Путь на Грумант. Чужие паруса - Бадигин Константин Сергеевич. Страница 43
Быстро уладил свои дела Старостин. С радостью он узнал, что лодьи его благополучно добрались прошлым летом на Грумант. А сейчас кормщики хвалились хозяину счастливой зимовкой и богатым промыслом.
— С удачей тебя, Тимофей Петрович, — докладывал Старостину высокий рябой кормщик, — постарались мы в этом году, ведь промысел–то какой: триста моржей добыли, восемьдесят зайцев, сто пятьдесят лысунов, сто пятьдесят медведей, тысячу песцов, кита одного да пуху гагачьего.
— Молодцы, вернетесь на Русь — озолочу, — радовался Старостин.
Не хуже промышляли и остальные старостинские артели.
Бородатые, обветренные промышленники собрались возле Старостина, народу оказалось много. Некоторые из них жили на Груманте оседло, по нескольку лет, и давно свыклись с суровой природой острова.
Тимофей Петрович, степенно поглаживая русую, окладистую бороду, совсем закрывшую широкую грудь, рассказывал новости, передавал поклоны и гостинцы от родных и близких. Мореходы благодарили, кланялись в пояс.
— Ну, кажись, все обсказал, ребята. Теперь за дело — лодьи выгружать. Морошку на зиму вам привез, снастей промысловых, одежонку да другого добра немало.
Лодьи разгружали всем миром. Вот уже последний ушат с моченой ягодой переправился из трюма на берег в просторный сарай.
Настроение у всех было приподнятое, праздничное.
Общую радость мореходов отравляло появление новгородских вельмож.
Поморяне недружелюбно посматривали на бояр и дьяка.
— Кабыть кончается вольная волюшка, — поговаривали они между собой, — и на Грумант наш бояре своего пса, дьяка, привезли. Глядишь, скоро и попы приволокутся…
Через трос суток попутным ветром тронулась лодья в обратный путь.
Благополучно миновав южный мыс Груманта, Старостин повернул на северо–восток, к знакомому становищу на западном берегу Малого Беруна.
Упросил Тимофей Петрович боярского сына разрешить ему промысел на моржа. Соблазнился Антон, — уж больно много было зверя на острове. Половину добычи обещал отдать боярам Старостин.
Почти сутки шли мореходы, пересекая обширный пролив. Вот на высоком мыске показались три креста, стоящих рядом, за мыском открылось небольшое становище. Старостин удачливо подвел к нему обе лодьи.
Мореходы рассчитывали на богатую охоту. И не напрасно. Пустынные берега острова были покрыты большими коричневыми пятнами моржовых залежек. На второй день начался промысел. Засучив рукава, вместе с мореходами работали дружинники.
Незаметно с моря подбирались охотники к залежке и, окружив моржей, поднимали громкий крик и шум. Путь к бегству был отрезан, и звери испуганно метались по галечнику.
Это и нужно было: на берегу быстро вырастал коричневый вал из моржовых тел, преграждая зверю выход в море.
Редко какому моржу удавалось выскочить из этой ловушки. Мутило сначала дружинников от крепкой моржовой душины, побаивались новгородцы страшных клыков и грозного рева, но быстро освоились и под дружную песню зверобоев без устали кололи пиками морских великанов.
Сила земна,
Вода водяна,
Земна толщина,
Морска глубина.
Зверь идет,
Зверя ведет.
Четыре ветра,
Четыре вихря.
Ходит сила
Из жилы в жилу.
Зверь идет,
Зверя ведет.
День с ночью,
Медь с кровью,
Стрела калена,
Тетива шелкова.
Зверь идет,
Зверя ведет.
Разноголосо пели молодцы, покачиваясь в такт песне…
Столько набили моржей промышленники на Малом Беруне, что одними клыкастыми моржовыми головами нагрузили свои лодьи. А кожи и сало пришлось оставить на берегу на съеденье зверям и птицам.
Радовались кормщики, радовались братья Борецкие, радовались мореходы, дружинники богатому промыслу. Все подсчитывали выручку за дорогой «рыбий зуб».
Но не всегда получается, как думаешь. Уж отход был назначен на завтра, а проснулись — увидели на море сплошной грозный лед. Могучим потоком двигались льдины на север, ломаясь и громоздясь друг на друга.
