Затишье - Цвейг Арнольд. Страница 73

— Скажи, друг, что за человек наш майор?

Берент ответил:

— Не человек он, а клещ. Подробнее я расскажу тебе, когда вернемся в барак. Моим партнерам по скату это, конечно, не интересно. Они знают его как облупленного, а тебе может пригодиться, ты же писатель и хочешь заслужить благодарность отечества.

Он, разумеется, знал, что, пока идет война, я и пикнуть не посмею. Но ведь и после войны еще будет жизнь.

Когда мы снова уселись вокруг освещенного стола и затемнили окна, не желая привлекать внимания летчиков, Берент стал рассказывать нам, что знал о майоре от Диля или что видел собственными глазами.

Начать с того, что майор Янш прикарманивал все направлявшееся в часть в виде подарков, откуда бы они ни поступали — от Красного Креста, от тыловых организаций, через верховное командование, через кронпринца, армию которого особенно охотно осыпали дарами наши крупные газеты. Вот почему мы с апреля месяца перестали получать эта щедрые дары. Все, что ни приходило, застревало в Дамвиллере, как прежде в Лилле и Парачине. Янш каждое утро завтракал яйцами, которые, в сущности, принадлежали роте, бифштексами, взятыми из нашего мясного пайка, да еще получал наличными за обеды и ужины. Он был из тех ненасытных людей худощавого сложения, которые поглощают все, что только могут, но это не идет им впрок, все тратится на суету, суматошливость, ссоры и свару. Одна комната в его квартире служила для хранения тех подарков, которые он — так заявил Янш в канцелярии — желает лично раздать за особо хорошее поведение. Тут стояли вперемешку бочонки с абрикосовым повидлом, ящики с шерстяными носками, консервированное молоко, шоколад в плитках, коробки с апельсиновым джемом, которые нам позднее продавали в нашем же буфете. На стенах висели круги колбас, куски сала и копченые окорока от тех свиней, которые откармливались в роте и батальоне остатками нашей еды. Были там и яйца от приобретаемых за счет роты кур, хранившиеся в стеклянных банках, чтобы не портились. Все это и еще многое другое копил у себя господин майор с чудовищной алчностью маньяка-скопидома: свечи простые и в металлических футлярах, лучшие сорта сигар и даже трубочный табак, так как он спозаранок начинал дымить пасторской трубкой чуть не в метр длиной. Майор заказал себе у наших столяров деревянные ящики с запорами, очень удобные, с ручками и вставными крышками, их можно было быстро запаковывать и распаковывать. Регулярно, а иногда и сверх нормы отпускники из чужих войсковых частей и из лазаретов отвозили такие ящики жене майора Янша в Берлин-Штеглиц. Постоянная недостача сахару в нашем чае и кофе, несомненно, имела прямое отношение к большому ящику, набитому пакетами с сахаром, за пропажу которого майор хотел предать военно-полевому суду двух железнодорожных солдат; впрочем, он, разумеется, воздержался от этого. Я-то давно уже просил, чтобы мне в письмах присылали сахарин.

Четыре младших лейтенанта, командовавших нашими четырьмя ротами, не выносили майора; мы, ухмыляясь, слушали еще в Парачине сквозь открытые окна батальонной канцелярии, как они ругали его за то, что он не имеет понятия о войне, солдатах и учении. Он пришел в армию прямо из редакционного кабинета еженедельного листка, представлявшего интересы немецкого офицерства, и никогда в жизни не слышал, как воет настоящий снаряд. В то самое время, как наши люди истекали кровью, обстреливаемые летчиками при Вамбреши или артиллерийскими снарядами англичан в форте Карно, он торчал у себя на квартире или в лилльском офицерском собрании.

Обер-лейтенант Винфрид сидел, низко опустив голову, и слушал. Он тщетно старался подавить глухую ярость, которая накипала в нем, — ярость и против майора, и непосредственно против человека, так беспощадно освещавшего поступки и самую натуру майора. Он не думал, что Бертин сгустил краски и живой Янш не столь мерзок, каким он получился в его описании, он знал, что сотни таких яншей, как зараза, разъедают армию. Но о степени вреда, который причиняют эти люди на своих постах, он до сих пор никогда не задумывался.

