Две могилы - Чайлд Линкольн. Страница 69

Мендонса озадаченно наморщил лоб:

— Нет.

— Нет? Это самая редкая бабочка в мире. Найден лишь один ее экземпляр — он хранится в Британском музее под инвентарным номером 75935А1901. — В голосе биолога прозвучало благоговение. — Считается, что это вымерший вид. Но у меня есть основания полагать, что это не так. Видите ли… — Он сделался невероятно красноречивым, как только разговор зашел о его любимой науке. — Мои исследования показали, что в кратере Нова-Годой сложилась уникальная экосистема с особенно благоприятными условиями. Эта бабочка обитала там, и больше нигде. И ни один профессиональный лепидоптеролог не исследовал этот район со времен Второй мировой войны. Так чего прикажете ожидать? Конечно же, никто ее больше не видел. Потому что ни один ученый не был в тех местах, где ее можно увидеть! Но теперь туда отправляюсь я.

Он порылся в рюкзаке и достал глянцевую фотографию маленькой коричневой бабочки, приколотой к белому листу с неразборчивой подписью.

Мендонса присмотрелся к ней:

— Это и есть Королева Беатрис?

— Разве она не прекрасна?

— Esplendida [85]. А теперь давайте поговорим об оплате.

— Это тот самый экземпляр из Британского музея. Как видите, ее крылья, к сожалению, поблекли. Но говорят, что на самом деле они были цвета красного дерева.

— Об оплате, — повторил Мендонса.

— Да-да. Сколько вы хотите?

— Три тысячи песо, — объявил проводник с деланым равнодушием. — Это за четыре дня. Плюс стоимость еды и снаряжения.

— Не считая аренды лодки? Хм… согласен. Игра стоит свеч.

— Деньги вперед, — быстро прибавил Мендонса.

Ученый задумался:

— Половину на половину.

— Две тысячи — сейчас, тысячу — по возвращении.

— Ладно, согласен.

— Когда отплываем? — спросил Мендонса.

Биолог удивленно посмотрел на него:

— Прямо сейчас, разумеется.

Он тут же начал отсчитывать деньги.

Биолог с рюкзаком пристроился на носу лодки и раскрыл книгу Владимира Набокова, а Мендонса в это время погрузил сумку-холодильник с продуктами, палатку, спальные мешки и свою сумку с запасным комплектом одежды.

Через мгновение они отправились вверх по течению. Мендонса стоял за штурвалом, лодка оставляла в мутной бурой воде кремовый кильватерный след. Было позднее утро, и проводник полагал, что к сумеркам они достигнут последнего населенного пункта на пути в джунгли. Пусть даже там не удастся заночевать, но можно будет хотя бы поужинать и — самое главное — выпить холодного пива. А потом поставить палатку на берегу реки. А еще Мендонса надеялся разыскать там кого-нибудь, кто знает дорогу по Риу-Итажаи-ду-Сул в Нова-Годой — место, где он на самом деле ни разу не был, хотя и слышал о нем множество рассказов.

Лодка проплывала мимо рыбацких суденышек, легкий ветерок приносил приятную прохладу и отгонял москитов. Позади остались последние дома Альсдорфа, теперь по берегам раскинулись зеленые поля и пастбища с пощипывающими траву коровами. Все вокруг было опрятно и ухоженно, как и повсюду в Южной Бразилии. Ничего общего с суматошным, страдающим от засилья преступников Рио-де-Жанейро.

Биолог закрыл книгу.

— А вы бывали в Нова-Годой? — дружелюбно спросил он.

— Не совсем, не в самом городе, — ответил Мендонса. — Но я знаю, как туда добраться.

— Что вы можете о нем рассказать?

Проводник рассмеялся, чтобы скрыть свою неуверенность. Он опасался таких вопросов. Мендонса не верил и половине тех слухов, что ходили об этом месте, и не хотел, чтобы клиент испугался и повернул назад.

— Кое-что могу.

Он покачал головой, сворачивая в сторону от рыбаков, вытягивающих из воды сеть.

— Много ли людей там живет?

— Не знаю. Я уже объяснял, что это необычный город. Он построен на месте старой табачной плантации. Частная территория, закрытая для посторонних. Это немецкая колония, какие раньше были повсюду, только в очень отдаленном районе.

