Ельцин - Минаев Борис Дорианович. Страница 81

Интересна и другая деталь интриги: Горбачев уезжает в отпуск в любимый Форос немного подумать, подышать свежим воздухом, не сделав самого главного, не доведя процесс до конца, упустив его нити из своих рук, по-прежнему оставаясь лидером, идущим вслед за ситуацией, не чувствующим ее остроты.

Подписание Союзного договора было намечено на 20 августа…

Рано утром 19-го Ельцин просыпается у себя на даче в Архангельском. Таня осторожно трясет его за плечо, пытаясь разбудить.

— Папа, вставай! — просит она. — Переворот!

— Что?

Сонный, раздраженный, он садится на кровати.

Его прошибает холодный пот. В семь утра в понедельник Центральное телевидение по всем каналам транслирует навевающую грусть классическую музыку.

Все, кто уже в сознательном возрасте жил в 80-е годы, прекрасно помнят, что это означало. И поймут, о чем подумал Ельцин в эту секунду.

Траурная трансляция.

Так провожала страна в последний путь своих генеральных секретарей — Брежнева в 82-м, Андропова в 83-м, Черненко в 85-м. Ритуал тщательно продуман, утвержден, отмерен (и, кстати, почти буквально скалькирован с 53-го года, года смерти Сталина): например, из каких лиц назначать похоронную комиссию, какого размера печатать в газетах траурный портрет, где проводить прощание, какие слова писать в обращении к народу. Кто и где должен стоять в почетном карауле.

И прежде всего — какую музыку передавать, начиная с семи утра, еще до объявления главной новости.

Неужели умер Горбачев? Это первая мысль, которая возникает у Б. Н.

Минут через пять (он никуда не уходит с кресла перед экраном, ему приносят чай, он успевает отхлебнуть два глотка) начинается «сама передача». Новости вклиниваются в классическую музыку без перехода. Экстренный выпуск.

Дикторы зачитывают обращение к советскому народу от имени новой власти — Государственного комитета по чрезвычайному положению. В обращении звучит одна фраза, которая снова наводит его на ту же мысль (иначе зачем этот траур? зачем похоронное настроение?): «В связи с временной невозможностью президента страны исполнять свои обязанности по состоянию здоровья».

Так все-таки… что-то случилось с Горбачевым? Они простились с ним в Ново-Огареве, и он был здоров, свеж, полон сил. Может быть, что-то случилось в отпуске?

Но, наверное, тогда информация была бы более конкретной. Зачем скрывать?

ГКЧП (это официальная аббревиатура, так произносят сами дикторы) призывает всех граждан к порядку. В обращении четко и ясно изложена позиция новой власти…

Хаос и анархия сделали страну неуправляемой. Распад СССР, который нужно предотвратить. На 20 августа намечалось подписание Союзного договора, который безусловно означал бы конец Советского Союза. Перестройка зашла в тупик. Тяжелый экономический кризис. Нормальному существованию миллионов угрожает взрыв преступности. Центробежные тенденции. Производство неуклонно снижается. Уровень жизни падает, инфляция растет. Ввиду нехватки горючего и запасных частей колхозы оказались на грани катастрофы. Угроза голода. Надо спасать урожай и обеспечить заготовки продовольствия, чтобы пережить зиму. Вынужденные меры. В ближайшее время ГКЧП будет регулировать, замораживать и снижать цены, повышать зарплаты, пенсии и пособия…

Все решения ГКЧП объявляются обязательными и подлежат строгому выполнению властями и гражданами на всей территории Советского Союза. Все органы власти должны обеспечить строгое соблюдение режима чрезвычайного положения. Митинги, демонстрации и забастовки запрещаются, так же как все политические партии, общественные организации и массовые движения, препятствующие нормализации ситуации. При необходимости вводить и ужесточать комендантский час. Распространение провокационных слухов и неповиновение официальным лицам подлежат решительному подавлению. В Москве приостанавливается выход всех периодических изданий, за исключением девяти газет…

В своем «Обращении к советскому народу», транслировавшемся по Центральному телевидению, члены комитета заявляли, что даже элементарная личная безопасность людей подвергается все большей угрозе. Преступность растет быстрыми темпами, становится организованной и политизированной, страна катится в пропасть насилия и беззакония. Комитет обещал очистить улицы от преступников, положить конец тирании тех, кто разграбляет достояние народа, и начать решительную борьбу против спрута преступности, скандального упадка морали, коррупции, спекуляции, растрат и теневой экономики.

