Железная маска (сборник) - Готье Теофиль. Страница 85

– Что мне за дело до всех этих дам! – пылко воскликнул де Валломбрез, все же поднимаясь с колен. – Я преклоняюсь перед вашей суровой гордостью, ваша строгость пленяет меня больше, чем чья-то уступчивость, ваше целомудрие кружит мне голову, а скромность доводит мою страсть до безумия. Без вашей любви я не смогу жить! Не бойтесь меня, – поспешно добавил он, заметив, что Изабелла открывает окно, словно намереваясь броситься вниз при малейших признаках насилия. – Я прошу лишь немногого: чтобы вы согласились терпеть мое присутствие и позволили мне выражать мои чувства в надежде когда-нибудь смягчить ваше сердце!

– Избавьте меня от этого преследования, и я буду питать к вам если не любовь, то по крайней мере безграничную признательность, – проговорила Изабелла.

– У вас нет ни отца, ни брата, ни мужа, ни любовника. А значит, нет никого, кто мог бы воспротивиться попыткам уважаемого человека заслужить ваше расположение, – продолжал де Валломбрез. – Разве в моих чувствах есть нечто оскорбительное для вас? Тогда почему вы так упорно отталкиваете меня? О, я думаю, вы просто не догадываетесь, какая великолепная жизнь ожидает вас, если вы станете милосерднее ко мне. Сказочные наваждения померкнут перед моей любовью, стремящейся во всем угодить вам! Словно богиня, вы будете ступать по облакам, попирая небесную лазурь. Все сокровища всех рогов изобилия окажутся у ваших ног! Я стану угадывать по вашим глазам и выполнять любые желания еще до того, как они успеют у вас возникнуть. Земной мир исчезнет, развеется как дым, и в лучах восходящего солнца мы вознесемся на Олимп, более прекрасные и счастливые, чем Амур и Психея! Молю вас, Изабелла, не отворачивайтесь от меня, не карайте меня этим гробовым молчанием, не доводите до безумия мою страсть, которая способна на все, лишь бы не утратить вас!

– Я не способна разделить вашу любовь, хотя ею гордилась бы любая другая женщина, – сдержанно ответила Изабелла. – Даже если бы добродетель, которую я почитаю выше жизни, не удерживала меня, все равно я отклонила бы такую опасную честь.

– Но я прошу немногого! Только обратите на меня благосклонный взор – и самые знатные, самые высокопоставленные дамы Франции будут завидовать вам, – продолжал настаивать герцог. – Другой даме я сказал бы: «Возьмите из моих замков, поместий и дворцов все, что вам по душе, опустошите мои хранилища, полные жемчуга и алмазов, погрузите руки до плеч в мои лари с золотом, велите подковать серебром ваших лошадей, сорите деньгами, как королева, на удивление всему Парижу, удивить который не так-то легко». Впрочем, эти грубые приманки недостойны вашей высокой души. Но, может быть, вам хочется восторжествовать над повергнутым в прах де Валломбрезом, приковать его, как пленника, к своей триумфальной колеснице, превратить его в своего слугу, в раба – меня, который еще никому не покорялся и никогда не носил оков?

– Я никогда и никого не собиралась брать в плен, – возразила молодая актриса, – и мне не пристало стеснять вашу драгоценную свободу!

До этой минуты де Валломбрез владел собой, скрывая свою врожденную вспыльчивость под покровом притворного смирения, но твердый и в то же время учтивый отпор Изабеллы начал выводить его из себя. Он осознал, что за этой неприступностью скрывается любовь к другому, и к его гневу добавилась ревность. Он порывисто шагнул к девушке, которая тут же взялась за оконную задвижку. Черты герцога исказила злоба, он лихорадочно кусал губы.

– Зачем эти увертки? Уж лучше скажите, что вы без ума от Сигоньяка, – внезапно осипшим голосом проговорил он. – Вот откуда взялась эта несокрушимая добродетель, которой вы так кичитесь. Чем же он пленил вас, этот счастливейший из смертных? Разве я не красивей, не богаче, не знатнее его? Я так же молод, так же красноречив, да и влюблен не менее страстно!

– Но помимо всего этого, у барона есть одно качество, которого недостает вам: он умеет уважать ту, которую любит, – ответила Изабелла.