Винфрид вспомнил, как Лихов, дядя Отто, в гневе на генерал-квартирмейстера наговорил в присутствии племянника много такого, что охотно взял бы обратно: никогда, мол, Альберт Шиффенцан не был под огнем, он лишь недавно впервые увидел изрытые воронками поля Фландрии; до сих пор — а было это в августе семнадцатого — он не знает, что в австро-венгерской армии существует девять обиходных языков. Именно Шиффенцан, как досконально известно Винфриду, диктует главнокомандующему Восточного фронта условия мирного договора, который будет заключен с большевистским правительством, — те самые условия, которые преждевременно и с понятной поспешностью были выработаны весною, когда ждали, что правительство князя Львова и министра иностранных дел Милюкова немедленно приступит к переговорам о мире. Но ведь это был уже «прошлогодний снег». Нынешней зимой дуют иные ветры. О маленькая станция Мервинск, связанная с Барановичами военной железнодорожной веткой, доныне одна из тысяч станций, рассеянных на Западе, Востоке и Юге, одна из многочисленных вен и артерий мировой войны, — о Мервинск, внезапно тебя коснулся перст судьбы, и ты будешь неугасимо светить нам в жизни, пока мы старцами не ляжем в могилу, если только последний акт великой драмы не уничтожит нас всех.

Бертин вытряхнул свою трубку.

— О майоре Янше, пока вся компания играла в скат, я услышал еще много другого и позже еще пополнил свои знания.

Как-то ночью, когда я уже уходил из батальона, а писарь Диль заполнял мою солдатскую книжку, он мне многое еще рассказал. Янш принадлежал к типу людей, считающих себя и свою касту венцом создания. Поэтому он не уживался с другими офицерами. Словно вонючка, отравляющая воздух смрадом на семь метров в окружности, так что этим зловонным воздухом не может дышать никакое иное создание, он делался невыносим, когда высказывал свои политические взгляды. Этот враг свежего воздуха, этот канцелярский жеребчик, захлебываясь, говорил о завоевании мира. Если мы до сих пор еще не осуществили всех целей наших войн, то виновато в этом только народное представительство, виноват рейхстаг, отказавший нам в необходимых армейских корпусах в двенадцатом году, когда еще было время их обучить.

Другой помехой были евреи — не реальные евреи, вроде члена военного суда или меня, а изобретенные, созданные на бумаге. Господин Янш регулярно подучал маленькие идиотские журнальчики, которые он некогда выписывал в обмен на свой собственный; на их обложке обычно можно было увидеть молот Тора, обрамленную кудрями благородную голову германца или кабанью морду в дубовом венке. Насытившись этой пищей богов, он передавал журналы в солдатский клуб, где они тотчас же исчезали. Там можно было прочесть, что Данте, Леонардо и Микельанджело — германского происхождения, что Иисус был арийцем и Будда также, что рай помещался на Мекленбургской земле, а европейская культура выросла в Швеции — это явствует из рисунков, найденных на скандинавских скалах. Далее на страницах этих журналов говорилось, что народы еще когда-нибудь на коленях будут благодарить Германию за то, что она вместе с германским Габсбургом снова поставила Европу под знак меча. Только пангерманцы призывали взяться за оружие, только благодаря им кайзер в девятьсот четырнадцатому году не поддался на уговоры дипломатов, толкавших его на гибельный шаг: под этим подразумевалось согласие на переговоры о посредничестве, которые могли бы предотвратить войну.

В мирное время мы слушали такую пропаганду в мюнхенских вегетарианских столовых и высмеивали ее. Но теперь мир изменился. Люди, сочиняющие подобный вздор и верящие ему, сидят на важных местах в аппарате власти, имеют влияние и тайно или явно борются с нашим гораздо более умеренным правительством. Они-де тоже ратуют за «предпосылки мира»: эта война, видите ли, нам навязана, и поэтому необходимо в качестве гарантии нашей безопасности на западной границе, предварительно уничтожив французский пояс крепостей, оккупировать но крайней мере угольный бассейн Брие и Лонгви, а также французскую Лотарингию. Кроме того, следует занять всю Бельгию, присоединить и ее к рейху, разумеется лишив население политических прав, и таким образом восстановить империю Карла Великого. На Востоке они требовали аннексии балтийских провинций, выселения поляков и литовцев из значительной части занимаемых ими земель и передачи этих земель немцам; кроме того, им, разумеется, необходимы колоний в Африке и непобедимый флот; наконец, Англия и Франция обязаны платить по нашим военным долгам.