Белый вереск - Рединг Жаклин. Страница 48

— Я непременно докопаюсь до правды, Катриона, как только мы приедем в Лондон, — заявил он.

Через неделю Катриона и Мерид сели на небольшое суденышко, специально нанятое Робертом, которое должно было доставить их сначала в Обан, а потом в Ливерпуль. Оттуда они смогут ехать до Лондона по суше, и всего через каких-нибудь две недели окажутся в столице. Так что Катриона едва успела подготовиться к отъезду, уносящему их в неопределенное будущее.

Роберт вел себя просто по-королевски. Он приказал похоронить Мэри на кладбище Россмори и, хоть тело Энгуса и не было найдено, велел поставить рядом с ее могилой большую надгробную плиту в память о гордом шотландце. Из домика Макбрайанов, тоже по приказанию герцога, вывезли все скудные пожитки девушек, дабы избавить их от тяжелых воспоминаний.

О сокровищах Роберт больше не вспоминал; казалось, все его помыслы были заняты одной Катрионой, ее безопасностью и спокойствием.

Он написал в Лондон брату Ноа о своем скором прибытии в столицу. В письме Роберт попросил его связаться с их семейным адвокатом Куинби, который, возможно, сумеет им помочь найти родственников леди Кэтрин.

Сама Катриона все еще никак не могла привыкнуть к мысли о том, что ее матерью была другая женщина, а вовсе не Мэри, хотя медальон служил тому подтверждением. Ведь это Мэри вырастила ее, заботилась о ней, любила ее. Мэри привила ей любовь к чтению, поощряла ее мечты об интересных приключениях, словно знала, что главное приключение в жизни девушки еще впереди.

И кажется, оно уже началось.

Глава 20

Сентябрь 1815 года

Лондон

Портьеры с легким шелестом раздвинулись, и, повернувшись, горничная вскрикнула, увидев сидящую на краю кровати Катриону, которая внимательно наблюдала за ней.

— Боже мой, мисс! — воскликнула она. — Вот уж никак не ожидала, что вы уже проснулись и сидите тут одна в темноте.

— Выпьете чаю здесь или предпочтете спуститься вниз, в столовую, чтобы составить компанию его светлости и другой мисс? — осведомилась горничная.

Катриона видела, с каким выражением горничная смотрела на платье, в котором она приехала прошлой ночью в Лондон: казалось, служанка опасается, что платье может внезапно зашевелиться.

— Благодарю вас, — отвечала Катриона, — я спущусь к остальным. — Она осторожно посмотрела туда, куда свешивались ее ноги. Кровать была непомерно высокой. Всю жизнь девушка спала на низких лежанках, прикрытых матрасами, набитыми соломой и вереском. И теперь Катриона спросила себя, сможет ли хоть когда-нибудь привыкнуть к такому мягкому и высокому ложу, с которого того и гляди ненароком ночью свалишься.

Вдруг Катриона почувствовала на себе взгляд горничной.

— Хотите, чтобы я помогла вам одеться, мисс? — предложила та.

— Нет, благодарю, — пролепетала девушка. — Я сама справлюсь.

Горничная удивленно посмотрела на нее и, положив платье на кровать, направилась к двери. Катриона терпеливо дождалась, пока та выйдет из комнаты, и лишь потом решилась соскользнуть с кровати.

Служанка не разбудила ее. Катриона проснулась на рассвете, точнее, когда городской шум оповестил девушку о начале нового дня и она смогла наконец пробудиться от того то ли сна, то ли полузабытья, в котором пребывала всю ночь. Катриона совсем не отдохнула в ту первую для нее после приезда ночь в городе. Конечно, она и не ждала, что сможет с легкостью привыкнуть к новой обстановке, но все оказалось уж слишком отличным от размеренной жизни в Шотландии. Там, в их уютном домике, она обычно просыпалась под пение птиц, полной грудью вдыхая свежий морской ветерок, врывающийся в комнату сквозь распахнутое окно. С окутанных туманом гор эхом доносились крики глухарей.

А что в Лондоне? Здесь все иначе. Ее разбудил цокот копыт по мостовой, скрип колес, смех и разговоры прислуги, приступившей спозаранку к своим хлопотливым обязанностям. Ко всему прочему, со всех сторон лаяли собаки, и раздавались крики с крыш.

