Кризис сознания: сборник работ по «философии кризиса» - Швейцер Альберт. Страница 39

Некоторые сомневаются в целесообразности последнего понятия, хотя ход самих вещей показывает нам, что континенты утрачивают географические очертания и дают проявиться телеконтиненту всемирной практически мгновенной коммуникации…

Метагеофизика в трансполитике, представленная информационной интерактивностью современного мира, приходит на смену геофизике, имевшей важное значение в политике обществ, разделенных скорее задержками сообщения и расстояниями, чем национальными границами.

Так как всякое присутствие является таковым лишь на расстоянии, телеприсутствие эпохи глобализации обменов устанавливается лишь на наибольшем отдалении. Отдаление отныне простирается до противоположного полюса планеты, от края до края метаге-офизической действительности, сводящей воедино телеконтиненты виртуальной реальности, монополизирующей основные виды экономической деятельности наций и разрушающей культуры, зависящие от физического положения на земном шаре.

Нам не посчастливилось наблюдать «конец Истории», но зато мы присутствуем при исчезновении географии. Если вплоть до транспортной революции последнего столетия временные расстояния порождали удаление, благоприятное для развития обществ, то телекоммуникационная революция создает непрекращающийся отрицательный поток человеческой деятельности, скрывающий в себе угрозу случайного срыва всеобщей интерактивности, пример которого дает биржевой кризис.

Произошло глобалитарное изменение, выведшее на поверхность небольшие поселения и локальное расположение в пространстве как таковое, в результате которого изгнанию подлежат не только отдельные люди или народы, как прежде, а их жизненное и экономическое пространство. Отсутствие усредненности деформирует не только «национальную», но и «социальную» идентичность и сказывается не столько на государстве-нации, сколько на геополитике и жизни города.

На месте реального города, занимавшего определенное пространственное положение и отдавшего все, вплоть до имени, национальной политике, появляется город виртуальный, метаполис, лишенный своей территории и готовый стать юрисдикцией откровенно тоталитарной или даже глобалитарной метрополитики.

Существование виртуального гиперцентра, реальные города которого — не более чем периферия, ведет к запустению сельской местности и упадку небольших городов, неспособных долго противостоять притяжению метрополий, располагающих всем возможным телекоммуникационным оборудованием и наземными и воздушными скоростными средствами сообщения.

Метрополитика, проводимая для катастрофически большого количества людей, сконцентрировавшихся в одном месте, постепенно вытесняет настоящую геополитику, предназначенную для населения, некогда гармонично распределенного по своей территории.

Чтобы показать, как бытовые коммуникации изменяют городскую политику, приведем небольшой эпизод: резкое увеличение количества мобильных телефонов поставило полицию Лос-Анджелеса перед новой проблемой. Вплоть до недавнего времени весь оборот запрещенных веществ происходил в нескольких кварталах, с легкостью контролируемых командами по борьбе с наркотиками. Однако полицейские оказались беспомощны перед произвольно назначаемыми встречами пользующихся портативными телефонами дилеров и покупателей, появляющихся то здесь, то там, неизвестно где, всегда где-то в другом месте…

Мобильный телефон представляется одним из технических изобретений, способствующих как присущей метрополии концентрации, так и разбросу основных социально опасных явлений. Что, вероятно, учтут в скором будущем с помощью введения информационного контроля домашних сетей; почему так быстро и развивается Интернет, недавно окультуренная военная сеть…

Временные интервалы исчезают, но образ пространства все более раздувается: «Похоже, что планета взорвалась. Самый укромный уголок вырван из тьмы резким светом», — писал Эрнст Юнгер [45] об озаряющем реальный мир освещении. Появление трансляции в реальном времени, «прямого включения», связанного с использованием предельной скорости электромагнитных волн, преобразует старое «телевидение» в полномасштабное планетарное видение.

Появление CNN и его аватар означает то, что привычное телевидение уступает место теленаблюдению. Внезапно развившееся высматривание, результат использования медийного контроля в целях безопасности наций, возвещает начало необычного дня, лишенного чередования дня и ночи, — разделения, которое до недавнего времени структурировало историю. В течение ложного дня, созданного иллюминацией телекоммуникаций, поднимается искусственное солнце дополнительного освещения, возвещающее новое мировое время, когда одновременность действий становится важнее, чем их последовательность.

Понятие территориального «соседства» наций устаревает, и ему на смену приходит неразделимость видимого и слышимого, а политические границы реального геополитического пространства преобразуются в хроно-политические деления реального времени передачи образа и звука.

Можно различить два взаимодополняющих аспекта глобализации: во-первых, максимальное сокращение расстояний в результате сжатия времени перемещений и передач на расстояние; во-вторых, развитие всеобщего теленаблюдения.

Благодаря «трансгоризонту видения», позволяющему видеть то, что ранее было недоступно, в течение 24 часов из 24 и семи дней в неделю мы существуем в постоянно «телеприсутствующем» мире.

«Судьба всякого образа — его разбухание», — констатировал некогда Гастон Башляр [46]. Эта судьба образа осуществляется благодаря науке, превращающейся в оптическую технонауку. В недавнем прошлом — с помощью телескопа и микроскопа. В скором будущем — с помощью домашнего теленаблюдения, выходящего за рамки военной необходимости, вызвавшей его развитие.

На самом деле, обесценивание протяженности в политике, произошедшее вследствие незаметного заражения ускорением всей природы земного шара, вынуждает прибегнуть к некоторой полномасштабной оптике замещения. Активная (волновая) оптика полностью преобразовала использование пассивной (геометрической) оптики эпохи зрительной трубы Галилея. Складывается впечатление, что исчезновение линии географического горизонта неотвратимо приводит к введению замещающего горизонта.

«Искусственный горизонт» экрана или монитора свидетельствует о превосходстве медийной перспективы над непосредственной пространственной перспективой. Объемность «телеприсутствующего» события становится более значимой, чем наличные трехмерные предметы и их расположения…

Этим объясняется как резкое увеличение числа «великих светил»: спутников метеорологического или военного наблюдения и live earners в сети Интернет, — так и постоянные запуски спутников для передачи телесигнала и распространение теленаблюдения в метрополии…

Все это способствует переворачиванию привычных представлений о «внутреннем» и «внешнем». В конечном итоге, всеобщая визуализация является наиболее заметной стороной виртуализации. Пресловутая «виртуальная реальность» состоит не столько из перемещений в киберпространстве сетей, сколько в увеличении оптической плотности подобий реального мира.

Это уплотнение помогает восполнить сжатие земных расстояний, вызванное сокращением времени мгновенных телекоммуникаций. В мире, где обязательное телеприсутствие полностью замещает чье-либо непосредственное присутствие (на работе, в торговле…), телевидение уже не может оставаться тем, чем оно было последние пятьдесят лет: средством развлечения и культурного развития; прежде всего, оно должно явить на свет мировое время информационных обменов, виртуальный мир, замещающий окружающий нас мир реальный.

Следовательно, полномасштабная перспектива с линией трансгоризонта есть место любой виртуализации (стратегической, экономической, политической…). Вне этой перспективы глобалитаризм, идущий на смену тоталитаризмам прошлого, будет неэффективным. Чтобы придать объем и оптическую плотность наступающей глобализации, необходимо не только подключиться к информационным сетям, но и, что более важно, раздвоить реальность мира.