Железная маска (сборник) - Готье Теофиль. Страница 122

Между тем де Валломбрез куда-то исчез, но вскоре вернулся в сопровождении лакея, который нес резной ларец в красном сафьяновом чехле.

– А это, милая сестрица, – мой свадебный подарок, – сказал молодой герцог невесте, протягивая ларец, на крышке которого виднелась надпись: «Для Изабеллы».

Именно его он в свое время пытался преподнести молодой актрисе, но та без колебаний отвергла драгоценный дар.

– На сей раз, надеюсь, вы примете его! – добавил он с подкупающей улыбкой. – Нельзя допустить, чтобы эти безупречные бриллианты и бесценные индийские жемчуга пылились без дела в моих холостяцких покоях!

Изабелла с улыбкой открыла шкатулку, взяла одно из ожерелий и надела на шею, как бы в знак того, что отныне прошлое окончательно забыто. Затем она обвила вокруг своего белоснежного запястья тройной ряд жемчужин и вдела в уши сверкающие и переливающиеся огнями серьги. И как же она была хороша в ту минуту!

Что к этому добавить? Спустя ровно семь дней капеллан замка Валломбрез обвенчал Изабеллу и барона де Сигоньяка. Свидетелем со стороны жениха был маркиз де Брюйер. Замковая часовня утопала в белых лилиях и сияла огнями. Привезенные молодым герцогом из Парижа придворные хористы наполняли воздух ангельскими звуками мотетов Палестрины [74].

Сигоньяк буквально светился от счастья, Изабелла была пленительно мила в наряде невесты, и никто бы, не зная об этом заранее, не мог даже предположить, что эта молодая красавица-аристократка, горделивая и вместе с тем сдержанная, еще совсем недавно появлялась на подмостках в ролях простушек в бурлескных комедиях. Да и барон уже ничем не напоминал того захудалого гасконского дворянина, чьи беды были описаны в начале нашего романа.

После пышной свадебной трапезы, на которой присутствовали сам принц, герцог де Валломбрез, маркиз де Брюйер, шевалье де Видаленк, граф де л’Этан и несколько почтенных дам из близких к дому Валломбрезов семейств, молодые супруги удалились.

И нам надлежит покинуть новобрачных у порога их покоев, напевая вполголоса на античный манер: «О, Гименей!» [75] Истинное счастье всегда покрыто тайной, да и сама целомудренная новобрачная сгорела бы со стыда, если бы кто-нибудь даже случайно расстегнул булавку на ее корсаже.

Став баронессой де Сигоньяк, Изабелла не забыла своих добрых друзей-актеров из труппы Тирана. Она не имела возможности пригласить их на свадьбу – таковы были обычаи того времени, их положение в обществе теперь было слишком различным. Однако она одарила каждого из них, проявив при этом такую тонкую деликатность, которая удваивала цену подарка. До самого отъезда труппы из столицы она много раз посещала представления, и никто лучше нее не мог оценить актерские удачи. Молодая баронесса и не собиралась скрывать, что прежде была актрисой, отнимая тем самым хлеб у сплетников, которые не преминули бы перемыть ее косточки, если б она делала тайну из своего прошлого. Впрочем, ее высокое происхождение было несомненным, а скромность и доброта быстро покорили все сердца, включая и женские.

Король Людовик XIII, узнав об удивительных приключениях Изабеллы, с похвалой отозвался о ее целомудрии и достоинстве, а к Сигоньяку проявил особую благосклонность за его умение обуздывать себя, ибо, будучи человеком нравственным, осуждал всякую распущенность. Что касается де Валломбреза, то ему явно шло на пользу общество зятя, чему принц только радовался.

Молодые супруги вели весьма приятную жизнь, и день ото дня их любовь становилась все сильнее и глубже. Не было и намека на то пресыщение друг другом, которое нередко омрачает самые благополучные браки. Однако с некоторых пор Изабелла погрузилась в какие-то таинственные хлопоты: теперь она подолгу совещалась со своим управителем, время от времени к ней являлся известный архитектор с чертежами и планами; скульпторы и живописцы, получив от нее указания, покидали Париж и отбывали в неизвестном направлении. Все это делалось в глубокой тайне от барона де Сигоньяка, но в союзе с молодым герцогом де Валломбрезом.

