаник мог бы насчитать тут около двухсот различных видов.

Лишайник очень интересное растение. Это два организма, живущие вместе: зеленая водоросль и гриб. Если лишайник растет на камне, то своими корешками он крошит самые крепкие породы, даже гранит, оставляя на скале извилистые углубления, похожие на иероглифы.

Заметно увеличился животный мир острова. Прилетевшие с юга водоплавающие птицы — гуси, утки, лебеди — шумели на разные голоса, расположившись на озерках береговой низины.

В середине июля у птиц началась линька. Некоторые птицы при этом сразу теряют много перьев и летать не могут. Линный гусь, например, в это время смирно сидит, притаившись где–нибудь, чувствуя свою беззащитность.

Шарапов с Ваней ежедневно ходили теперь на охоту за утками и гусями. Они облюбовали одно из больших озер, расположенное в десяти верстах от зимовья. Степан назвал это озеро Гусиным. Только вчера они принесли оттуда пять жирных гусей и несколько уток.

— Ну и гуси, прямо как на подбор! — говорил с восхищением Федор.

— На подбор и есть, — смеялся Шарапов. — Птица–то вовсе дурная стала: палкой били. Ну и выбрали что покрупнее да пожирнее, добро выбор велик.

Гусей и уток жарили, варили и коптили впрок: знали, что охота на них не будет продолжительной.

Для Вани и Степана это была не только охота, но и занимательная прогулка. По пути их радовала каждая живая травинка, каждый цветок. Эти летние гости как–то особенно украшали суровые будни грумаланов. Возвращаясь домой, Ваня всегда приносил пестрый букетик цветов.

Шарапов с Ваней ежедневно ходили теперь на охоту за утками и гусями.

Гусиное озеро было, собственно, не озером в полном смысле слова, а обширным мелководьем, образовавшимся от скопления талых вод. Огромным полукруглым заливом вдавалось оно вглубь острова, отодвигая стены скал верст на пять, от морского берега.

Здесь, под высоким утесом на берегу озера, поморы частенько устраивались на привал, отдыхая после охоты. Они всегда с большим интересом наблюдали ключом бьющую вокруг жизнь и с горечью думали, что скоро летняя пора сменится мертвящей снежной ночью с однообразным завыванием ветра.

Некоторые птицы совсем не боялись людей и близко подпускали к себе. А были и такие, что сами подходили к охотникам, с любопытством посматривая на непонятных бескрылых пришельцев.

— Вон смотри, Ваня, — объяснял Степан, — серые гуси, гуменники, издалека поглядывают. Хитрее птицы нет. Хоть и летать линный–то не может, а попробуй догнать его — и собаке не угнаться. Ты и мигнуть не успел, а он уже в камнях спрятался. А глянь туда, там белолобые гуси — эти куда глупее серяка. А вон черный гусь, казаркой прозывается. Вон, вон, смотри, сидят они под той скалой! Казарка — это уж просто дура несусветная. Так и лезет сама в руки. Случается, иной раз прямо в избу заходит, чуть в котел не прыгает, то ли сослепу, то ли от дурости. А вон гагары. Эта птица из всех отличие имеет: совсем по земле ходить не умеет, словно калека скачет. Ежели ей взлет надобен — в воду идет. И с воды без большого разгона ей не улететь. Гнезд, как все птицы, не делает, в пустой ямке птенцов выводит… Зато нырять да плавать мастерицы равной не сыщешь.