Натянув платье, Катриона босиком прошла по узенькому коридорчику, заканчивающемуся у ведущей вниз лестницы. Она почти не помнила, как они приехали сюда — ночью было так темно, и девушка очень устала с дороги. И теперь, ступая по толстому ковру, она восторженно взирала на многочисленные картины в сверкающих золоченых рамах, на изящные столики, блестящую поверхность которых украшали мраморные бюсты каких-то людей и масса всяких безделушек. Катриона видела, что за широко распахнутыми дверьми, то и дело попадавшимися ей на пути, находятся роскошные покои.

Этот замок был гораздо больше Россмори, и еще никогда в жизни Катриона не ощущала себя такой лишней. Тут все было дорогим, великолепным; даже портьеры, обрамлявшие узкие высокие окна, казалось, сделаны из какой-то необычной, диковинной ткани. Пусть своим происхождением она и связана с подобной роскошью, но душа ее, ее сердце все равно навеки останутся в диком уголке горной Шотландии. Осознав это, Катриона вдруг пожалела, что позволила Роберту привезти их сюда, где они никогда не почувствуют себя своими.

Нет, там, в Шотландии, все иначе. Хоть Россмори и был величествен и великолепен, Катриона хорошо знала его, к тому же он стоял в знакомой местности, где жили знакомые ей люди. А здесь, в Лондоне, у Катрионы появилось чувство того, что она ступила в совершенно чужой мир, впрочем, на самом деле так оно и было.

И девушке очень захотелось вернуться назад.

Наконец, забредя пару раз по ошибке в другие комнаты — в библиотеку, где ей бы так хотелось остаться, и в чулан, заставленный, видимо, старой мебелью, — Катриона оказалась в столовой. Роберт сидел в дальнем конце комнаты, развернув газету. Он еще не заметил своей гостьи. Задержавшись в дверях, Катриона подумала о том, как, должно быть, замечательно он чувствует себя теперь, вновь обретя зрение и вернувшись к привычному образу жизни.

Герцог был необычайно красив в своем светском костюме, ведь в Россмори он обычно одевался куда проще. На нем был сюртук темно-бордового цвета, серый жилет и черные бриджи. Ворот рубашки украшал затейливо завязанный накрахмаленный галстук, а начищенные до блеска сапоги доходили до колен. Сразу было видно, что это сильный и знатный человек — словом, настоящий герцог.

Опустив глаза на свое простенькое платьице из домотканой шерсти, под которым была надета поношенная полотняная сорочка, Катриона недовольно поморщилась. Может, лучше повернуться и, пока он не увидел ее, быстренько…

— Доброе утро, — оторвал ее от размышлений Роберт.

— Доброе утро, — пробормотала девушка в ответ. Ей ничего не оставалось, как подойти к нему и сесть на стул напротив. Лакей в ярко-желтой с голубым ливрее немедленно приблизился к Катрионе, чтобы налить чашку ароматного чая. Девушка заметила, что он оторопело смотрит на ее голые ноги, выглядывающие из-под подола.

— Ты хорошо спала? — заботливо спросил Роберт.

— Да, — солгала Катриона. — Очень хорошо. Сложив газету, Роберт внимательно посмотрел на нее.

— Я бы позволил тебе поспать подольше, но кое-какими делами надо заняться безотлагательно, и чем скорее мы начнем, тем лучше.

Кивнув, Катриона отпила чаю, стараясь спрятать ноги подальше под стул.

— Мерид скоро присоединится к нам и… — продолжал герцог.

И тут, словно по команде, в столовую вошла Мерид. Девушка робко улыбалась, бормоча под нос утренние приветствия. Катриона заметила, с какой осторожностью сестра берет в руки чашку — наверняка она боялась разбить ее. Можно не сомневаться, Мерид чувствует себя не лучше, чем она, и тоже считает себя здесь чужой.

— Я велел позвать портниху, — сообщил Роберт. — Она скоро придет и снимет с вас обеих мерки.

— Портниху? — изумилась Катриона. — Зачем, Роберт? У нас же есть одежда!

— Есть, конечно, но этого слишком мало, — промолвил герцог. — Тебе понадобятся платья, какие носят в городе, к тому же ты будешь ходить на светские приемы, и тебе будут нужны…

— На какие еще светские приемы? — перебила Катриона. — Я-то думала, мы приехали в Лондон для того, чтобы разузнать что-нибудь о леди Кэтрин. — Катриона по-прежнему считала своей матерью Мэри, поэтому никак не могла называть родную мать иначе, чем по имени.