Переворот.

Это слово объясняет, наконец, всё.

Долгие, бесконечные минуты. Пока он еще один — самые тяжкие, давящие. Абсолютно непонятно, что сейчас произойдет. Вот сейчас, в следующую секунду.

Кому позвонить в первую очередь?

К счастью, собираться долго им не нужно. Ближайшие его соратники, помощники, заместители — все живут тут же, на дачах Совмина России, предоставленных работникам Верховного Совета, здесь, в Архангельском. Калужское шоссе. До Белого дома — полчаса езды…

Если без пробок. И если без танков.

— Вы что, меня разыгрываете? — спросил он в то утро, когда его разбудила Таня…

Эти же слова — розыгрыш, бред, кошмар, «я не могу поверить, что это правда» — произносили в те минуты десятки, сотни тысяч людей по всей стране. Все звонят друг другу по телефону, все пытаются что-то узнать. Но никаких подробностей пока нет. Кроме одной.

Одновременно с началом трансляции «Лебединого озера» и шопеновских ноктюрнов на улицах Москвы начинается другая музыка. Лязг гусениц, запредельно низкое, до дрожи в животе гудение дизельных моторов, грохот, треск развороченного асфальта.

По Можайскому и Минскому шоссе в Москву входят войска: бесконечные вереницы танков, грузовиков и БМП. Первыми в город вступили подразделения Таманской, Кантемировской и 106-й гвардейской парашютно-десантной дивизии, а также войска МВД — дивизия Дзержинского и спецназ. Полное перечисление боевых подразделений, двигавшихся в эти минуты к центру, заняло бы не меньше страницы.

Москва была в чаду, в лязге гусениц и… в полном шоке.

Подробности этого утра десятки раз излагались в книгах очевидцев, в очерках, статьях, интервью. Написал о них в «Записках президента» и сам Б. Н. Как срочно, наспех составлялись тезисы воззвания к народам России — Бурбулис, Шахрай, Хасбулатов, Силаев и другие принимали участие в работе над этим историческим документом, наспех напечатанным Леной на машинке. (Таня диктовала его по телефону.) Как пытались отправить его по факсу с соседней дачи. Как заехал на 15 минут Анатолий Собчак, отправлявшийся в Питер, и напугал Наину Иосифовну проникновенной фразой, сказанной на прощание: «Да хранит вас Господь!»

В эти первые минуты, часы, всё по-прежнему казалось каким-то абсурдом, фарсом. Проницательный Собчак сразу оценил всю драматичность, всю угрозу ситуации не только для Б. Н. и членов семьи первого президента, но и для всех вообще.

Было очевидно, что вокруг дачи Ельцина уже собралось немало «гостей». Агенты КГБ, спецподразделения, некоторые из них прятались в близлежащем лесу, другие открыто подрулили на машинах, стояли и ждали.

Это означало одно — арест возможен в любую минуту. Охрана Ельцина с автоматами Калашникова занимает места в доме, изолентой прикручивают к каждому стволу дополнительный рожок — готовность к бою.

Ельцин звонит Грачеву, командующему войсками ВДВ. Он еще не знает, что именно Грачев по поручению министра обороны Язова руководит развертыванием войск в Москве.

Вот как Б. Н. описывает этот разговор в своей книге:

«Незадолго до путча я посетил образцовую Тульскую дивизию (именно она в то утро вошла в Москву. — Б. М.). Показывал мне боевые части командующий воздушно-десантными войсками Павел Грачев. Мне этот человек понравился. И я, поколебавшись, решился задать ему трудный вопрос: “Павел Сергеевич, вот случись такая ситуация, что нашей законно избранной власти в России будет угрожать опасность — какой-то террор, заговор, попытаются арестовать… Можно… положиться на вас?” Он ответил: “Да, можно”.