Роковой поцелуй - Андерсен Блэйн. Страница 51

И все-таки что-то ее тревожило:

– Кейрон, будь осторожен.

– Ничего не случится, дорогая. К вечеру я вернусь.

Элис вышла на солнечную лужайку. Когда она работала на Данкена, она подбирала волосы в скромный пучок – как то приличествовало гувернантке. Теперь, будучи хозяйкой Фоксхолла, она распустила волосы так, как часто ходила в Брайархерсте.

Она чувствовала себя несколько неловко в розовом узорчатом халате – он ведь тоже был не ее. Хотя Кейрон и убеждал ее, что его мать охотно предоставила бы в ее распоряжение все, что хранилось в ее шкафах, рыться в гардеробе незнакомой женщины было для Элис неудобно, и она решила как можно быстрее заказать себе побольше новых платьев. Тем не менее, она не могла отказать себе в удовольствии ощутить прикосновение дорогой ткани к телу.

Летний день лучился теплом, все было так хорошо… Только вот…

Элис покачала головой, отгоняя неприятные мысли. Нет, ведь Хэдли заверил ее, что сделает все, чтобы ее свободе ничто не угрожало; а теперь, когда с ней Кейрон, тем более ей нечего бояться… С другой стороны, если в качестве гувернантки скрыться от преследования было не так сложно, совсем по-другому будет обстоять дело сейчас, когда она стала герцогиней. Наверняка пойдут вопросы: кто она, откуда?

Она топнула ногой – нет, бояться нечего. А кроме того, какой смысл?

Она посмотрела налево, направо: куда пойти? Слева от подъезда, как сказал Уильям, была оранжерея. За ней виднелось несколько террас, к нижней вела грабовая аллея; каменные скамейки, подстриженные деревья. Прямо перед ней был цветник, через который они уже проходили вчера. А вот слева – да там, пожалуй, было нечто, что стоило посмотреть.

За клумбой с гиацинтами возвышался каменный портал – нечто вроде кромлеха Стоунхеджа; по обе стороны от него шла цепочка тисовых деревьев, соединенных живой изгородью. По ее форме она догадалась, что это было: лабиринт! Кейрон как-то упомянул, что его дед любил такие сооружения и в конце концов сам построил его в своем поместье. У входа висела потемневшая латунная табличка, на которой было выгравировано: «Входящий, будь осторожен. Кто забудет дорогу, по которой шел, будет обречен вечно идти по ней». Элис улыбнулась, прочитав это мрачное предупреждение. У нее был врожденный навык ориентироваться в пространстве, и до сих пор она не запуталась ни в одном лабиринте.

Она вошла в лабиринт. Снаружи изгородь была тщательно подстрижена, поверхность ее была почти гладкой; не то, что внутри: ветви и листья сплетались в диком разнообразии. Трудно было даже сказать, насколько расположение зарослей и проходов соответствовало первоначальному плану, скорее казалось, тут прошелся какой-то сумасшедший косарь.

Какое-то странное, гнетущее чувство проникло в душу Элис, но она отогнала его на время. Раздвигая ветви, она двинулась вперед. Дорожка сразу после входа начала заворачивать в сторону. В конце концов, она выведет ее в самый центр лабиринта – так, по крайней мере, было с теми, с которыми она была знакома раньше.

Она проходила поворот за поворотом, зеленый туннель становился все уже и уже. Ее мысли унеслись далеко – вспомнилось, как уехал Кейрон, какие чудесные ощущения она испытала этой ночью.

Даже теперь ей с трудом верилось, что она – его жена. Все произошло так быстро, как будто весенняя гроза обрушилась на нее. Еще вчера она была гувернанткой, вынуждена была жить во лжи; но вот появился Кейрон, и жизнь пробудилась в ней – это его самый дорогой ей подарок!

Она знала Кейрона Чатэма меньше шести месяцев. Такой краткий период ухаживания – это почти скандал, особенно, если учесть, что значительную часть этого периода она боролась со своим чувством к нему. Однако где-то в подсознании Элис чувствовала, что они когда-то встречались раньше, но когда, при каких обстоятельствах, – это от нее ускользало.

