Билет в одну сторону - Костина Наталья. Страница 15

Сюда, на Донбасс, мы, ополченцы, явились как бы добровольно. Больше всего, конечно, здесь авантюристов всех мастей, которые как раз спят и видят «бабла по-легкому накосить». Затем идут укушенные бешеной собакой романтики идиоты – и среди них я, ваш покорный слуга, Егор Греков. За романтиками обыкновенными, без особого прибабаха, следуют романтики, поведенные на какой-то одной, но несомненно великой идее: реконструкторы, толкиенисты, псевдоказаки, увешанные с ног до головы шашками, лампасами и жестяными медалями, и прочий двинутый на исторически-истерической почве люд, приехавший сюда в надежде вкусить настоящего – кому дубиной помахать, кому в белогвардейской папахе походить. Таких за версту можно заметить по театральному походняку и позам, принимаемым этими новоиспеченными колчаками-добрынями исключительно на публику. Ну а замыкают сей печальный список – или же, правильнее будет сказать, возглавляют его – настоящие профи. Именно они, циничные и немногословные, точно знают, за что здесь стоит идти под пули. Только за деньги, твердый тариф, прописанный в договоре и скрепленный печатью, – и больше никаких тебе «духовных скреп». Воевать, оказывается, нужно не за «святую Русь», «славянский мир» и прочие отруби, которыми плотно забиты наши головы, а только за лавэ: бабки, они же евро или баксы, рубли – это уж совсем на крайняк. Рисковать жизнью стоит только за твердую, конвертируемую валюту, потому что убивать – это профессия. Престижное, доходное ремесло – не то, что у меня. Однако и мои актерские навыки сейчас, оказывается, позарез кому-то нужны!

– Сто лет в обед ты нам сдался, чтоб с тобой делиться! Чистоплюй!

Действительно, сдался я им как раз сто лет в обед. Но и без меня они не могли. Потому как их, Веника с напарником – или же подельником – с их языком, повадками, жестами никак нельзя было принять не за кого иного, как за тех, кем они и являлись – попросту за бандитов. А расклад был такой: я должен был явиться домой к сыну одного местного нувориша и просто-напросто выманить его за ворота особняка, воспользовавшись темнотой, неразберихой и своим умением разговаривать «по-человечески». Достойная роль, что и говорить. Если бы эти двое выбрали мишенью обыкновенного человека, а не этого укро-фашистского подонка, клянусь, я просто развернулся и ушел бы обратно на блокпост. К тому же меня в самый последний момент обуяли какие-то не то сомнения, не то нехорошие предчувствия – и мое поведение злило Веника до пены на губах.

– Ладно, обещал – значит, сделаю, – нехотя буркнул я.

– За нами тоже не засохнет, – отрезал Веник. – Так, план такой: идешь, звонишь. Скажешь этому нацику недорезанному, что брата его ранили! Лекарства, бабки нужны! Он поедет! Ты его, главное, в «скорую» посади, а дальше – наша забота. И смотри, без этих твоих… вые…онов, как вчера!

– А если не поедет?

– Не, ну ты, млять, в натуре пипец какой тупой! Как, млять, он не поедет, если брат его в этой их майданутой нацгвардии? Скажешь – к нам в больницу его, брата то есть, только сейчас привезли, а он типа по быстряку адрес дал!

Я попытался объяснить этим придуркам всю щекотливость поручения:

– Ну, как же его в больницу положили – он же, выходит, если в нацгвардии, то, по идее, в их форме должен быть?

– Не, ну заманал совсем! Ты чего, действительно такой тупой или просто мозг выносишь? Уй, держите меня сорок человек, тридцать не удержат! У нас половина ихнюю форму надевает, когда стрелять на позиции едет! Сейчас ваще – не разбери поймешь, кто в чем! Хоть в папахе ходи, хоть в бурке, хоть в форме охраны Ватикана! Ты, Грек, или морозишься по-черному, или бабки тебе на хрен не нужны. Ты что, у себя в Тамбове типа крутой был, да? Сын Рокфеллера? У тебя счет в банке, да, и тачка «бентли» на стоянке для инвалидов? Тебе на голом месте двадцать кусков срубить предлагают – просто за не хрен делать – а у тебя, млять, очко играет!

– Да ничего у меня не играет! Просто… аморально это.

– О-о-о… какие мы слова знаем! Аморально! Ладно, Санёк, поехали без него… Как-нибудь сами. Не, ну обидно, млять, – этот бандерштат на нашей крови разжирел, сидит здесь – туда бабло отстегивает – а этот тут ручками разводит и рассуждает: морально, аморально! Крассава! Все мозги на хрен зас…ал! Щас пойду в Красный Крест запишусь и в этот… Армию спасения вот таких вот п…арасов! Вместо того чтобы бабло у него отобрать и по честняку поделить, мы ему под ворота гуманитарку подсунем и серенаду споем: «Я вас любил, любовь еще быть может!» Да военная хитрость это, если хочешь знать! Солдатская смекалка. На войне все средства хороши! Все, хватит языком трясти. Поехали, Саня. А он, млять, как приехал голяком, так и уедет на хрен в свой Тамбов к мамочке!

Я сглотнул набежавшую слюну. Да, все это я знал: и что ополченцы переодевались в украинскую форму, чтобы имитировать «нападение бандеровских фашистов», и, хотя я сам в таких акциях пока не участвовал, поскольку совершенно не владел украинским языком и мог, по выражению того же Веника, «попалить всех на хрен» – но я делал все остальное – что прикажут. Я стрелял, препровождал в комендатуру, готов был применить свои знания и поставить растяжки – прямо там, где ходили люди, или заминировать дорогу… Да – война есть война, и я знал, что на войне нечего оглядываться, а начинать думать, что стрелять в людей аморально, нужно было раньше… намного раньше. «Ты знал, зачем сюда ехал!» – напомнил я себе. Да, я приехал сюда бороться с такими, как тот, что сидел в своем особняке и под прикрытием своих немереных средств спонсировал нацистов. Все это так, но… но людей – людей похищать мне еще не приходилось. Ну а чем занимаются разведчики, когда отправляются в тыл врага и приводят оттуда связанного «языка»? И если поступать как хочется может тот, у которого мы задумали отобрать деньги, на которые фашисты творят свои ужасы: распинают детей, вырезают у людей органы – то почему мы или конкретно я не могу поступать по законам военного времени? Пусть аморально с точки зрения обывателя, но совершенно правильно с другой стороны? И, если захочу, потом могу свою часть пожертвовать… ну хоть на оборону Донецка, что ли…

Я все искал каких-то оправданий своим действиям – но не находил их. Железных, веских доводов. Таких, которые бы действительно убедили и оправдали. Да и времени на это, наверное, уже не было. Я мог бы рассуждать об этом всю жизнь – и не найти ответа. Может быть, все дело действительно в том, что я трус? Самый обыкновенный трус?

– У него вправду брат у укропов? – промямлил я.

– Ты, ёпсель, еще в десятый раз спроси! И брат, и батя в Киеве фашист еще тот, и вся семейка ихняя гнилая насквозь!

– Психа надо было в дело брать, я тебе с самого начала говорил. А не этого… сосунка. Актер погорелого театра! Брось его уговаривать как целку, Веня, поехали сами. Нечего резину тянуть. Время тикает. «Скорую» нам не навечно дали!

– Все, последний раз предлагаю – или с нами, или херачь обратно на блокпост пешком. А если стукнешь кому…

– Я не стукач.

Я действительно не стукач. Я актер – но даже не погорелого театра. Просто неудачник. Не сумевший отпихнуть, пнуть, переступить… не смогший прогнуться под кого надо в нужный момент. В Тамбове у меня мама, наша малогабаритка, Юлька, с которой мы встречались, как она говорила, «по-настоящему», а я… я просто плыл по течению. И если бы не было Юльки – то нашлась бы другая, которой захотелось бы «по-настоящему», и я бы ей подыграл. Красиво бы подыграл. Талантливо. На самом деле у меня в Тамбове была только мама… и никаких денежных и карьерных перспектив. А Юлька… она бы больше подошла этому Саньку или Венику… Потому что она ждала не меня, а деньги, которые я отсюда должен был привезти. И если я приеду пустой, то она просто повернется и пойдет предлагать свою молодость, нежную кожу, синие глаза тому, кто предложит больше, чем малогабаритка в спальном районе в придачу со свекровью. Тому, кто заплатит «по-настоящему». «На расстоянье» видится не только большое, как сказал мой любимый поэт. «На расстоянье» видится ВСЕ.