– Значит, недостаточно любит, – хрипло произнес де Валломбрез и схватил Изабеллу в объятия. Девушка перегнулась через подоконник и негромко вскрикнула, почувствовав на себе жадные руки дерзкого вельможи.

В тот же миг дверь комнаты распахнулась, и в через порог, расшаркиваясь и преувеличенно кланяясь, шагнул Тиран. Герцог тотчас выпустил Изабеллу, взбешенный неожиданной помехой.

– Простите, мадемуазель, – начал Тиран, косясь на герцога, – меня не поставили в известность, что вы находитесь в столь блистательном обществе! Я пришел всего лишь затем, чтобы напомнить вам, что час репетиции давно наступил – задержка только за вами.

И в самом деле, в просвете полуоткрытой двери виднелись фигуры Педанта, Скапена, Леандра и Зербины. Все вместе они вполне могли служить надежным бастионом против посягательств на целомудрие их подруги и соратницы по сцене.

Де Валломбрез был в ярости. Первым его порывом было броситься со шпагой на этот дерзкий сброд и в два счета его разогнать. Однако он тут же опомнился. Прикончив одного-двух актеришек, он бы ничего не добился, а только вызвал бы ненужный шум и постыдные слухи. Да и марать руки кровью простолюдинов герцогу не пристало. Поэтому он заставил себя успокоиться и, с ледяной учтивостью поклонившись Изабелле, удалился. Впрочем, на пороге он задержался на мгновение, обернулся, взмахнул рукой и сказал:

– До свидания, мадемуазель!

Слова эти, ничего не значащие сами по себе, в его устах прозвучали угрозой. На лице молодого герцога, еще недавно столь пленительном, снова проступила печать дьявольской злобы и порочности.

Изабелла невольно вздрогнула, хотя присутствие актеров и казалось надежной защитой. В ту минуту ею овладел смертельный страх, который испытывает голубка, когда коршун, парящий в вышине, все сужает и сужает над ней свои круги.

Валломбрез направился к карете, сопровождаемый владельцем гостиницы. Тот семенил за ним, рассыпаясь в бесчисленных докучных любезностях. Но вот гром колес возвестил о том, что незваный гость отъехал…

То, что помощь подоспела к Изабелле столь своевременно, объясняется следующими обстоятельствами.

Прибытие герцога де Валломбреза в неслыханно роскошной карете вызвало восторг и сумятицу среди обитателей гостиницы. Вскоре эти толки дошли и до Тирана, который, подобно Изабелле, был занят разучиванием роли у себя в комнате. Сигоньяк отсутствовал, так как задержался в театре на примерке нового костюма, бородач, осведомленный о намерениях герцога, решил держать ухо востро. Для этого он приложил его к замочной скважине комнаты Изабеллы и, совершая похвальную в данном случае нескромность, стал слушать происходившую там беседу, готовый появиться на подмостках в том случае, если дело зайдет чересчур далеко. Таким образом ему удалось спасти Изабеллу и остановить окончательно потерявшего власть над собой распутного герцога.

Очевидно, этому дню было суждено стать неспокойным.

Читатель помнит, что Жакмен Лампур получил от Мерендоля задание отправить в лучший мир капитана Фракасса. Поэтому бретер, ловя подходящий случай, уже с трех часов топтался на небольшой площадке у постамента бронзового короля. Сигоньяк, возвращаясь в гостиницу, никак не мог миновать Новый мост. Лампур ждал уже больше часа, время от времени принимаясь дуть на пальцы, чтобы они не закоченели и верно служили ему, когда придет время действовать, а заодно переминался с ноги на ногу, пытаясь согреться. Погода была холодная, солнце садилось за Красным мостом по ту сторону Тюильри в окружении багровых туч. Сумерки стремительно сгущались, прохожих становилось все меньше.

Наконец показался Сигоньяк. Он шел быстрым шагом, его почему-то весь день донимала смутная тревога за Изабеллу, и торопился поскорее добраться до гостиницы. В спешке он не заметил Лампура, и тот сдернул с него плащ таким внезапным и резким движением, что лопнули завязки на шее. Не успел Сигоньяк опомниться, как остался в одном камзоле. Не пытаясь отобрать плащ у бретера, которого принял сначала за обыкновенного воришку, барон с быстротой молнии обнажил клинок и встал в позицию. Лампур моментально последовал его примеру – ему понравилась реакция противника. «Что ж, – подумал он, – немного позабавимся».