Железная маска (сборник) - Готье Теофиль. Страница 40

Сигоньяку такая трапеза была не в диковину. В своем замке он привык садиться за стол, который не разделили бы с ним даже мыши. Да он и сам был как бы мышью, ибо никогда не оставлял после себя ни крошки. Его порадовало бы доброе расположение духа и комические ужимки Педанта, который с легкостью обнаруживал смешное там, где другие только скулили и жаловались, но его тревожила Изабелла. Синеватая бледность покрывала щеки девушки, она жевала с трудом, а между тем ее зубы выбивали лихорадочную дробь, которую она тщетно пыталась скрыть. Легкая одежда плохо защищала ее от стужи, и Сигоньяк, сидевший рядом, несмотря на некоторое сопротивление со стороны Изабеллы, накинул ей на плечи полу своего плаща, а затем привлек ее к себе, чтобы немного согреть. Спустя несколько минут дрожь отступила и легкий румянец проступил на лице девушки.

В то время, как актеры закусывали, невдалеке послышались странные звуки, на которые они поначалу просто не обратили внимания, приняв их за посвист ветра в оголенных ветвях. Но вскоре звуки стали гораздо громче: это было нечто вроде сиплого, пронзительного шипения, довольно злобного. Происхождение их было неясным, и женщины испуганно вскочили.

– Что, если это какая-нибудь змея! – нервно воскликнула Серафина. – Я умру на месте, если это так. Ползучие гады внушают мне нестерпимое омерзение.

– Слишком холодно, – возразил Леандр. – В это время года змеи, да и все остальные пресмыкающиеся, давным-давно спят в своих подземных норах.

– Леандр прав, – подтвердил Педант. – Думаю, это какой-то лесной зверек, потревоженный нашим присутствием. Незачем из-за такой чепухи портить себе аппетит.

Однако Скапен, заслышав шипение, мгновенно насторожил уши, которые хоть и покраснели от холода, но по-прежнему исправно ему служили, и уставился в ту сторону, откуда доносились подозрительные звуки. Вскоре неподалеку зашуршали стебли сухой травы, словно через них пробиралось какое-то существо. Скапен знаком потребовал от товарищей не двигаться и сохранять молчание, и вскоре из гущи кустарника, вытянув серую шею и задрав алый клюв, переваливаясь на ходу и пришлепывая перепончатыми лапами, показался великолепный откормленный гусак. За ним доверчиво следовала парочка гусынь – его супруги.

– Вот оно, жаркое, которое само просится на вертел, – шепнул Скапен. – Небо услышало наши молитвы и весьма кстати посылает его нам!

После этого пройдоха осторожно поднялся и бесшумно исчез за кустами. Двигался он так легко и плавно, что даже снег ни разу не хрустнул у него под башмаками.

Гусак тем временем остановился и уставился на группку комедиантов, застывших, как изваяния. Он созерцал эту картину с любопытством и одновременно с недоверием, не в силах понять своими куцыми гусиными мозгами, откуда взялись эти люди в столь пустынном месте. Скапен же, изрядно поднаторевший в таких мародерских набегах, воспользовался моментом, подкрался к птице сзади и так ловко, точно и стремительно накрыл ее плащом, что все это заняло меньше времени, чем требуется для того, чтобы моргнуть глазом.

Затем он навалился на трепыхающегося под плащом гусака, нащупал его шею и сдавил обеими руками. Вскоре птица обмякла, ее голова поникла, крылья перестали вздрагивать, а лапы в красных сапожках вытянулись. Гусак был мертв. Его вдовы, не дожидаясь той же участи, с жалобными криками бросились в чащу.

– Браво, браво, Скапен! Вот уж сыграно так сыграно! Отменная сцена! – зааплодировал Тиран. – Этот подвиг стоит всего, что ты до сих пор совершил на подмостках! Всякий знает, что поймать гуся – дело непростое. Эти птицы по природе своей очень чуткие и постоянно держатся настороже. Недаром историки утверждают, что именно гуси почуяли ночью приближение галлов, подняли шум на Капитолийском холме, разбудив воинов, и таким образом спасли Рим. А этот дивный гусак тоже послан судьбой, чтобы спасти нас, но не столь чудодейственным образом!

Пока Дуэнья ощипывала и потрошила гуся, Блазиус, Тиран и Леандр собрали в леске несколько охапок валежника и сложили его на сухом месте, предварительно отряхнув от снега. Скапен очистил от коры прочную дубовую ветку, которой предстояло стать вертелом. Пара рогулек была воткнута в землю на том месте, где предполагалось развести костер. Из фургона принесли охапку соломы и высекли огонь, солома затрещала, задымила, и вскоре костер разгорелся и весело запылал, обдавая насаженную на вертел могучую птицу благодатным жаром, а заодно согревая актеров, столпившихся вокруг.

Скапен, как и полагается герою дня, вел себя с необычайной скромностью. Он сидел у самого огня, уставившись прямо перед собой, и время от времени с постной миной поворачивал птичью тушку над угольями, чтобы она равномерно покрывалась аппетитной золотистой корочкой. Вокруг витал такой дивный аромат, что даже парижский гурман, всему великолепию столицы предпочитающий обжорный ряд на Гусиной улице, впал бы в молитвенный экстаз.

Наконец Тиран, не выдержав, вскочил и принялся размашисто шагать взад и вперед, чтобы, по его собственному признанию, избавиться от соблазна немедленно наброситься на полусырого гуся и слопать его вместе с вертелом. Но вот Блазиус наконец извлек из сундука в фургоне большое оловянное блюдо, употребляемое в качестве бутафории на сцене. Торжественно водруженный на блюдо, гусь буквально обливался под ножом благоухающим соком.

Добычу разделили на равные порции, и завтрак, который теперь уже не походил на готовый исчезнуть мираж, начался снова. Голод усыпляет совесть вместе с ее упреками, поэтому поступок Скапена никого не смутил. Об этом вообще никто не думал, и лишь Педант, глубоко осведомленный в гастрономических тонкостях, посетовал, что не может подать к гусятине обязательную и наилучшую приправу – померанцы, нарезанные тонкими ломтиками. Впрочем, этот недочет ему охотно простили все присутствовавшие.

– Теперь, когда мы наконец-то сыты, – сказал Тиран, обтирая жирные руки и бороду, – самое время немного потолковать о том, как нам действовать дальше. На донце нашей кассы с трудом отыщутся три или четыре пистоля, и скоро мне как казначею просто нечего будет делать. Труппа наша утратила двух очень ценных партнеров – Зербину и Матамора; к тому же мы не можем давать представления в чистом поле для грачей, ворон и сорок. Эта публика нам ничего не заплатит, у нее нет денег, за исключением разве что сорок, которые, по слухам, воруют блестящие кольца, монеты и ложки. Но я бы не стал рассчитывать на такие сборы. На нашем одре, готовом вот-вот околеть прямо в оглоблях, мы и за два дня не доберемся до Пуатье. Это в высшей степени скверно, так как за это время мы либо околеем от голода, либо замерзнем на краю какой-нибудь канавы. Гуси не каждый день появляются из-за кулис, да еще и в виде готового жаркого.

– Ты отлично живописал весь ужас нашего положения, – заметил Педант. – Но я не услышал ни слова о том, как нам из него выбраться!

– Как по мне, – отвечал Тиран, – нам следует остановиться в первой же деревушке, какая попадется на нашем пути. Полевые работы давно закончены, наступили долгие зимние вечера. Если мы поладим с поселянами, нам предоставят если не сарай, то овин. Скапен станет зазывалой, обещая всем огорошенным ротозеям невиданное зрелище, за которое можно заплатить не только деньгами, но и натурой: сойдут и курица, и четверть окорока, а уж за кувшин вина можно претендовать на лучшие места в первом ряду. За галерку можно брать пару голубей, дюжину яиц, пучок моркови, каравай хлеба и прочее в том же роде. Крестьяне скуповаты на деньги, но не дорожат съестными припасами, которыми снабжает их матушка-природа. Кассу мы не наполним, зато как следует набьем желудок. А это не менее важно, ибо от этого уважаемого органа зависит благополучие всего тела, как справедливо замечено не нами. После этого нам будет уже не трудно добраться до Пуатье, где один знакомый мне трактирщик ссудит нам некоторую сумму.

– А что же будем мы играть, если нам повезет и мы наткнемся на многолюдную деревню? – полюбопытствовал Скапен. – Наш репертуар окончательно расстроен. Трагедии и драмы не по зубам этим невеждам, не сведущим ни в истории, ни в мифологии, а порой не разумеющим толком даже по-французски. Им нужна веселая и живая буффонада, да посолонее, со множеством потасовок, перебранок, побоев, пинков, кувырков и прочих шутовских штук на итальянский лад. «Родомонтада капитана Матамора» была бы тут в самый раз, но наш Матамор, увы, приказал долго жить. Как же нам выкрутиться?