— Там раньше была табачная плантация?

— Да, табак — один из важнейших сельскохозяйственных продуктов, — веско заявил Мендонса и, вытащив из кармана пару сигар, предложил одну из них ученому.

— Нет, спасибо. Я не спешу на тот свет.

— Ха-ха. Да вы шутник. — Мендонса раскурил сигару и затянулся. — Табачную плантацию забросили в тридцатых годах. После войны сюда пришли немцы, и маленькое поселение разрослось. Они живут там замкнуто и почти не появляются в Альсдорфе. Здешние немцы не любят их и называют нацистами. — Мендонса насмешливо хмыкнул.

— Но вы не верите этому?

— Здесь, в Бразилии, людям всюду мерещатся нацисты. Это наше любимое развлечение. Если в городе поселились пять немцев, значит у них есть нацистская организация. Нет, люди из Нова-Годой просто живут сами по себе, и не более того. Это похоже на… забыл слово… похоже на секту. Никого из посторонних туда не пускают. Совсем никого.

Он выпустил изо рта одно за другим два облачка дыма, и они поплыли над рекой позади лодки.

— Мне показалось, многие в Альсдорфе считают, что убийства в городе как-то связаны с Нова-Годой, — как бы невзначай заметил биолог.

— Убийства? Вы тоже слышали те страшные истории, что рассказывают про наш город? Это обычные провинциальные сплетни. Спросите в любом бразильском городишке про их соседей — и вам обязательно сообщат, что там живут одни негодяи и преступники. Но я жил в Куинсе, и меня не проведешь.

Он снова рассмеялся, показывая, что не принимает эти слухи всерьез. И тут же подумал, что ученый и так слишком много знает, поэтому не стоит запугивать клиента еще сильнее. По крайней мере, до той поры, пока Мендонса не получит оставшуюся тысячу.

— А вам не приходилось слышать о близнецах из Нова-Годой?

Мендонса замер от неожиданности. Да, как-то раз один бывалый человек обмолвился о чем-то таком. Но откуда об этом мог узнать приезжий биолог?

— Нет, не приходилось, — ответил проводник.

— Наверняка слышали. Говорят, что в этом странном городе живут близнецы, похожие друг на друга как две капли воды. Говорят, что это такой эксперимент. Генетический эксперимент. Ужасный эксперимент.

— Кто вам это сказал?

— Один человек в пивном баре.

Мендонса почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Это было невероятно. Осведомленность ученого начинала его пугать.

— Нет, я ничего такого не слышал. Это все вранье, — заявил он и добавил, пытаясь переменить тему разговора: — Там есть развалины старого форта. Знаете его историю?

— Нет.

— Он был построен португальцами в конце семнадцатого века. — Помимо всего прочего, Мендонса когда-то работал водителем туристического автобуса в Блуменау и поэтому действительно много знал. — Несколько монахов-францисканцев основали монастырь на острове посередине вулканического озера Годой и обратили в истинную веру индейцев авейкома. Во всяком случае, сами они думали, что обратили. — Проводник хихикнул. — Но однажды индейцы восстали. Им надоело работать в монастырских садах. Они перебили всех монахов. Затем пришли португальские солдаты и превратили монастырь в крепость. Они уничтожили часть индейцев, а остальных отогнали далеко в горы. Потом и солдаты ушли, а на этом месте со временем устроили табачную плантацию.

— Почему в этих краях так много немцев? — спросил биолог.

— В тысяча восемьсот пятидесятом году бразильское правительство приняло программу немецкой колонизации. Вы слышали об этом? Германия страдала от перенаселения, а в Бразилии хватало свободной земли, которую некому было обрабатывать. Любому желающему немцу предлагался земельный надел в отдаленных областях страны. Так возникли Блуменау, Альсдорф, Жоинвили и еще несколько городов в Санта-Катарине. Около тридцати или даже сорока процентов здешних жителей — немцы по происхождению.

— Это очень интересно.

— Да. Колонии жили изолированно, и в них сохранялись немецкая культура, традиции, язык, архитектура. Но после тысяча девятьсот сорок второго года все, конечно, изменилось.