Спустя несколько месяцев – очевидно, именно столько времени понадобилось Изабелле для осуществления ее секретных замыслов – в одно прекрасное утро она как бы невзначай спросила у мужа:

– Дорогой мой, мне кажется, вы совсем забыли о своем злополучном замке! Неужели вам не хотелось бы взглянуть на то место, где родилась наша любовь?

– Право, Изабелла, я не раз уже подумывал об этом, но я все не решался предложить вам такое путешествие, так как не знал, придется ли оно вам по душе. Как я мог оторвать вас от королевского двора, украшением которого вы служите, и отправиться в полуразрушенный замок, который хоть и милее моему сердцу, чем самый роскошный дворец, но все равно остается приютом сов и мышей. Мое родовое гнездо, обитель моих предков, навсегда останется для меня святыней, но…

– А вот я почему-то часто задумываюсь: цветет ли еще тот куст шиповника в вашем саду? – заметила Изабелла.

– Могу поклясться, что цветет! – подхватил Сигоньяк. – Дикие кустарники невероятно живучи, а после того, как вы прикоснулись к нему, он и подавно должен цвести, даже если эти цветы и некому дарить!

– В отличие от других супругов, барон, после нашей свадьбы вы стали еще любезнее и осыпаете жену мадригалами, как юную возлюбленную, – рассмеялась баронесса. – Но если ваше желание совпадает с моим, почему бы нам не отправиться туда в самое ближайшее время? Погода великолепная, жара отступила, и такое путешествие могло бы оказаться очень приятным. С нами готов ехать де Валломбрез, я прихвачу и Чикиту – она будет рада увидеть родные края.

Сборы были недолгими, а путешествие в самом деле оказалось приятным. Молодой герцог заранее позаботился о сменных лошадях, и спустя несколько дней путники достигли той развилки, где от большой проезжей дороги отходила запущенная аллея, ведущая к замку Сигоньяк.

Было около двух часов пополудни, солнце ярко светило, на небе не виднелось ни облачка. Но в ту минуту, когда карета свернула на аллею, с которой открывался вид на кровли замка, Сигоньяк решил, что у него что-то случилось с глазами – он не узнавал с детства привычных мест. Дорога стала ровной, колеи исчезли, тщательно подстриженные живые изгороди больше не простирали колючие ветки навстречу проезжим. Зеленые кулисы деревьев теперь обрамляли совершенно новую панораму. Вместо жалких развалин под веселыми лучами солнца красовался обновленный замок, похожий на прежний не больше, чем юноша на престарелого отца.

В его архитектуре ничего не изменилось, но всего за несколько месяцев замок Сигоньяк помолодел на целые столетия. Исчезли трещины на фасаде, камни кладки встали на свои места. Стройные белые башни, заново перекрытые сланцевыми плитками, симметрично и горделиво, как стражи, возвышались по углам здания, вознося к небесной лазури позолоченные флюгера. Новая кровля, увенчанная металлическим коньком, заменила старую растрескавшуюся черепицу, местами провалившуюся и поросшую мхом. Окна блистали новыми стеклами в свинцовых переплетах, а архитектурный декор фасада был полностью восстановлен. Великолепные дубовые ворота с литыми бронзовыми ручками у входа в портал заменили облупленные и изъеденные древоточцами створки. А на выступе под сводом портала, в окружении отменно реставрированных завитков, сверкал герб Сигоньяков: три золотых аиста на лазоревом поле с благородным девизом, прежде едва различимым, а ныне начертанным золотыми буквами: «Alta petunt!» [76]

Сигоньяк несколько минут не мог произнести ни слова, созерцая это сказочное зрелище, а затем повернулся к Изабелле:

– Это вам, моя фея, я обязан чудесным преображением моего замка! Стоило вам коснуться его своей волшебной палочкой, и вернулись его былой блеск, молодость и красота. Если б вы знали, как я благодарен вам за этот сюрприз! Он восхитителен, как и все, что исходит от вас. Ведь я не произнес ни слова, но вы угадали мое самое заветное желание!