Мастер меча - Чейни Дэвид. Страница 26
Госпожа Сендзё понимала его, но боялась остаться одна. Она была придворной дамой и мало что умела делать. В своем горе она обратилась к своему единственному таланту: сложила стихотворение в память Йомодзи.
Сочинение стихов отвлекло госпожу Сендзё от грустных мыслей, но вдруг она закусила губы от огорчения: ей нечем и не на чем записать стихотворение – здесь нет ни темно-красной бумаги, ни чернильного камня, ни кисти. Это знак Будды, что жизнь не прочнее морской пены.
Дзуро добрался до озера в сумерках. Там уже не было ни лодок, ни солдат. Мальчик разделся и нырнул в воду в том месте, где крестьянин видел в последний раз Йомодзи.
Через два часа, дрожа от ночного холода, он нашел руку матери, все еще сжимавшую белое знамя. Рука была почти одного цвета со знаменем – бледная и бескровная, она раздулась и потеряла форму. Дзуро прижал ее к сердцу, и слезы полились по его щекам. Он решил, что дальше искать бесполезно. Он принесет эту руку домой, и на похоронной службе седьмого дня она будет сожжена, а пепел похоронен по всем правилам.
Весь обратный путь к своему дому Дзуро проделал, крепко прижав к груди свой жуткий улов. Когда он вернулся, задыхаясь и весь мокрый от утренней росы, его приветствовал крик новорожденного.
Госпожа Сендзё была грязна, ее одежда сбилась, волосы растрепались, но она улыбалась и что-то напевала малышу, который сосал ее грудь.
Он подняла взгляд на Дзуро и, сияя, улыбнулась ему.
– Это мальчик. Прекрасный маленький мальчик. Улыбка превратилась в гримасу боли, когда молодая мать поняла, что Дзуро держит в руках.
– Ох, бедный ребенок, – сказала она, разрываясь между собственной радостью и чужим горем. – Подойди ко мне. – И привлекла его к себе. Малыш продолжал сосать материнскую грудь, а рядом с ним заснул Дзуро, прижимая к себе все, что осталось от его матери.
Утром возле их ворот появился незнакомец. Он подошел тихо, и никто не предупредил о его появлении. Госпожа Сендзё задремала, но ротик младенца по-прежнему сжимал материнский сосок. Дзуро повернулся во сне и теперь лежал возле госпожи, поджав колени, словно зародыш в утробе. Первым поднял тревогу младенец: он громко закричал, и госпожа Сендзё подняла голову.
– Кто вы? – дрожащим голосом спросила она. Это был один из редких случаев в ее жизни, когда мужчина видел ее неприбранной. При дворе госпожа Сендзё все время скрылась за дамской ширмой и говорила с гостями через хлопчатобумажные и шелковые занавески, скрывавшие ее от нескромных глаз. Даже в грубой деревне с ней общалась только приютившая ее семья.
– Мое имя Сайто Санемори, – ответил незнакомец. – Я иду из Киото на север. Увидев этот дом, я подумал, что могу здесь отдохнуть. Мне и моей лошади нужна вода, иначе мы не сможем продолжить путь.
Госпожа Сендзё ничего не знала о жизни за пределами двора и потому не удивилась, что путешественник забрел так далеко от Большой восточной дороги.
– Вы говорите как знатный человек, но одеты просто, – задала Она полувопрос. Молодая мать боялась, что гость – один из разбойников, которые наводняли горы.
– Я подготовился к долгому путешествию – еду паломником в один храм далеко на севере, – объяснил Сайто и тут же сложил стихи:
Госпоже Сендзё стихи показались очаровательными. Только человек, много лет упражнявшийся в стихосложении при дворе, мог так быстро составить танку из тридцати одного слога.
Стихотворение-танка состоит из пяти строк – пять слогов в первой и третьей, семь в остальных. В таких стихах существуют определенные условности, хорошо отвечавшие характеру японского языка: слова-рычаги, слова-подушки и энго.
Слова-рычаги имели несколько значений и позволяли прочесть стихотворение несколькими способами. Слова-подушки были застывшими формулами для выражения некоторых чувств, например, мокрые рукава означали слезы и печаль. Слово энго означало игру на одинаковом звучании разных слов, которая придавала стихотворению второй смысл.
Умение слагать стихи было очень развито при дворе. Каждый, кто занимал достаточно высокое положение в обществе, писал танки. Происходили состязания поэтов за награды и ради славы. Путешественник показал, что он человек образованный, и подозрения госпожи Сендзё рассеялись.
Хотя путешественник был не очень похож на зеленовато-коричневого соловья, поющего печальную песню, этими стихами он показал свой ум и обаяние. Госпожа Сендзё ответила:
Этот ответ был умело составлен, а в первой строке было энго – намек на ее траур и поэтический символ печали: роса, пропитавшая рукав. Стихотворение госпожи Сендзё содержало обещание лучшего будущего: имя богини солнца Аматерасу связывалось с началом нового дня и продолжением вечного круговорота жизни.
Путешественник улыбнулся и поклонился поэтессе:
– У вас быстрый ум и хорошее образование. Мне кажется странным, что вы живете в этой бедной хижине.
Она ответила еще одним стихотворением:
Путешественник одобрительно кивнул. Стихами дама дала ему понять, что она из Киото – «города пурпурных холмов и хрустальных ручьев». Его поиски пришли к концу, едва начавшись. Это, видимо, и есть жена Йошикаты и его сын – те, кого Санемори послан казнить.
Душа Сайто наполнилась печалью. Жизнь опять предстала перед ним во всей своей хрупкости. Эта женщина, умная, одаренная, и ее новорожденный сын будут убиты за проступки своих родственников. Он вздрогнул и побледнел при мысли о том, что должен сделать.
Госпожа Сендзё, заметив его печаль, решила, что гость нездоров.
– Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, – предложила она. – Дзуро приготовит вам чай. – И она разбудила ребенка-слугу.
Дзуро перекатился на спину. Стала видна бледная, сморщившаяся мертвая рука его матери.
Гость тяжело вздохнул.
Сайто был придворным, а не палачом. Ему пришлась по душе эта женщина. И он принял решение: мать и сын останутся жить. Он возьмет с собой сморщенные останки и скажет, что рука принадлежала госпоже Сендзё. Но ему нужна уверенность, что сын погибшей в будущем не раскроет обман.
Сайто объявил госпоже Сендзё и Дзуро, с каким поручением он явился. Они пришли в ужас. Но Сайто убедил их, что не желает им вреда. Однако они должны исчезнуть в горах и порвать всякую связь со столицей. Если госпожа и слуга поклянутся Буддой и синтоистскими богами выполнить его указания, он пощадит их.
Госпожа Сендзё согласилась.
– Мы уйдем далеко в горы Шинано, в дикую местность под названием Кисо. Там живут грубые горцы, и я воспитаю сына как одного из них. Он никогда не узнает придворной жизни.
– Тогда уходите сейчас же!
Госпожа Сендзё крепче прижала сына к груди и сказала: