Железная маска (сборник) - Готье Теофиль. Страница 54

– Но ведь даже Юпитер принимал обличье быка, а иной раз и чужого супруга, чтобы пользоваться любовью смертных женщин, – заметил шевалье. – А такое уничижение куда позорнее для олимпийца, чем игра на подмостках для дворянина.

– Даже если это правда, я для начала прикажу проучить лицедея, а уж затем покараю человека, если он действительно прячется под этой презренной маской!

С этими словами герцог взялся за колокольчик.

– На этот счет можете не сомневаться, – заметил де Видаленк. – Под косматыми шутовскими бровями глаза у него горели, как у разъяренного хищника, а вид, несмотря на багровый нос, был весьма угрожающий.

– Тем лучше! Значит, моя шпага, свершая справедливое мщение, угодит не в пустоту!

В эту же минуту в комнату вошел слуга и, почтительно склонившись, застыл, ожидая распоряжений господина.

– Подними Баска, Азолана, Мерендоля и Лабриша, если они уже легли. Пусть захватят дубинки покрепче и отправляются к выходу из зала для игры в мяч, где играет труппа Тирана. Там они должны подстеречь актера по имени капитан Фракасс, неожиданно наброситься на него и от души избить. Но пусть позаботятся, чтобы он остался жив, иначе кто-нибудь подумает, что я опасаюсь его! Скажи им, что всю ответственность я беру на себя. Да, и еще – пока дубинки будут плясать, пусть приговаривают: «Это тебе гостинцы от герцога де Валломбреза!»

Такое поручение не слишком удивило слугу – возможно, оно было далеко не первым. Он тут же удалился, перед тем заверив, что все приказания его светлости будут в точности исполнены.

Когда дверь за лакеем закрылась, шевалье де Видаленк проговорил:

– Мне не нравится, как вы решили обойтись с этим комедиантом. Право, он выказал больше отваги, чем можно было ожидать при его ремесле. Хотите, я под каким-нибудь вымышленным предлогом вызову его на дуэль и убью? Любая пролитая кровь красна, хоть и болтают, что у дворян она голубая. Я принадлежу к старинному роду, но не столь знатному, как ваш, и не опасаюсь причинить ущерб своей чести. Достаточно вашего слова, и я возьмусь за дело. Как по мне, так этот капитан более достоин шпаги, чем палки.

– Благодарю тебя, друг мой, – ответил герцог. – Твое предложение показывает, насколько ты предан мне, но принять его я не могу. Этот наглец посмел прикоснуться ко мне, фактически – оскорбил действием. И ему придется искупить это самым позорным образом. Если же он и в самом деле окажется дворянином, ему известно, к кому обратиться. Я всегда готов ответить, когда со мной говорят на языке шпаги.

– Что ж, как вам будет угодно, ваша светлость, – произнес де Видаленк, кладя ноги на каминную решетку с видом человека, вынужденного покориться неизбежному. – Между прочим, эта Серафина, играющая роли первых любовниц, просто прелесть. Я отпустил в ее адрес несколько любезностей и, если не ошибаюсь, уже добился свидания. Почтенный Било оказался прав!

На этом беседа иссякла, и оба принялись нетерпеливо ожидать возвращения головорезов герцога.

Генеральная репетиция завершилась. Актеры и актрисы сменили театральные костюмы на обычное платье. Сигоньяк тоже переоделся, но на всякий случай оставил при себе рапиру Матамора. Это был почтенный испанский клинок с кованой железной чашкой, длинный и тяжелый, как пустой день, но вполне подходящий для того, чтобы отражать и наносить ощутимые, но не смертельные удары, ибо конец клинка, которым пользовались на сцене, был затуплен.

В словах герцога прозвучала неприкрытая угроза, с этим приходилось считаться, но человеку отважному и к тому же хорошему фехтовальщику, такого оружия было вполне достаточно, чтобы управиться с герцогской челядью.

Тиран, человек дородный и широкоплечий, прихватил с собой увесистую дубовую палку, стуком которой об пол обычно подавал знак к поднятию занавеса. Палка эта в его лапищах казалась соломинкой, и он был полон решимости как следует отделать прохвостов, если те решатся напасть на Сигоньяка. Не в его правилах было оставлять друзей в опасности.

– Капитан, – обратился Тиран к барону, как только они вышли на улицу, – давайте-ка отправим женщин под охраной Леандра и Блазиуса вперед, чтобы они не путались под ногами и не оглушили нас своим визгом в случае чего. Первый трусоват, второй, хоть и не утратил мужества, стар и уже не так силен, как прежде. Зато Скапен останется с нами: он как никто умеет сбить противника с ног, и, если нас атакуют, один-другой вмиг окажутся на земле. Ну, а в остальном – моя дубинка к услугам вашей рапиры!

– Благодарю, дружище Тиран, и охотно принимаю ваше предложение, – ответил Сигоньяк. – Но нам следует позаботиться, чтобы нас не захватили врасплох. Думаю, нам следует идти друг за другом, но на некотором расстоянии, и при этом держаться середины улицы. Этим мошенникам, которые будут жаться к стенам и прятаться в тени, придется покинуть свои укрытия, чтобы добраться до нас, и мы успеем их заметить и принять свои меры. Итак – вперед!..

Маленький отряд с Сигоньяком во главе осторожно продвигался по улице, которая вела от зала для игры в мяч к гостинице. Улочка эта была темной, кривой, ухабистой и отлично приспособленной для устройства засад и ловушек. Навесы над дверями домов, выступающие далеко вперед, словно сами предлагали укрытие нападающим. Ни единого огонька не светилось в окнах спящих домов, а ночь, как на беду, была совершенно безлунная.

Баск, Азолан, Лабриш и Мерендоль, телохранители молодого герцога, уже более получаса дожидались капитана Фракасса. Другого пути в «Герб Франции» не было, и разминуться они не могли. Азолан и Баск прятались в нише по одну сторону улицы; Мерендоль и Лабриш прижались к стене напротив, чтобы одновременно, словно молотобойцы в кузнице, обрушить свои дубинки на спину и плечи актеришки. Когда мимо прошли актрисы, которых сопровождали Блазиус и Леандр, стало ясно, что вот-вот появится и капитан Фракасс. Головорезы затаились, покрепче сжав дубинки, и уж никак не ожидая столкнуться с сопротивлением. Им было известно – поэты, актеры и простые горожане безропотно принимают наказания, которым их желают подвергнуть сильные мира сего.

Сигоньяк, отличавшийся особенно острым зрением, уже издали, несмотря на темноту, заметил четверых мерзавцев. Он сразу же демонстративно остановился и сделал вид, что собирается повернуть. Заметив этот маневр головорезы испугались, что добыча ускользнет, и, выскочив из укрытия, бросились к барону. Первым подоспел Азолан, за ним, с криками: «Бей, бей! Это тебе гостинец от его светлости господина герцога!» – следовали трое остальных.

Сигоньяк в мгновение ока обмотал плащ вокруг предплечья левой руки и этим нарукавником отразил удар дубинки Азолана. Тот на миг потерял равновесие, и барон нанес ему в грудь такой удар тупым концом рапиры, что негодяй, рухнул в грязную канаву, потеряв шляпу, корчась и испуская мучительные стоны. Если бы острие клинка было отточено, он пронзил бы атакующего насквозь и вышел между лопаток.

Неудача сообщника не обескуражила Баска. Он выступил было вперед, но яростный удар рапирой смял в лепешку его войлочный колпак, из его глаз фонтаном посыпались искры, и все погрузилось в непроницаемую тьму. В следующее мгновение дубина Тирана разнесла в щепки палку Мерендоля, и тот, оказавшись обезоруженным, бросился наутек, правда, успев напоследок отведать всю мощь руки могучего актера. Скапен, в свою очередь, железной хваткой обхватил талию Лабриша и стиснул ее столь резким и быстрым движением, что тот едва не задохнулся, не говоря уже о том, чтобы пустить в ход палку. Затем Скапен слегка развернул противника, на миг прижал его к себе и тотчас отпустил, одновременно стремительным и хлестким, словно ход спущенной пружины в арбалете, ударом ноги пнув его под колени. Лабриш отлетел шагов на десять и рухнул. Его голова со всего маху стукнулась о булыжник, и последний из исполнителей воли герцога де Валломбреза остался лежать без чувств на поле битвы, не более резвый чем труп.