Она покраснела, вспомнив их первую ночь. Какой он был нежный, ласковый – она никогда не думала, что такое возможно. Она всегда считала, что мужчины довольно грубы и думают только о себе – хотя даже не могла понять, как и почему она пришла к такому мнению. Может быть, из-за Хэдли; когда он пытался показать ей, что любит ее, она чувствовала себя скорее как затисканная кошка, чем как женщина. Теперь все ее предубеждения были рассеяны нежными ласками Кейрона.

Какие у него руки! Как они ее возбуждали, как она их любила. А теплый аромат его тела, а та вулканическая сила, с которой их влекло друг к другу… Элис закрыла глаза, вспоминая о радостях прошедшей ночи. А дорожка вела ее все дальше и дальше.

Какой-то острый сучок зацепил ее где-то около колена, и она чуть не упала. Ткань платья не разорвалась, и запуталась в узел. Элис повернулась, наклонившись, чтобы высвободиться, в голову пришло еще одно воспоминание, на сей раз, не столь приятное.

Шрам на ноге у Кейрона – это был след серьезной раны: и размеры, и цвет его говорили за это. Он объяснил все, но что-то в его словах явно не стыковалось. Элис постаралась вспомнить в точности, что он говорил. О какой-то недавней дуэли.

Верно, она вообще еще очень мало знает о прошлом Кейрона. Но она знает, что он отличный стрелок – достаточно вспомнить, как он тогда свалил кабана! Удачная случайность? Вряд ли. Но тогда как же он промахнулся на дуэли, дав возможность сопернику нанести ему такую рану? Явно слишком большая для выстрела на обычном для дуэли расстоянии. Он сказал, что соперник выстрелил раньше положенного сигнала, но, судя по шраму, выстрел был произведен на расстоянии трех-четырех шагов – не более!

Кейрон говорил, что его ранили незадолго до их первой встречи. А почему же она никогда не видела, чтобы он хромал? Она вспомнила обстоятельства их знакомства. Она встретила его, когда спасалась бегством из Брайархерста. Ничего странного она вроде бы не заметила. Он помог ей взобраться в экипаж, и… Элис задумчиво склонила голову набок.

Да, он ведь не встал! К тому же, ноги его были закрыты пледом, и, видимо, ему было больно – теперь, вспоминая его тогдашнее выражение лица, она это поняла со всей ясностью. Ну почему он не рассказал ей о ране, а вместо этого предпочел создать о себе впечатление как о неотесанном невеже? Дуэль вовсе не считалась позором, а если он к тому же был жертвой вероломства – что же тут было скрывать? А Кейрон ни словом об этом не обмолвился…

Ей вдруг стало не по себе. А вот и центр лабиринта: Элис опустилась на мраморную скамейку, мысли тоже были как лабиринт – путаные, отрывочные…

Да вообще, почему ее все это так беспокоит? Просто Кейрон решил не говорить ничего о своей дуэли первой встречной – и это тоже понятно. Ничто не противоречит тому, что он ей говорил – что он был ранен как раз накануне ее бегства из дома, после того ее рокового выстрела…

Стоп! У нее мгновенно пересохло во рту. Выстрел в Кейрона и ее выстрел в убийцу Джулии – простое совпадение? А рана-то его очень похожа на ту, которая могла быть и нанесена пулей из ее револьвера – в ногу, с близкого расстояния.

Она отчаянно замотала головой, пытаясь избавиться от пугающей мысли. Это какое-то безумие: Кейрон – ее муж, а не убийца. Просто она перегрелась на солнце.

Элис подошла к солнечным часам в центре лабиринта, надеясь, что мысли ее примут более рациональное направление. Однако жуткая догадка крепко держала ее в руках.

А сколько еще вопросов, на которые до сих пор она так и не могла найти подходящего ответа. Рана – это только начало. А почему Кейрон с самого начала стал ее так преследовать – подумаешь, какая-то гувернантка? Этот вопрос стал еще более острым теперь, когда она увидела Фоксхолл – такое богатство, такие традиции – и интерес к простой, бедной девушке?

А та легкость, с которой он принял ее рассказ о своем прошлом! Очень странно. Конечно, она так хотела быть с ним, что тоже легко приняла его версию: классовые различия для него не имеют значения; так, по крайней мере, он ей говорил – а она верила…

Даже когда обнаруживались весьма пикантные детали в ее прошлом, он их воспринимал как должное. Конечно, когда он застал ее с Хэдли, он не мог скрыть своей ярости, но это была ревность, и только – и он с готовностью принял ее объяснения, включая и признание, что она ему лгала.