— Господине Антон Филиппович, может статься, зимовки не миновать, — окинув зорким взглядом пролив, сказал Старостин.
Больно не хотелось зимовать на острове боярам, шибко горевали братья. Но что поделаешь!
Прошла неделя, другая.
Просторную, крепкую избу построили мореходы и дружинники. Но одной избы оказалось мало. Стали собирать лес для другого зимовья.
А леса было по берегам много. В иных местах трудно было перебираться через нагромождения толстых и тонких деревьев. Вековые сосны и ели, вывороченные с корнями буйными реками далеко на материке, принесли морские течения к Малому Беруну, а волны выкинули деревья на отмелые пустынные берега.
Лодьи надо было вытащить на угор.
Для подготовки громоздких судов на зимовку мореходы готовили деревянные катки и толстые канаты. Но опять случилось по–иному.
Изменился ветер и погнал льдины в открытое море. Не хотел Старостин выходить в плаванье, поздно было, но настояли братья Боренкие — думали, вынесет ветром лодьи в море вместе со льдом. Соскучились бояре по богатым хоромам, по веселому житью. Страшила их зимовка на суровом Груманте.
— Эх, боярин, — всердцах сказал кормщик Антону Борецкому, — по Студеному морю лодью водить не забава. В лед забраться — дело простое. Мудрено в осеннюю пору из льдов целым выйти.
— Распутья бояться, так и в путь не ходить, — сладко потягиваясь и позевывая перед сном, ответил Антон. — А ты готовь, Тимофей, лодьи к утру, авось пробьемся.
Стал пореже лед, и двинулись мореходы в путь вместе с ледяными полями.
Ждать нельзя было, каждый день мог перейти ветер, а тогда уж зимовка неизбежна.
Благополучно плыли мореходы лишь до скалистого мыса, за которым остров разрезался широким заливом. Тут сильное течение подхватило «Архангела Михаила» и понесло вглубь залива.
«Великий Новгород» был удачливей: его понесло к большому падуну, стоящему на мели. Мореходы на «Великом Новгороде» поставили лодью под защиту ледяного мыса и спаслись от коварного течения.
А «Архангела Михаила» ледяной поток нес по заливу. Глядя на острые камни, ставшие на пути лодьи, дружинники в ужасе шептали молитвы. Даже у привычных ко всему мореходов тревожно сжались сердца.
«Только бы пронесло мимо», — думал каждый.
Старостин видел, как громоздились на камни льдины, как разламывались о скалы ледяные поля. Помрачневший, стоял кормщик на палубе.
— Тимофей Петрович, — окликнул его Савелий, — гляди, гляди!
Но Старостин и сам знал, что смерть смотрела в глаза мореходам.
— Ребята, вылезай все на палубу, кто погибели не хочет! — громко крикнул кормщик.
Люди сбились на корме, окружив Старостина. Опасность была теперь совсем близко. Ударяясь о невысокие острые скалы, сильное течение кружило в водовороте мелкие льдины впереди лодьи. Вырываясь из кипевшей воды, обломки мгновенно уходили в стороны, увлекаемые быстриной.
Но вот разнесло весь лед перед судном, открылась вода, бурлившая и пенившаяся, как в котле.
Освободившуюся на миг лодью водоворотом развернуло и прижало бортом к большой льдине, напиравшей сзади. «Архангел Михаил» двигался навстречу гибели.
В бессилии что–либо сделать, Старостин на мгновение закрыл глаза. Тяжело смотреть мореходу на гибель своего судна. Послышался чей–то крик, полный ужаса.
Подпрыгнув два–три раза на камнях, тяжело груженная лодья затрещала, сразу остановилась и стала погружаться носом в воду. На палубу хлынули бурлящие потоки.
— Бери багры, выходи все на лед. Пойдем по льду, к «Великому Новгороду» — спасенье только там! — услышали все твердый голос кормщика.
А сам Тимофей Петрович остался с Савелием на лодье Он думал немного переждать. Может быть, еще удастся помочь судну.
Он успел осмотреть повреждения. В трюме, как раз посредине, острый камень, пробив насквозь днище, крепко держал «Архангела Михаила».
«Лодьи спасти не можно…»
Подпрыгнув на камнях, тяжело груженная лодья стала погружаться носом в воду.